Аэропорт - Артур Хейли

Собственно говоря, кое-кто из коллег мог бы поставить под сомнение превосходство интеллекта Эллиота Фримантла. Они, пожалуй, могли бы даже возразить, когда председатель назвал его джентльменом.

Коллеги-юристы склонны были порой считать Фримантла эксгибиционистом, добивавшимся высоких гонораров главным образом благодаря врождённому умению подать себя и привлечь к себе внимание. Все, правда, соглашались с тем, что у него был завидный нюх, позволявший откапывать выгодные дела, которые вызывали потом много шума.

Ситуация в Медоувуде возникла словно по заказу для Эллиота Фримантла.

Он где-то прочёл о проблеме, вставшей перед населением этого городка, и попросил знакомых порекомендовать его кому-нибудь из домовладельцев как единственного юриста, способного им помочь. В результате комитет домовладельцев обратился к нему, и то обстоятельство, что они нашли его, а не он — их, дало ему психологическое преимущество, на которое он и рассчитывал. Готовясь к встрече с медоувудцами, он полистал законы и последние решения судов, связанные с проблемой шума и нарушения спокойствия — а надо сказать, что этот вопрос был для него абсолютно новым, — и когда представители комитета прибыли к нему, он уже говорил с ними уверенно, как человек, посвятивший этой проблеме всю жизнь.

Через некоторое время он предложил им план действий, что и привело к данному собранию и его появлению на нём.

Слава богу, кажется, Занетта завершает своё многословное вступление. Оставаясь до конца банальным, он изрёк:

— Итак, я имею честь и удовольствие представить вам…

Не успел Занетта произнести его имя, как Эллиот Фримантл вскочил на ноги. И начал говорить ещё до того, как тот опустил свой зад на стул. По своему обыкновению адвокат обошёлся без вступления.

— Если вы ждёте от меня сочувствия, можете сразу уходить, потому что его не будет. Вы не услышите от меня ни слова сочувствия ни сегодня, ни при других наших встречах, если таковые состоятся. Я не из тех, кто поставляет носовые платки для слёз, потому, что они вам нужны, запаситесь ими сами или подарите их друг другу. Мой бизнес — закон. Закон, и только закон.

Он говорил намеренно резко и знал, что шокирует их, но именно этого он и добивался.

Он заметил, что репортёры подняли на него глаза и обратились в слух. Их было трое за столиком возле президиума, отведённым для прессы: двое молодых людей из крупных ежедневных городских газет и пожилая дама из местного еженедельника. Все трое были ему нужны, и он позаботился о том, чтобы узнать их имена и ещё до собрания перекинуться с ними несколькими словами. И вот карандаши уже забегали по бумаге. Отлично! Эллиот Фримантл при осуществлении любого из своих проектов неизменно высоко ставил сотрудничество с прессой и по опыту знал, что легче всего достичь расположения газетчиков, дав им материал для живого рассказа. Обычно это ему удавалось. Газетчики ценили это куда больше, чем бесплатную выпивку и еду, и чем живее и колоритнее было дело, тем благоприятнее пресса отзывалась о нём.

Чуть поубавив агрессивности, Фримантл продолжал:

— Если мы решим, что я буду представлять ваши интересы, мне придётся задать вам ряд вопросов — о влиянии шума на ваш дом, ваши семьи, ваше физическое и моральное состояние. Но не думайте, что я стану задавать вам эти вопросы, потому что меня волнует ваша участь. Честно говоря, нисколько. Пора вам узнать, что я чрезвычайно эгоистичен. Если я стану задавать вам эти вопросы, то лишь затем, чтобы выяснить, насколько велик с точки зрения закона нанесённый вам ущерб. А я уже сейчас убеждён в том, что известный ущерб вам нанесён — быть может, даже значительный — и, следовательно, по закону вы имеете право на компенсацию. Однако каких бы ужасов вы мне ни наговорили, я не лишусь сна: благополучие моих клиентов не интересует меня за пределами моей конторы и суда. Но… — Фримантл сделал тут эффектную паузу и выбросил палец вперёд, как бы подчёркивая свои слова: — …но у меня в конторе и в суде вам как моим клиентам я отдам максимум внимания и умения во всём, что касается правовых вопросов. И в этом отношении, если мы, конечно, будем работать вместе, обещаю, что вы будете рады иметь меня на своей стороне, а не на стороне противника.

