Гены-убийцы - Уоррен Мерфи

Смит кивнул.

– Сколько же жизней понадобится лишиться, чтобы она перестала стоить так дорого? – Чиун сплюнул на пол прямо в кабинете Смита. – Вы хотите отдать жизнь Римо просто потому, что кто-то сожрал нескольких толстяков в промозглом городишке?

– Дело не только в них и не только в одном Бостоне. Если мы не остановим этих... тварей, они распространятся по всей стране. По всему миру! Возможно, и до Синанджу доберутся.

– Синанджу в безопасности, – заверил его Чиун.

– Они могут появиться в Корее, Чиун!

– Синанджу там, где находимся мы с Римо. Где мы, там и Синанджу. Я позабочусь о безопасности Римо. Возможно, вы с вашим императором будете под угрозой, но мы с Римо выживем.

На мгновение их взгляды скрестились. Смит отвернулся, не выдержав горящего взора карих глаз Чиуна.

– Я хотел кое о чем вас спросить, Чиун. Римо сам не свой. Дело не только в ранах. Например, он стал курить. А вчера вечером он ел бифштекс. Когда он в последний раз ел настоящее мясо, а не утку или рыбу? Что с ним, Чиун?

– Его организм испытал шок от ранений, такой сильный, что сам организм забыл, каким он был до этого.

– Не понимаю, – озадаченно сказал Смит – Иногда человек, испытавший душевное потрясение, начинает страдать так называемыми провалами памяти.

– Амнезией, – подсказал Смит.

– Да. То же самое может случиться с телом. Это произошло с Римо. Его тело возвращается к состоянию, в котором находилось, прежде чем я начал его тренировать. Предотвратить это невозможно.

– Означает ли это... Означает ли это, что с ним покончено? Что Римо уже не будет прежним? Что утеряны его специфические навыки?

– Этого никто не знает, – сказал Чиун. – Организм может окончательно вернуться в прежнее состояние или остановиться на полпути. Может остановиться где угодно и больше не изменяться, а может достигнуть дна и всплыть, вернувшись к состоянию, предшествовавшему ранению. Точно сказать нельзя, потому что все люди разные.

– Да, я знаю.

– А я думал, что вы об этом забыли, потому что воспринимаете Римо как обыкновенного человека, просто очередную мишень для этих людей-тигров, не вспоминая, что он – Мастер Синанджу.

Глаза Чиуна сузились. Смит почувствовал, как не раз бывало за время общения с Римо и Чиуном, что играет с силой, которой ничего не стоит превратить жизнь в смерть. Смит догадался, что стоит на опасно раскачивающемся мостике.

– К счастью, он – Шива, бог разрушения, разве не так?

Он попробовал улыбнуться, надеясь, что улыбочка укрепит его уязвимую позицию.

– Да, так, – сказал Чиун. – Но даже непобедимый ночной тигр может пасть жертвой людей-тигров. То, что с ним произойдет, падет виной на вашу голову. Будьте благоразумны, уберите охранников вместе с оружием подальше от палаты Римо, потому что там буду я.

Чиун вел переговоры стоя. Закончив свою речь, он развернулся и вышел, волоча за собой алый шлейф, подобно невесте, торопящейся по церковному проходу к грозящей начаться без нее брачной церемонии. У двери он обернулся.

– Когда Римо достаточно поправится, мы с ним уедем. Вы сами будете сопротивляться своим людям-тиграм, потому что он будет далеко.

– Куда же вы отправитесь? – хмуро спросил Смит.

– Куда угодно. Только бы подальше от вас.

Шийле Файнберг стоило труда не рассмеяться, когда она увидела на проходной свою фотографию, украшавшую толстую каменную стену санатория Фолкрофт с внутренней стороны.

На фото красовалась прежняя Шийла Файнберг – крючковатый нос, понурый взгляд, безобразная прическа. Шийла испытала небольшое потрясение, вспомнив, до чего уродливой была совсем недавно. Фотография подсказала ей также, что Фолкрофт – одна большая ловушка, готовая захлопнуться.

– Это ваша жена? – спросила она охранника, верзилу с громадным брюхом любителя пива и пятнами пота под мышками.

– Нет, Боже сохрани! – ответил тот, улыбаясь грудастой блондинке. – Просто бабенка, которую мы должны засечь. Беглая пациентка, что ли... Вы только взгляните на нее! Такая не вернется. Наверное, поступила клоуном в цирк. – Он со значением улыбнулся и сказал неправду: – А я не женат.

Шийла кивнула.

– Вот такими людьми вам и придется теперь заниматься, доктор, – сказал охранник, рассматривая бумагу, предписывавшую ей обратиться в отделение психиатрии. – Все в порядке. Можете пройти. Ваше отделение расположено в правом крыле главного здания. Когда оглядитесь, закажите себе пропуск. Тогда вы будете преодолевать проходную без хлопот. Конечно, в мое дежурство у вас в любом случае не будет хлопот. Я вас не забуду.

