Обреченная ненависть - Вика Жукова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В ванной, что казалась мне морем, а я плавающим теплоходом, стоял таз с замоченными вещами. Даже машинки стиральной нет.
Кухонка. Обшарпанная и узкая для взрослого меня.
Сердце сдавило тисками. В голове бухал приток крови.
Я не мог справиться с хлышущей как цунами агрессией.
Перед глазами встала пелена.
Как я плакал, рвался к тому, кого считал отцом.
Я боялся, не понимал почему меня привезли в то холодное здание с чужими людьми, грязными неопрятным ребятишками, тучками шныряющими по коридорам.
Меня словно накрыло прессом.
Не помня себя, выскочил из квартиры, а следом на улицу, громыхнув тяжёлой железной дверью..
Не мог надышаться. Мои лёгкие словно остались там, наверху. Пар изо рта рывками вылетал из глубины моей черствой души.
Я взглянул на окна.
Там стоял силуэт.
Руслана.
Зачем я встретил тебя. Почему именно сейчас, когда моя ненависть и обещанное желание мести ещё горели внутри ярким пламенем. И я сам горю в этом ничтожном чувстве.
Мне показалось, что силуэт слишком быстро осел, словно его хозяйка упала.
Рванул обратно.
Дверь так и осталась распахнутой. В квартиру сочился холодок.
Лана сидела под окном и плакала. Тихо всхлипывала, уткнувшись головой в руки, сложенные на поджатых к груди коленях. Из гостиной, если можно так назвать заставленной мебелью комнату, доносилось пьяное бормотание.
Папаша ее сволочь. Сам свою дочь наказывает.
Жизнь в нищите, буллинг, безответная любовь и низкая самооценка.
Нахрена я с ней связался?
Сейчас самое время уйти и не портить ей жизнь.
Но вместо это я присел возле девушки и притянул ее к себе.
Хрупкое девчачье тело содрогалось, несмело обняв меня тонкими руками.
Меня снова швырнуло в поток воспоминаний о прошлом.
Мы сидели на этой же кухне, обнявшись. Лане был только годик. Мне пять.
В квартире много взрослых. Все в черном. Нас кормили, купали, укладывали спать. Отец почти не подходил ко мне. Я плакал.
— У тебя кровь, — послышался голос повзрослевшей Ланы.
— Что? — нахмурился я.
— Кровь. На руке.
— Я ж ни с кем не дрался, — нахмурился, поднимаясь вслед за девушкой.
Та достала со шкафчика аптечку, и принялась обрабатывать мою руку.
Хорошей все таки девушкой она выросла. Красивой, доброй. Не избалованной. Простой как три копейки.
Ещё бы. В таких условиях она с лёгкостью могла вырасти глупой бичихой, начать пить, курить, таскаться с парнями по падикам. Начать воровать. Или пользоваться своей внешностью и цеплять богатых папиков в клубе.
Я снова посмотрел на светловолосую.
Проникся к ней простым человеческим сочувствием.
— Наверное, это когда Аля тебя сумкой стукнула. Замком, или бляшкой от ремешка, — беспокойно осмотрела пустяковую царапину, прикладывая к ней бинт, смоченный перекисью.
Легонько подула, подтерла засохшую кровь.
— Прости. Мне ужасно стыдно, что ты стал свидетелем моего очередного позора.
— Прекрати. Это не твоя вина, а твоего отца. Скажи, а у тебя брат, или сестра есть? — мне хотелось узнать, помнит ли она что-нибудь из глубокого детства. Или отец рассказывал ей, вскользь упомянул что у нее был приемный брат.
— Нет. Не успели, — Лана одарила меня нежной теплой, но грустной улыбкой. — Мне тогда всего годик был...
Было видно, как тяжело ей произносить тревожащие душу слова.
— Я думала, ты уйдешь. Навсегда. Увидел как я живу, что отец пьяница, и я потеряла в твоих глазах прежнюю привлекательность, — с усмешкой призналась девушка, заправив волосы за уши.
Я не удержался и пропустил свои пальцы свкозь карамель волос.
— Тебе так лучше, а то как школьница выглядишь, — Лана смущенно отвернулась.
Меня распирало изнутри непонятным чувством. Слишком милая, слишком нежная. Источающая сладость на языке от своей невинности.
Даже если я передумал ее использовать, между нами огромная пропасть. Начнем с того, что она влюблена в моего брата. А во-вторых, я ненавижу ее отца. И хочу, чтобы он страдал за свою дочку.
А не она из-за него.
План действий меняется.
Глава 20
Я думал о ней стоя в душе.
Нет, не представлял ее голой или пытающуюся меня соблазнить.
Мысли, как кино. Отдельные кадры проведенного с ней дня.
С нашей первой встречи.
Эти губы, глаза, носик. Волосы, которые хочется трогать, пропускать через пальцы, окунаться в них лицом и вдыхать аромат карамели.
Я испытываю раздражение от этого наваждения. Впервые, не знаю, что делать дальше.
Не уверен, что месть ее отцу через саму Лану, хоть как-то заденет его душу. Мужику плевать на собственного ребенка. Наверное, я даже рад, что он меня спихнул. А то бы рос сейчас в этой халуме.
И ничего из себя не представлял.
— Чем ты занимаешься? — девушка убрала перекись и поставила чайник.
— Учусь. Просто сейчас передышку взял, — скомканно ответил я, поглаживая пластырь на своей руке, которым Лана заклеила порез.
Она перестала нервничать, как только я показал, что мне не интересна окружавшая нас обстановка.
Частично я не врал. Я действительно учусь на юридическом.
А ещё, учусь угонять тачки. Беспалевно. Делаю чисто и аккуратно.
Не только из-за нужды.
Я испытываю адреналин, когда моя жизнь и свобода находятся в опасности. В подвешенном состоянии.
Лана рассказала, что отец иногда срывается. Запивает. И вроде ему потом очень стыдно.
Было бы стыдно, не повторял бы этой херни.
Меня впечатляло, что она сама пытается что-то делать. Выгул собак и услуги няньки — совмещает с учебой.
— Ты отцу помогаешь? — поинтересовался я.
— Нет. Я, коплю на ноутбук. Чтобы можно было спокойно уроки дома делать. С телефона не всегда удобно, поэтому мне приходится оставаться после уроков в библиотеке. Потом собаки, потом Аленкина лапочка дочурка. Ищу подработку поближе, чтобы время не терять на дорогу. Был бы ноут, можно было устроиться на что-то посерьёзнее, в центре. Уроками бы дома занималась.
— Я могу облегчить твои потуги обогатиться, — в шутку бросил я.
— Нет. Ты и так слишком много сделал для меня, что у меня до сих пор в душе кошки скребут. Я заработаю, — с гордостью заявила она.
Посмотрел на ее красные от усталости глаза.
Такую хочется защищать и помогать. Но ее характер и чувство обострённой справедливости чуть не довели до серьезных проблем. Ну нет в ней аферистических пособностей.
— Пообещай больше не мстить. Это не твое, — уж кто бы говорил.
Та кивнула,