Мой Рагнарёк - Макс Фрай

Несколько раз случалось, что Зевс забирал своих детей от смертных женщин на Олимп и возвращал им жизнь. Впрочем, ему уже давно не по плечу такие чудеса… Но такого, чтобы умер один из нас, еще никогда не было!

— Что ж, значит до сих пор вам везло. Мне однажды пришлось похоронить своего сына — а ведь он был рожден такой же, как я, а не смертной женщиной!.. Ладно, не стоит слишком долго раздумывать о погребении.

Мертвому все равно. Поэтому с ним следует поступить так, как это удобно живым.

С этими словами я взялся за меч и решительно начертил в воздухе сияющий зигзаг.

— Делай свое дело, Соулу! — Велел я руне. Она послушно вспыхнула ослепительно-белым огнем, через мгновение так же великолепно засияло и тело Диониса. Через несколько секунд от него не осталось ничего: руна Соулу сжигает, не оставляя пепла. — Он хорошо ушел. — Одобрительно заметил я.

— Никто не знает. — Задумчиво сказала Афина. — Может быть, мертвецам не нравится сгорать — даже в твоем волшебном огне, просто мы не слышим их протестов…

— Глупости! Мертвые которым посчастливилось уйти отсюда через те двери, которые открывает огонь, никогда не жалуются, что им устроили плохие похороны.

Пожалуй, им действительно все равно. — Сказал я. Мне не понравился ее недоверчивый взгляд, и я добавил:

— Не забывай: когда я говорю о мертвых, я знаю, что говорю!

— Да, действительно. — Равнодушно согласилась она. — Ты ведь, в сущности, такой же стервятник, как наш Гадес, я все время забываю…

Мне не слишком понравились ее слова: терпеть не могу, когда меня с кем-то сравнивают! Я нахмурился, но промолчал. Не ссориться же сейчас по пустякам!

Впрочем, Афине еще и не такое могло бы сойти с рук: я заранее был готов простить ей все, что угодно, даже не требуя извинений, и вообще ничего не требуя… Когда я думаю о том, как близко подпустил эту сероокую деву к своему мертвому сердцу, меня разбирают сомнения: а уж не опоила ли она меня каким-нибудь колдовским зельем? Чего не сделаешь, чтобы обеспечить себе надежного союзника накануне первой и последней настоящей войны!

Уже в небе, когда послушный ее воле летательный аппарат нес нас над низкими утренними облаками, Афина вдруг решила, что ей следует извиниться — нечасто в ее голову приходят столь разумные мысли!

— Между прочим, тебе не следует обижаться, когда я сравниваю тебя с Аидом. — Тихо сказала она. — В конце концов, он — самый могущественный из нас… Во всяком случае, Аид — единственный, кто до сих пор вызывает у меня робость. Так что можешь расценивать как похвалу.

— Могу. — Сухо согласился я. — Но не буду: зачем мне пустая похвала? А с чего ты решила, что я обижаюсь?

— Я не решила, я почувствовала. Не сердись на мою болтовню, Игг, никакие вы не стервятники — ни ты, ни Аид. Я сказала, не подумав. — Она на секунду обернулась ко мне, я успел разглядеть на ее прекрасном лице виноватую улыбку. Это было что-то новенькое: до сих пор я не предполагал, что эта сероглазая способна признавать собственные ошибки! Разумеется, я тут же заулыбался, как безусый юнец. Кажется, накануне конца я понемногу утрачивал не только свое знаменитое могущество, но и свою не менее знаменитую мудрость!

На амбе, которую занимал Зевс, было шумно и людно — как всегда. Одних только домочадцев из смертных у него было несколько десятков, о Любимцах и Хранителях я уже не говорю: их и сосчитать-то невозможно! Подозреваю, что этот грозный Вседержитель больше всего на свете боялся обыкновенного одиночества. Афина выскочила из самолета, едва дождавшись, когда он коснется земли.

— И ты здесь, Мусагет? — Удивленно спросила она, обращаясь к высокому загорелому красавчику с томными глазами и безвольным, как у избалованного ребенка, ртом — и как только мужчина, рожденный для битв, может позволить себе выглядеть таким образом, вот чего я никогда не пойму!

— Не угадала, Паллада. Я не Аполлон, я — Арес. — Обиженно возразил тот.

Ну да, это была настоящая комедия, уже успевшая всем поднадоесть: эти два дурня уже давно всерьез состязались за право обладать обликом, в свое время принадлежавшем какому-то знаменитому певцу и женскому любимцу. Насколько мне было известно, в затянувшейся сваре в конце концов победил Аполлон. Он заявил, что сам является певцом, а посему и спорить не о чем: кесарю кесарево, и все в таком духе.

— Арес? Вот это да! Ты все-таки уговорил Аполлона уступить тебе облик Элвиса? — Весело спросила Афина. — Что ты ему пообещал? Что больше не будешь пытаться петь в его присутствии?

— Я его не уговаривал. — Усмехнулся Арес. — И уж тем более ничего не обещал. Я просто решил, что буду принимать этот облик, когда мне взбредет в голову, а Аполлону прийдется с этим смириться — поскольку он вряд ли превзойдет меня в драке.

— Заметно, что наше время подходит к концу. Могучие мужи уподобились неразумным младенцам! — Насмешливо вздохнула Афина. — Напрасно вы оба так цепляетесь за этот облик. Попробовали бы что-то более оригинальное! Ты был чудо как хорош, Марс, когда примерял на себя тело той белокурой красотки — как ее звали? — ну да, Мерилин! Что касается Аполлона, он прекрасен в любой упаковке, если ее голосовые связки соответствуют его потребностям… А с чего это ты вдруг решил навестить Зевса, Арей? Насколько я знаю, вы не очень-то ладили в последнее время.

— И не только в последнее время. — Хмыкнул тот. — А кто с ним ладит, скажи мне на милость?! Но на моей амбе произошло нечто чрезвычайное. Меня пытались убить на рассвете. И я подумал, что Зевс должен об этом знать. В конце концов…

— Тебя пытались убить? — Встревоженно переспросила Афина. — Кто это был, Арес?

— Понятия не имею. — Он пожал плечами. — Было темно, я только проснулся и едва успел сообразить, что происходит. Так что я его не разглядывал, я с ним дрался.

Могу сказать одно: до сих пор мне никогда не приходилось иметь дело с таким серьезным противником. Это был кто-то очень странный. Очень могущественный, но даже не в этом дело. Какой-то совсем другой.

— Кто-то чужой, да?

Он молча кивнул.

— А Хранители? — Упавшим голосом спросила Афина. — Они его пропустили?

— Они его не учуяли, никчемные бездельники. — Сердито сказал Арес. — Я хотел было выкинуть их на улицу, всех до единого, но потом решил, что первый проступок заслуживает снисхождения.

— У него, часом, не было при себе такого оружия? — Я показал Аресу маленькое веретено, темное от крови Диониса.

— Все шутишь, Один? — Настороженно хмыкнул он. Аресу все время кажется, что я над ним посмеиваюсь. Вообще-то, это не так уж далеко от истины, но сейчас-то я и не думал шутить!