Теперь Фримантл уже завладел вниманием всего зала. Мужчины и женщины подались вперёд на своих стульях, стараясь не пропустить ни одного его слова, хотя ему всё же пришлось сделать паузу, пока пролетал самолёт. Но были и такие — правда, их оказалось немного, — на чьих лицах появилось выражение враждебности. Фримантл почувствовал, что надо сбавить тон. Он позволил себе улыбнуться — быстрой, мгновенно гаснущей улыбкой — и, снова став серьёзным, продолжал:

— Я сообщаю вам об этом для того, чтобы мы лучше понимали друг друга.

Несколько человек закивали и заулыбались.

— Конечно, если вы хотите нанять более симпатичного малого, который выдаст вам вагон сочувствия, но, быть может, не так уж разбирается в законах, — Эллиот Фримантл пожал плечами, — это ваше дело.

Фримантл внимательно следил за аудиторией и увидел, как солидный мужчина в роговых очках наклонился к сидевшей рядом с ним даме и что-то прошептал. По выражению их лиц Фримантл догадался, что мужчина сказал: «Вот это похоже на дело! Именно это мы и хотели услышать».

Эллиот Фримантл, по обыкновению, сумел весьма точно оценить настроение собравшихся и рассчитал, как ему себя вести. Он сразу понял, что эти люди устали от общих фраз и изъявлений сочувствия — благожелательных, но малоэффективных. Его же слова, грубоватые и резкие, действовали как холодный, отрезвляющий душ. Теперь, не давая им передышки, чтобы не рассеивалось внимание, надо перейти к иной тактике. Настало время оперировать фактами, привести этим людям положения закона о борьбе с шумом. Чтобы удержать внимание аудитории — а Эллиот Фримантл хорошо знал правила игры, — надо говорить быстро, так, чтобы слушатели еле успевали осознать сказанное, но в то же время могли, хоть и не без напряжения, следить за логикой речи.

— Внимание! — скомандовал он. — Сейчас я буду говорить о специфике вашей проблемы.

Закон о борьбе с шумом, объявил он, непрерывно изучается судами страны. Меняются старые концепции. Согласно новым судебным постановлениям, чрезмерный шум может рассматриваться как нарушение спокойствия и попрание прав собственности. Более того, суды склонны налагать запреты и штрафы в тех случаях, когда такое нарушение прав, включая чрезмерный шум от самолётов, может быть доказано.

Эллиот Фримантл помолчал, пока не стих возникший над головой грохот, и поднял руку.

— Я думаю, вам не составит труда доказать это здесь.

Карандаши всех трёх репортёров за столиком прессы забегали по бумаге.

В Верховном суде США, продолжал Фримантл, уже был такой прецедент. В деле «США против Каузби» суд постановил, что фермер из Гринсборо, штат Северная Каролина, имеет право на компенсацию, поскольку военные самолёты низко пролетают над его домом и «вторгаются» в пределы его собственности. Сообщая о решении по «делу Каузби», судья Уильям О'Дуглас заявил: «…если мы хотим, чтобы землевладелец не только пользовался своей землёй, но и получал от неё удовольствие, он должен иметь право исключительного контроля и над окружающей атмосферой». Тот же принцип был положен в основу и при рассмотрении в Верховном суде другого дела — «Григгс против графства Аллегени». В штатах Орегон и Вашингтон, где соответственно рассматривались дела: «Сорнберг против Портлендского аэропорта» и «Мартин против Сиэтлского аэропорта», были приняты решения о возмещении ущерба за нарушение закона о борьбе с шумом, хотя самолёты и не пролетали непосредственно над домами истцов. Есть и другие города и посёлки, которые либо уже подали, либо собираются подавать в суд, причём некоторые для подкрепления своих жалоб пользуются магнитофонными записями и киносъёмкой. На магнитофонной плёнке фиксируется уровень шумов, и кинокамеры запечатлевают, на какой высоте летел самолёт. Дело в том, что шум нередко оказывается сильнее, а высота полёта ниже, чем утверждают руководители аэропорта и авиакомпании. В Лос-Анджелесе, например, один домовладелец подал в суд на лос-анджелесский международный аэропорт; он заявил, что, сажая самолёты на полосе, которую недавно протянули чуть ли не до самого его дома, руководство аэропорта обесценило его собственность без всяких на то законных прав. Домовладелец требовал десять тысяч долларов компенсации за нанесённый ущерб. Словом, в суды сейчас поступает всё больше и больше такого рода дел.

Речь Фримантла была краткой и впечатляющей. Когда он упомянул конкретную сумму — десять тысяч долларов, это, как он и рассчитывал, ещё больше разожгло интерес аудитории. Слова его звучали авторитетно, убедительно и казались основанными на многолетнем опыте. Только сам Фримантл знал, что все эти «факты» почерпнуты из вырезок одной городской газеты, в картотеке которой он провёл вчера два часа.