Я не хотела убивать - Б. Седов

Опрокинув коньяк в себя, Самошин почувствовал, как потеплело у него внутри и как медленно отступает на задний план волнение, сменяясь так необходимой сейчас уверенностью в себе. Полина лишь пригубила и, вдохнув запах коньяка, произнесла:

- Это мой любимый напиток. Он крепкий и выдержанный. Как настоящий мужчина. А вы, Володя, какое спиртное предпочитаете?

- То же самое… - пробормотал Самошин.

Не согласиться с этой красивой стервой было невозможно.

Полина откинулась на спинку дивана и закинула ногу на ногу. Из-под короткой юбки стала видна ажурная резинка чулков. Самошин поднял голову, встретился с ее откровенным взглядом и густо покраснел. Полина встала с дивана и направилась к столу. Но, не успев дойти до него, почувствовала, как сильные руки обнимают ее сзади, мнут ее пышную грудь, пытаются справиться с непослушными пуговицами на белоснежной блузке. Полина развернулась, и ее губы впились в его полураскрытый рот. Ее остренький язычок бойко проник внутрь и уже хозяйничал там, мгновенно возбудив Самошина. Еле справившись с пуговицами блузки, он почти сорвал с нее лифчик и приник к маленьким вишенкам сосков. Приподняв и усадив ее на краешек стола, опустился на колени, сдвинул вниз уже влажные трусики и коснулся языком ее горячей промежности. Женщина изогнулась, из ее полураскрытых губ вырвался тихий стон. Самошин резко поднялся и, расстегнув брюки, высвободил рвавшийся наружу член. Полина запрокинула голову и легла спиной на кипы договоров и различных бумаг, разбросанных на столе. Обняв женщину за тонкую талию, он, не в силах больше сдерживаться, резко вошел в нее. Она впилась длинными красивыми ногтями в его плечи и притянула к себе. Ее аккуратная прическа растрепалась, глаза плотно закрылись, и на лице застыло выражение блаженства. Груди сотрясались в такт его движениям. Самошин положил ее стройные ноги в чулках на свои плечи и мощными толчками проникал все глубже и глубже.

Полина захрипела и, издав дикий, почти звериный вопль наслаждения, замерла.

Минуту они не двигались, затем Самошин отодвинулся от Полины, позволив ей привести себя в порядок. Присев на диван, он налил себе коньяка и, залпом осушив бокал, попытался собраться с мыслями. Полина, уже вновь одетая в свой строгий деловой костюм, села напротив.

- Мое предложение, - начала она, - касается симпозиума, который состоится в июле, в городе Сочи. Вы, наверное, слышали о нем?

- Да, да… - пролепетал Самошин, еще не в силах отойти от пережитого только что.

- Вы смогли бы меня сопровождать?

- Да… конечно… если позволите…

Даже если бы ее надо было сопровождать к черту на кулички, Самошин согласился бы, не раздумывая. А тут море, Сочи и такая обалденная женщина рядом.

- Тогда завтра же я закажу нам билеты и забронирую номера люкс в лучшей гостинице Сочи. Правда, есть одно маленькое неудобство, но, будь уверен, оно нам не помешает. С нами поедет папа.

Покидая кабинет Полины, Самошин, чрезвычайно довольный собой, улыбнулся секретарше. Людочка проводила его долгим взглядом огромных синих глаз… Точно таких же, как у Анжелики.

Глава четвертая

«Человек», - думала я, - «странная тварь». Пока функционирует организм, мозг словно включает невидимую программу общей самозащиты. Условия или ситуации, в которых индивидуум оказывается по той или иной причине, кажущиеся сначала невыносимыми или неразрешимыми, постепенно перестают висеть над тобой Дамокловым мечом и, обретая реальные очертания, становятся вполне приемлемыми для дальнейшего с ними сосуществования. Иными словами, человек способен привыкнуть практически ко всему, с чем может пойти на компромисс его сознание.

Так и со мной. Прошел год с небольшим, как я очутилась на территории мордовской женской исправительно-трудовой колонии, и меня совершенно перестало тяготить это обстоятельство. Я - привыкла. Привыкла к распорядку, к здешним законам, к постоянному отсутствию ласки и тепла, к работе… За это время я сумела неплохо освоить швейное дело и уже больше не ворочала тяжелые тюки в цехе готовой продукции. Строчила себе преспокойно ватники, штаны, робы, кепки… Даже отмечала про себя, что получается совсем неплохо. Иногда, мечтая о том, что когда-нибудь вернусь домой, думала, как смогу на первое время куда-нибудь пристроиться по вынужденно приобретенной здесь специальности.