Он отдал ей документ. Шийла приблизилась, чтобы забрать письмо, и словно невзначай коснулась его.

Глядя на ее удаляющуюся фигуру, охранник ощутил шевеление в штанах, коего не ведал со второго года женитьбы, то есть давным-давно, и в возможность которого уже не верил. Надо же! За время работы в Фолкрофте он усвоил, что психиатры бывают еще более сдвинутыми, чем их пациенты.

Вдруг эта питает слабость к худым верзилам с огромными пивными животами?

Он еще раз взглянул на ее имя в списке пропущенных на территорию. Доктор Джекки Белл. Звонкое имечко!

Белый халат и блокнот на дощечке с зажимом служат пропусками в любом лечебном заведении мира. Достав то и другое из ящика в вестибюле, Шийла Файнберг получила право свободного перемещения по всему санаторию.

Она быстро сообразила, что большое L-образное главное здание разделено на две части. В передней части этой старой кирпичной постройки занимались тем, чем положено заниматься в такого рода заведениях, – лечением пациентов. Однако южное крыло, основание "L", выглядело по-другому.

Первый этаж был здесь занят компьютерами и кабинетами, на втором находились больничные палаты. Полуподвальный этаж, устроенный в склоне холма, представлял собой гимнастический зал, который тянулся до самого конца территории, упиравшейся в залив, где сохранились старые лодочные пристани, напоминающие скрученные артритом пальцы.

Вход в южное крыло был перекрыт охранниками.

В своей прежней жизни Шийла Файнберг, наверное, задалась бы вопросом, что именно требует столь строгой секретности в невинном санатории; однако теперешней Шийле не было до этого дела. Ее интересовало одно: Римо. И она знала, что его держат именно в южном крыле.

Шийла вернулась в главное здание и обратилась в Специальную службу, где ей сделали моментальную фотографию.

– Интересное местечко, – сказала она молоденькой женщине, заведовавшей Службой.

– Недурное, – был ответ. – Здесь по крайней мере не лезут в душу.

– Я только сегодня начала у вас работать, – сказала Шийла. – Кстати, что происходит в южном крыле? Почему столько охраны? Что там особенного?

– Там всегда так. По слухам, сейчас там держат какого-то богатого пациента. – Девушка обрезала края фотографии и прилепила ее на толстую карточку. – Там занимаются исследованиями по заказу правительства, поэтому у них и компьютеры, и все такое прочее. Наверное, просто не хотят рисковать своим оборудованием.

Шийлу больше занимал богатый пациент.

– А этот их богач женат? – с улыбкой осведомилась она.

Женщина пожала плечами и засунула карточку в машину, похожую на аппарат для изготовления визиток. Она нажала кнопку, и верхняя часть аппарата опустилась. Раздалось шипение, Шийла почувствовала запах нагретой пластмассы.

– Вот этого я не знаю. С ним слуга – старый азиат. Пожалуйста, доктор. Прицепите это на халат – и вас везде пропустят.

– Даже в южное крыло?

– Везде. Как же вы будете лечить своих психов, если не сможете к ним попасть?

– Это точно, – кивнула Шийла. – Мне бы только к ним попасть.

Миновав столовую, Шийла зашагала по каменистой дорожке позади здания, ведущей к старой пристани. Пристанью давно не пользовались, но она еще не до конца сгнила. Она запомнила и это.

Оглянувшись на главное здание, она с удивлением отметила, что все окна южного крыла односторонние и снаружи представляют собой зеркала. Это навело ее на мысль, что именно сейчас молодой белый может рассматривать ее через окошко. Мысль не напугала ее, а наполнила предвкушением приятных событий. Она широко зевнула, как зевают крупные кошачьи, и адресовала улыбку окнам второго этажа над гимнастическим залом.

После обеда она, пользуясь своей бляхой, проникла на второй этаж южного крыла. Перед ней был обычный больничный коридор, пропитанный вездесущим больничным запахом.

Для того, чтобы найти Римо, ей необязательно было знать номер его палаты. Она учуяла его, шагая по узкому коридору. Запах привел ее к двери перед вестибюлем. Запах, несомненно, принадлежал Римо, но к нему примешивался горький запашок чего-то горелого. Она узнала сигаретный дым.

Она подошла к самой двери. Побуждение распахнуть ее и войти было неодолимым. Она уже готовилась ворваться, когда ее остановил другой запах – жасмина и трав, принадлежавший старому азиату. Он был знаком ей по квартире в Бостоне: там он ударил ей в нос, как только она избавилась от перца, которым надышалась на пороге.