Шаманизм - Виктор Михайлович Михайловский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Из всех действий шаманов самым характеристичным для его звания является то, что принято в настоящее время называть камланием. Участие шамана в празднестве в качестве жреца, жертвоприносителя, является фактом второстепенным, производным и не составляет сущности шаманства. Сцены камлания у различных наших инородцев довольно подробно описаны старыми и новыми путешественниками: особенно много описаний встречаем мы у Гмелина и Палласа, хотя, как было уже замечено, ученые XVIII века не могли отнестись вполне объективно к замечаемым ими фактами. В Аргунске Гмелин видел фиглярства, как он выражается, одного тунгусского шамана. Камлание происходило ночью в поле у костра. Все присутствующие сели вокруг костра; шаман разделся и надел кожаную шаманскую одежду, обвешанную железными вещами; на каждом плече у него был зубчатый железный рог. Но бубна этот шаман еще не получал от бесов, которых чрезвычайно много, причем каждый шаман имеет своих, и, у кого их больше, тот считается искуснее. Камлание заключалось в беганье в круге и пении, которое поддерживали два помощника. Другой тунгусский шаман, виденный Гмелиным, имел бубен; он держал речь нараспев; присутствующие тунгусы ему вторили. Язык изречений шамана неизвестен, притом он кричал голосами различных животных и гнал духов назад. Духи, однако, ничего ему не сказали, только очень измучили[287].
Особенно сильно описание камлания якутского оюна, который, по-видимому, произвел на Гмелина большое впечатление. Действие происходило в юрте из бересты, перед которой горел огонь. Когда уже стемнело, шаман с длинными черными волосами разделся в юрте и надел кафтан, увешанный железом, оставив штаны, а чулки заменив другими, с нашивками, которые шаманы носят только во время камлания. Взяв бубен, он сел лицом к юго-западу и начал ударять в него и кричать; хора из присутствующих при этом не было. Сидя, он стал кривляться, и его ломало; по объяснению провожавших Гмелина, он тогда призывал духов. Вдруг шаман вскочил, удары в бубен и крики усилились, черные волосы летали, и он сам метался по юрте. Наконец, исступленный шаман упал в обморок. Тогда два князца подхватили его, потому что если бесчувственный заклинатель упадет на землю, то бедствия постигнут весь народ. После того как третий князец стал держать над его головой кремень и точить нож, шаман очнулся и опять пришел в исступление; при этом он часто останавливался, упорно глядел вверх и ловил в воздухе рукой. Затем последовало предсказание, и когда все кончилось и шаман снял одежду, то заявил, что ничего не помнит[288]. Кларк характеризует камлание якутского шамана в кратких, но сильных выражениях и заявляет, что звуки бубна, конвульсивные кривляния шамана, неистовые выкрикивания, дикие взгляды при полумраке – все это наводит безотчетный ужас на полудикарей и действует сильно на нервы[289]. В «Северном архиве» за 1822 г. помещено описание лечения больного якутским шаманом. Тут мы видим его в другой роли: как врача, изгоняющего злых духов, овладевших больным и причиняющих болезнь. Действия его распадались на две части; сначала он не надевал одежды и шаманил, взяв трут и навязав кистями волосы из конской гривы, потом, обняв больного, шаман принял в себя одержащих его демонов, узнал, из какого они селения, и назначил жертву. С приводом жертвенного животного началась вторая часть лечения; шаман надел одежду, присвоенную его званию, и, подойдя к скотине, вселил в нее демона, перешедшего в него из больного. На животное это переселение произвело особенное действие; оно стояло как расслабленное. После того как скотина была убита, голову и мясо съели, а кожу и кости повесили на дереве[290].
В Западной Сибири у томских самоедов в темный мир духов также имеет доступ только один шаман; свои заклинания он производит, по свидетельству Кастрена, в особенной обстановке. Он садится посреди комнаты на скамейку или сундук, в котором не должно быть ничего опасного: ни ножа, ни пуль, ни иголки, сзади и по сторонам шамана помещаются многочисленные зрители; только против него никто не может садиться. Шаман обращен лицом к двери и делает вид, что ничего не видит и не слышит. В правой руке у него палочка, с одной стороны гладкая, с другой – покрытая таинственными знаками и фигурами, а в левой – две стрелы, обращенные острием вверх; на каждом острие прикреплен небольшой колокольчик. Наряд заклинателя не представляет ничего особенного: обыкновенно он надевает платье вопрошающего или больного. Камлание начинается песней, призывающей духов, причем шаман палочкой ударяет по стрелам, и колокольчики звенят в такт, а присутствующие сидят в благоговейном безмолвии. Как только начинают появляться духи, шаман встает и начинает плясать; пляска эта сопровождается весьма трудными и искусными телодвижениями. При этом пение и звон колокольчиков продолжается безостановочно. Содержание песни – разговор с духами, и поется она то с большим, то с меньшим воодушевлением. Когда пение достигает особенного увлечения, зрители тоже принимают в нем участие. Осведомившись обо всем у духов, шаман объявляет волю богов. При вопросах о будущем он гадает посредством палочки, которую бросает, и если она ляжет вниз стороной со знаками, то это предвещает несчастье, в противном случае – удачу. Чтобы уверить своих единоплеменников в реальности сношений с духами, шаманы прибегают к следующему средству: духовидец садится посередине разложенной на полу сухой оленьей шкуры, велит связать себе руки и ноги, затем закрываются ставни, и шаман призывает подвластных ему духов. Тогда в разных углах темной юрты и даже вне ее слышатся различные голоса, по сухой коже скребут и барабанят в такт, медведи ворчат, змеи шипят, белки скачут. По прекращении шума развязанный шаман выходит из юрты, и присутствующие убеждены, что все происходившее было делом
