Спасти Каппеля! - Герман Романов

— Таки я и думал! Ну что ж, Семен Федотович… Если гора не идет к Магомету, то Магомет идет к горе…

— Ошарашили вы меня, Константин Иванович, крепко ошарашили…

Вологодский промокнул платком вспотевший лоб и застучал пальцами по столу, напряженно размышляя.

Арчегов-Ермаков чувствовал себя не лучше — угораздило же премьера присяжным поверенным побывать, научился концы с концами увязывать. По тому же пути пошел, что и Яковлев, наткнувшись на непонятности. И стал клубочек аккуратно и терпеливо распутывать. И вниманием не обделен председатель — даже в церкви на венчании подловил его, Константина, любопытные взоры. В том мире Ермаков не знал таинств, а потому и взирал на все с интересом, а ведь настоящему Арчегову такое было не в диковинку, с детства в церковь ходил. Не ту работу избрал Вологодский — ему в контрразведке цены бы не было.

Куда там Яковлеву — премьер даже раздобыл такой факт, что пять лет назад Арчегов служил вместе с Каппелем в 14-й кавалерийской дивизии. Когда Константин отдал свой казенный особняк семье генерала, то сделал обоснованный вывод о неких узах, что связали рядового драгунского офицера и капитана генштабиста, помощника начальника штаба дивизии.

И в других направлениях Петр Васильевич глубоко «покопал», вернее не он, а офицеры ГПУ, так сейчас называли спешно восстановленную политическую полицию. А легализованные жандармы умели работать, такое досье за неделю собрали на командующего армией, пальчики оближешь. И в Михалево кого-то завербовали — откуда же взялась пометка о недоумении его жены Нины на новые непонятные привычки мужа и совершенно иной стиль разговора и общения. Любят бабы языком почесать…

— Я бы не поверил, если бы не странные намеки наших адмиралов. Они вас чуть ли не на божницу ставят, настолько уже почитают. — Вологодский отхлебнул из стакана остывшего чая и поморщился. Еще бы — он разговаривал с полковником больше часа, забыв про дела, про принесенный адъютантом чай. Только пепельница с несколькими папиросными окурками молчаливо свидетельствовала о чрезвычайной важности беседы. Петр Васильевич был некурящим, и никто не осмеливался дымить в его присутствии. Но сегодня он сам предложил Арчегову курить, настолько был завлечен беседой…

Доволен был и Константин — он рассказал премьеру правду и только правду. Только не всю, дозированно, придерживаясь ранее изложенного адмиралу Смирнову — да, было во сне откровение, он видел будущее и потому переродился и предпринял в конце декабря все возможные действия. Но одно он знал четко — ни в коем случае нельзя говорить кто он такой на самом деле, ни о чудесном спасении императора Михаила, неизвестно откуда появившимися пришельцами во времени, то ли тевтонами, то ли русскими. И он жалел только об одном…

— Константин Иванович, в последние два дня я все больше стал задумываться о некоторых «деятелях» моего правительства, — Вологодский говорил еле слышно, но Арчегову тихая речь премьера показалась сигналом трубы. Именно о двух министрах он сейчас и думал, причем присутствие одного начало сильно тяготить — этот прирожденный мошенник, политический прохвост, бывший каторжник и откровенный иуда, нес собой определенную угрозу, и, хуже того, он ведал настоящую сторону его появления здесь.

— Сегодня жандармы предоставили мне доклад о деятельности Яковлева. Она весьма характерна для него — министр тайно саботирует некоторые мероприятия нашего правительства. Я опасаюсь, что он не порвал своих связей с эсеровской партией и тайным большевистским подпольем, и, пользуясь своим положением, причастностью к государственной политике, может принести огромный вред. Но в то же время его присутствие в кабинете политически важно, не буду скрывать, и свидетельствует об определенном демократизме Сибирской власти.

— Мне тоже докладывали контрразведчики о двурушничестве министра внутренних дел, — резким движением Арчегов затушил окурок. Ну что ж — раз время подошло, то решать проблему нужно со всей беспощадностью, благо не он этот разговор начал.

— Кроме того, уважаемый Петр Васильевич, наблюдение за Яковлевым показало, что этот господин действительно ищет контакты с большевиками. Тут ваши предположения верны. Но…

— Вы что-то хотели еще сказать?

— Тут дело такое. Контрразведка вскрыла эсеровскую группу в бывшем отряде осназа, который, как вы знаете, находился под особой опекой Яковлева. «Почистили» хорошо, но, к сожалению, министр снова взял его под свое крылышко. Это меня сильно беспокоит…

— Вы думаете, там возможен мятеж? Создан заговор? Жандармы мне не докладывали. Но я не удивлюсь, если такое произойдет. — Вологодский сжал губы в ниточку, глаза гневно блеснули.

