Портреты без рамок - Юрий Комов

Через несколько минут ему сообщили, что на приеме присутствует Гарольд Стассен (американский дипломат. Ю. К.), который просит несколько минут для беседы. Хрущев повернулся ко мне и пошутил: «Вы не будете возражать, ведь он «американец». Я рассмеялся: «Конечно, нет». Потом в дверь протиснулись г-н и г-жа Стассен… Хрущев извинился, сказал, что отлучится ненадолго, и отошел в дальний конец комнаты…

Через некоторое время я сообразил, что Хрущев не собирается закончить беседу скоро, и мы с Уной поднялись. Когда Хрущев это заметил, он оставил Стассена и подошел попрощаться. Мы пожали друг другу руки, а Стассен быстро отвел глаза, он стоял, опершись о стену, и старался смотреть прямо перед собой, как будто это его не касалось. Я попрощался со всеми, игнорируя Стассена, что, как мне казалось, выглядело, сообразуясь с обстоятельствами, очень дипломатично… На следующий вечер Уна и я ужинали в «Савое» Посреди десерта вошли и остановились около нашего столика сэр Уинстон Черчилль и леди Черчилль. Я не видел сэра Уинстона с 1913 года… Но после того, как в Лондоне пошли «Огни рампы», со мной связались паши прокатчики из «Юнайтед артистс» и попросили разрешения показать фильм и доме сэра Уинстона. Конечно, я Пыл польщен. Через несколько дней пришла записка с выражением благодарности, он писал, что получил истинное наслаждение. И теперь сэр Уинстон стоял перед нашим столиком, совсем рядом. «Так», — сказал он. И в этом «так» послышалось что-то неодобрительное. Я быстро поднялся навстречу, улыбаясь, и представил Уну… Леди Черчилль сказала, что прочла в газетах о моей встрече с Хрущевым. «Мы всегда отлично ладили с Хрущевым», — заметил сэр Уинстон. Но меня не покидало чувство, что сэр Уинстон погружен в глубокую печаль. Конечно, с 1913 года много воды утекло. Его неукротимая смелость и вдохновенное красноречие спасли Англию, но, по моему мнению, он ничего не достиг своей фултонской речью (воздвигнувшей «железный занавес»), кроме того, что началась «холодная война».

На склоне лет, пережив тысячи встреч, больших и малых дел, событий, перечувствовав, перепробовав, художник, человек творческий невольно начинает философствовать и несколько созерцательно, отрешенно смотреть на то, что случилось давным-давно. На расстоянии многое воспринимается по-иному. И кружит хоровод лиц, некогда столь близких, а теперь исчезающих в дымке прошлого. В возрасте 43 лет от алкоголизма скончалась Милдред Харрис; в Голливуде среди подстриженных газонов и гигантских эвкалиптов обрела покой Лита Грей; Полетт Годдар, с которой Чаплин расстался в 1942 году, нашла свое счастье с Эрихом Марией Ремарком; Иола Негри, Марион Дэвис — где теперь носители этих громких имен; единственным человеком, связывавшим с США, оставалась Эдна Пёрвиенс, героиня «Парижанки» и исполнительница лирических ролей во многих его фильмах. Она ежемесячно получала через доверенное лицо Чаплина небольшое пособие, и каждый раз не забывала послать весточку.

«13 ноября 1956 года. Дорогой Чарли, пишу тебе, чтобы выразить благодарность, и сама опять в больнице… прохожу кобальтовую терапию… после этого сам ад не страшен! Но все нормально, пока можешь пошевелить хотя бы мизинцем. К тому же на сегодняшний день это единственное, что может помочь мне. В конце недели надеюсь попасть домой… Все образуется, так говорят, и это напоминает мне одну историю: стоит человек на углу Седьмой авеню и Бродвея, рвет бумагу на мелкие клочки и разбрасывает их. Подходит полицейский и спрашивает, что он тут делает Тот отвечает «Это я слонов отгоняю». Полицейский говорит: «В этом районе никаких слонов нет». «Вот видите, отвечает человек, значит, помогает… «Вскоре после того, как я получил это письмо, Эдна скончалась. А мир продолжает оставаться молодым. И молодость берет свое. И те из нас, кто живет чуть дольше, становятся чуточку ненужными, хотя путешествие по жизни продолжается… «

Глава 5

«18 июня 1953 г. Дорогой Мэнни я написал завещание чтобы ни у кто не было сомнений в том, что именно тебя мы просим распорядиться всеми нашими делами и именно тебе поручаем детей, о которых ты уже столько времени заботишься. Этель абсолютно со мной в этом согласна. Мы любим наших детей больше всего на свете они — наша гордость, все наше будущее. Люби их всем сердцем, защити их, чтобы они выросли полноценными людьми. Уверен, что ты сделаешь все, но как отец еще раз прошу тебя об этом, мой дорогой друг, мой преданный брат. Так хочется жить. Так прекрасно может быть будущее. Пусть всегда дети наши гордятся своими родителями. Мы не теряем веры, мы встречаем палача с высоко поднятой головой, мы уверены, что в мире будет мир, хлеб и розы.

