Небо любви - Людмила Маркова

— Куда мы летим, Стас? — спросила она, и голос ее прозвучал так глухо и растерянно, что Волжин сжался, как перед прыжком через пропасть, поскольку снова приходилось повторять то, о чем язык не поворачивался сказать.

— Мы летим на похороны Луиджи, — коротко ответил он и осторожно обнял Юльку за обмякшие плечи.

Лицо у нее опрокинулось и слилось с белой облачностью в иллюминаторе. Она закрыла глаза и откинулась на спинку кресла.

— Выпей лекарство, детка, это поможет. — Волжин приложил к ее губам стакан с водой, предварительно положив в рот таблетку элениума.

Юлька послушно проглотила и снова откинулась в кресле, не открывая глаз.

Он смотрел на нее, боясь пошевельнуться и не зная, как помочь, как утешить, как защитить ее. Такую хрупкую, такую чувствительную, такую несчастную, такую родную. Тонкие Юлькины пальцы дрогнули в его ладонях, и он понял, что она плачет.

— Стас, что будет с Сонечкой? — наконец произнесла Юлька. — Ведь всю жизнь она только и делала, что помогала людям. А теперь ей самой требуется помощь. Только помочь ей невозможно.

Она еще хотела что-то сказать, но не смогла, захлебнувшись беззвучными рыданиями.

Волжин бережно прижал к себе Юльку и шептал на ухо слова утешения, которые не помогали, а только еще больше ранили, напоминая ей о том, как ее подруга любила Луиджи, от которого она уже не услышит таких слов.

— Ну чем мне помочь тебе, котенок? — выдохнул Волжин, и глаза его потемнели от боли.

— Я справлюсь, ничего, я справлюсь. Соню надо поддержать. А я справлюсь, — сквозь слезы повторяла Юлька.

— Я сделаю все, что ты скажешь. Ведь ты лучше знаешь Соню.

— Спасибо тебе, — сжала Юлька его руку. — Если бы не ты, не знаю, как бы я это перенесла.

Похороны были роскошными. В гробу из красного дерева, весь в цветах, лежал элегантный Луиджи, одетый в строгий черный костюм, так подчеркивающий его аристократическую бледность, которая теперь имела совсем другое происхождение. Было много цветов и было много народа, любившего Луиджи Бусеми и пришедшего его проводить в последний путь.

Черный платок, спрятавший пышные рыжие волосы, огромные глаза, потемневшие от горя, делали Сонечку неузнаваемой. Она стояла между Волжиным и Юлькой, готовыми в любой момент подхватить ее под руки.

После того как произнесли прощальные речи, предстояло закрыть гроб и опустить его в могилу. Комья сухой земли падали в яму, и сопровождавший их глухой звук, ужасней которого Сонечка не слышала в своей жизни, заставлял ее вздрагивать. Соня внезапно покачнулась, но сильные руки Волжина спасли ее от падения.

— Соня, обопрись на меня, — шепнула Юлька и взяла ее под руку.

Серое лицо Сонечки было похоже на изваяние, она не могла плакать.

— Соня, родная моя, поплачь, я прошу тебя, — тихо умоляла ее Юлька. — Тебе обязательно нужно поплакать.

Перед лицом такого горя Юлька почувствовала себя сильней, понимая, что теперь она, а не Соня должна взять на себя роль утешительницы. Юлька вспоминала белозубого Луиджи, такого щедрого и такого веселого, что казалось, он никогда не состарится, не говоря уже о смерти. Какой же широкой была у него душа, и как льнули к нему дети! Ведь это он помог ей в трудную минуту сомнений и колебаний, когда рождение второго ребенка казалось для нее катастрофой. А вот Луиджи взял да и превратил рождение Ильи в праздник, позаботившись о том, чтобы в саду, увешанном разноцветными фонариками, играла живая музыка и в небо взвивались фейерверки.

— Сонечка, я так благодарна Луиджи за все, за все, что он сделал для нас. Он был таким благородным, — едва сдерживая слезы, сказала Юлька.

— Я не вижу больше никакого смысла в продолжении жизни, — каким-то странно-спокойным и не своим голосом сказала Соня.

— Неправильно все это, неправильно! — горячо возражала Юлька. — Подумай, как ему тяжело сейчас видеть тебя такую, убитую горем. Ведь ради твоего счастья он жизнь готов был отдать. Он так тебя любил! Так любил!

— Да, любил. Только не поверил в меня. И умер. Он думал, что этим сможет заставить забыть меня об этой чудовищной трагедии. Ах, Юлька, мне так больно, что он ушел. И ушел так страшно. Как молиться теперь о его грешной душе?

— Неправда! Он не сам ушел. Это они довели его, это они — убийцы! — возмущенно говорила Юлька.

— Ты, правда, так думаешь? — пристально посмотрела на нее Соня, и губы ее дрогнули.

— Конечно, правда. Сонечка, милая, родная моя, любимая! Ты так нужна нам всем! И Луиджи это знал, и хотел, чтобы ты жила счастливо, — быстро-быстро говорила Юлька, и голос ее дрожал.

— Юленька, спасибо тебе, родная, — севшим голосом произнесла Соня, и из глаз ее нескончаемым потоком потекли слезы.

Юлька обняла подругу и тоже заплакала. В это время плакали многие, не только они.

Когда стихли последние рыдания, Волжин обнял Соню за плечи и сказал:

— Поедем с нами в Москву. Там тебе легче будет.

— Нет, нет. Я останусь здесь, с Луиджи. Ведь до сорока дней душа витает рядом с домом и видит все, что в нем происходит. Так пусть Луиджи видит меня в своем доме, как всегда этого хотел.

— Наверное, ты права, Соня, — грустно взглянула на нее Юлька, вспомнив похороны своего собственного мужа. — Я тоже останусь с тобой.

Когда Волжин услышал эти слова, то насторожился, стараясь спрятать свое напряжение и понимая, что настал очень трудный момент. Ведь Юльке нельзя было оставаться здесь, а Соне трудно было оставаться без Юльки. Разрешить ситуацию могла только сама Соня.

— Нет, ты еще не вполне здорова, я категорически против, — твердо сказала она, — мама останется со мной.

Не успело еще щедрое сицилийское солнце спуститься за облака, как освещенный багряными лучами лайнер взвился в небо, держа курс на Москву. Юлька положила голову на плечо Стаса и украдкой рассматривала его сосредоточенное лицо, по выражению которого невозможно было ничего прочесть. Она впервые заметила глубокую складку, прорезающую его широкий лоб, морщинки возле глаз, с ироническим прищуром, особенно придающим сходство с пропавшим в Кармадоне Сергеем Бодровым, твердо сжатые волевые губы и седой ежик когда-то черных волос.

— Что? — повернулся к ней Стас, почувствовав на себе ее пристальный взгляд.

— Нет, нет, ничего, — поспешила заверить его уличенная в подсматривании Юлька.

— Тогда почему ты так рассматриваешь меня? — ровным голосом спросил Стас.

Юлька не сразу ответила, удивившись тому, что даже у таких сильных и уверенных в себе мужчинах, как Волжин, может быть настолько беззащитное выражение глаз — словно у сильного зверя, получившего смертельную пулю.