— Там совсем другое, Петр Васильевич, — Арчегов наклонился над столом. — Против Яковлева замышляется теракт, за измену делу партии эсеров и революции. Нити ведут к бывшим членам Политцентра!

— И что вы намерены делать, Константин Иванович? Может, нам лучше передать все это в ГПУ? — Вологодский спросил несколько напряженным голосом, и Арчегов понял, что этот старый политик уже сообразил, куда клонит командующий армией.

— Не думаю, Петр Васильевич! Заговорщики орудуют в армии, а потому ими заниматься должна контрразведка. Жандармы занимаются всем другим подпольем, раз мы приняли такое решение. Но если вы мне приказываете, я немедленно распоряжусь, чтобы капитан Черепанов передал дело в ГПУ.

— Нет, нет, — Вологодский притворно замахал руками. — Раз мы распределили для наших спецслужб разные направления, так пусть они занимаются своими делами. Тем более аппарат ГПУ только создается фактически на голом месте и к тому же особым департаментом в МВД. Хотя я его лично курирую, но и Яковлев имеет определенные возможности. Лучше пусть занимается военная контрразведка, тем более это дело напрямую касается армии.

— Хорошо, Петр Васильевич, — покладисто согласился Арчегов, внутренне улыбаясь — именно этого он и добивался. Тем более контрразведчики подчинялись только ему, а не военному министру Сычеву, а это давало самые широкие возможности для претворения в жизнь задуманного.

— Я только хочу спросить — когда эсеры планируют провести теракт? И кто, кроме Яковлева, является их целью?

— На днях. Группа боевиков небольшая, а потому акт будет единичный. Но, возможно, следующими их жертвами можем стать мы с вами…

— Даже так?! Все не уймутся! Надо их немедленно арестовать!

— Зачем? Пусть нарыв вызреет, и мы его разом вскроем и вычистим все подполье. За теракт против главы МВД можно запретить партию эсеров — тут общество встанет на нашу сторону.

— Это было бы кстати, — Вологодский бросил быстрый взгляд, и Арчегов его правильно понял.

— Мы возьмем их на месте, и постараемся не допустить вреда министру. Да и сам Яковлев, надеюсь, сделает нужные выводы из неудачного покушения на его особу.

— Вряд ли, Константин Иванович. Он как тот горбатый. Ну да ладно…

Вологодский устало смежил веки, а Арчегов мысленно ухмыльнулся — раз горбатого только могила исправит, так и будет сделано, ведь негласное разрешение премьер-министра получено. А такого, признаться, он не ожидал от мягкого и нерешительного Петра Васильевича — видно, и его уже допек хитрый каторжник и иуда…

— Не стоит благодарностей! Я только выполнял приказ генерала Сыровы о немедленной помощи вашим казакам, если городу будет грозить опасность захвата красными партизанами.

Начальник 3-й дивизии чехословацкого легиона полковник Прхала небрежно взмахнул рукой, останавливая Бычкова. Казачий полковник был рад — удержались чудом и выиграли пару дней, а то и больше. Сейчас партизаны оставят Канск в полном покое, и штурмов можно не опасаться. Теперь, когда чехи вышли из состояния безучастной апатии, лезть на пушки бронепоезда и пулеметы ни одна отпетая лесная головушка не будет.

Тасеевцам нужно время, чтобы «зализывать кровь на ранах» да горестно посокрушаться над понесенными потерями. Весьма значительными, если взять по местным меркам. Почти сотня трупов и вдвое больше раненых осталось лежать на окровавленном, изрытом снарядами, снегу.

— Мы оставляем в Канске десять своих эшелонов с имуществом корпуса. Это согласовано нашим командованием с вашим правительством. Поверьте мне на слово, расшифровку сообщения я покажу вам в вагоне. Вы, господин полковник, должны все принять, составить надлежащую опись, определить с нашими интендантами ценность золотом, опечатать вагоны и выставить свою охрану. Первый путь мы освободили далеко за Тайшет, до Нижнеудинска нам совсем немного осталось. Еще пять дней, и ваши войска подойдут сюда и возьмут оставленные нами грузы.

Бычков на минуту задумался — так вот оно что происходит. Чехи просто и вульгарно продают нам захваченное у нас же добро. Понимают, что им все не вывезти, вагоны отберут с паровозами. Потому набиваются в теплушки, как селедки в банки, и один путь на железной дороге освобождают, чтоб сибирские части на Красноярск пропустить.