Вспоминала ли я о Самошине? Пожалуй что нет. Пару раз он мне снился, оставляя омерзительное послевскусие от увиденного сна. Находясь здесь, я скорей ловила себя на мысли, что меня совершенно перестал заботить этот человек. Признаюсь, поначалу я фантазировала, как подонка привозят сюда. Заводят, связанного, в барак, и изголодавшиеся зэчки устраивают ему ночь смертельного оргазма. Как наутро он с оголенным, цвета спелой сливы, членом валяется на кафельном полу уборной, и эта извращенка Марго засовывает ему в задний проход обломанный черенок от швабры и, провернув его там несколько раз, ехидно приговаривает что-нибудь типа «лучше нет влагалища, чем жопа у товарища». А я стою рядом и наблюдаю, как эта падаль корчится от боли, а затем медленно и мучительно умирает.

* * *

Моя жизнь за колючкой становилась спокойнее. Даже те зэчки в отряде, которые раньше относились ко мне с недоверием, как-то заметно потеплели, а некоторые из них уже передо мной заискивали. Позже я поняла, что дело здесь вовсе не в положительных рекомендациях бабы Гали и Стилета. За всем этим незримо стояла Рысь, она как будто готовила женщин нашего отряда к чему-то серьезному.

И действительно, вскоре произошло событие, в корне изменившее все мое дальнейшее житье-бытье на зоне и ставшее определяющим в моей судьбе.

Как-то вечером Рысь пригласила меня к себе чифирнуть.

- Знаешь, Маркиза, - как-то загадочно и в то же время мечтательно произнесла она, сделав глоток, - а я ведь скоро откинусь.

- Как? - не сразу сообразила я.

- Да вот так, девочка. Вышел срок. Пора на вольные хлеба.

Сначала я обрадовалась. Затем, когда представила, что останусь здесь без такого сильного покровителя, заметно погрустнела.

- Понимаю твои чувства, - заметив это, произнесла Рысь. - Знаю, сложно тебе без меня придется. Но надо бороться и идти до конца.

Я ясно представила себе, что может начаться здесь после освобождения Рыси, и, еле сдерживая эмоции, чтобы, не дай Бог, не расплакаться, выдавила:

- Рысь, я так благодарна тебе за все, что ты для меня сделала. Коли будет на то божья воля, мы обязательно встретимся там, на свободе. Правда, в лучшем случае лет так через пять с половиной.

- Ну, не сокрушайся так, Маркиза. Возьми себя в руки. Да и потом, тебе все равно придется это сделать, ведь я решила назначить тебя смотрящей вместо себя.

И мой тебе совет - стремись стать авторитетной бабой. Но при этом помни…

Тут Рысь повторила фразу в точности совпадающую с той, которую когда-то, давая мне уроки, произнесла баба Галя: «Авторитет завоевать трудно, а еще труднее его не растерять».

- Ты думаешь, я справлюсь, Рысь?

- Я уверена в этом, - твердо ответила она.

Ее слова придали уверенности и мне, вытесняя из сознания мрачные мысли, овладевшие мной, когда я узнала, что остаюсь здесь одна.

Но я ошибалась. Я уже не была одна. Тихонько подошедшие к нам Решка, Мария и Воробей сели рядом на соседнюю койку. По их довольным лицам я поняла, что им известно решение Рыси и они его одобряют.

А потом Воробей сказала то, что заставило поверить - здесь у меня есть друзья:

- Не дрейфь, Маркиза. Мы с тобой. Можешь на нас рассчитывать.

Через неделю Рысь объявила о своем решении всем женщинам нашего барака. Убедившись, что доведенная ею до зэчек информация не принята в штыки, она успокоилась и начала постепенно передавать мне бразды правления. С удовлетворением я отмечала, что женщины меня слушаются и, что более ценно, прислушиваются к моим словам.

За день до того, как покинуть зону, Рысь привела меня на сходняк всех лагерных смотрящих, чтобы огласить официально свой выбор. Сходняк проходил в лагерной подсобке. Помимо нас с Рысью на нем присутствовали еще пять зэчек. Две молодых, чуть постарше меня, Глория и Осина, и три пожилых - Мадлен, Генеральша и Танк. Последняя была авторитетнейшей бабой, с которой считались все остальные смотрящие, включая Рысь. Танк, в миру известная рецидивистка Татьяна Кончатова, отличалась злобным и своенравным характером и была способна, как о ней говорили, на любую подлость. Вдобавок ко всему, эта жирная пятидесятипятилетняя зэчка, которую за глаза называли Тортиллой, являлась коблихой.

Когда Рысь начала со смотрящими разговоры разговаривать и представлять им меня, я отчетливо уловила презрительный взгляд Кончатовой.