Твой Джули P. S. Все мои личные вещи уместились в трех коробках, возьми их у надзирателя.

19 июня. Этель хочет, чтобы все знали мы первые жертвы американского фашизма!»

ПИСЬМА ИЗ КАМЕРЫ СМЕРТНИКОВ

Книга с таким названием увидела свет в 1953 году, когда ее авторы были еще живы. Через двадцать с лишним лет появилось издание, подготовленное Майклом и Робертом Миерополь, детьми тех, кто писал письма из камеры смертников: книга называлась «Мы — ваши сыновья. Завещание Этель и Джулиуса Розенберг» Сейчас немногие помнят эти имена.

1950 год. На первых полосах газет — сообщения о военных действиях в Корее, об успешном испытании атомной бомбы в Советском Союзе и о супружеской паре американцев, обвиняемых в совершении «преступления века» В хронологическом порядке вот изложение событий предшествовавших аресту Джулиуса и Этели Розенберг 3 февраля некто Клаус Фукс, ученый, немец по национальности, подданный Британской империи по паспорту делает признание, что передал русским секретную информацию, связанную с атомным оружием. В том же месяце ФБР проводит интенсивные допросы Давида Грингласа, родного брата Этель Розенберг. Гринглас во время службы в армии в годы войны какое-то время работал в Лос-Аламосе — центре ядерных исследований. Теперь им интересуются в сняли с исчезновением из Лос-Аламоса некоторого количества урана.

23 мая Гарри Голд, химик из Филадельфии, заявляет, что в 1944–1945 годах был американским курьером Фукса. 15 июня Дэвид Гринглас подписывает признание, что в 1945 году он был пособником Гол да. 16 июня ФБР допрашивает, но не арестовывает Джулиуса Розенберга, мужа сестры Дэвида Грингласа. Розенберг прибегает к помощи адвоката Эммануэля (Мэнни) Блоха.

17 июля вечером в квартире Розенбергов еще не спали, старший сын слушал радио: передавали очередную передачу о лихом ковбое, всегда выходящем сухим из воды, на сей раз бандиты пытались заманить его в хитрую ловушку И вдруг на самом интересном месте приемник выключили Лишь тогда ребенок заметил в доме незнакомых мужчин, только тогда он услышал крик матери. Позже, когда агенты ФБР везли его вместе с мамой на большой черной машине, он все еще представлял, что действие будет развиваться точно так, как в радиошоу под названием «Это ФБР»: погони, перестрелки, увлекательный диалог и в финале — торжествующие блюстители закона, строгие и беспристрастные судьи. В действительности было по-другому. Арест отца, предъявленное ему обвинение в шпионаже, попытки мальчика понять: раз агенты ФБР всегда хорошие, как могло случиться, что папа против них, что он сделал плохого?

Джулиус Розенберг был арестован по обвинению в том что в 1944 году он завербовал Дэвида Грингласа в агенты советской разведки…

Первое письмо Этель получила через три дня после ареста мужа. Розенберг писал, что условия неплохие, подъем в 6.30, завтрак в 7.30. Дают книги, выводят на прогулки. Отбой в 10.00. И есть разрешение посылать домой три письма в неделю. «Все происшедшее никак не укладывается в голове, много думаю об этом, но с такими чудесными детишками и очаровательной женой мне не страшно и теперешнее мое положение».

Писем будет много (более 500) — впереди еще три года тюремного заключения, три года ожидания смерти. «Помни, дорогая, что ты — мол опора. Я так люблю тебя, так скучаю, словами этого не передашь. Все время думаю о тебе и о детях, что вы делаете сейчас, как ты со всем управляешься…» Эти строки написаны 4 августа 1950 года. Через педелю Этель Розенберг была арестована по обвинению в шпионской деятельности и пособничеству мужу, Грингласу и Голду. Старшему сыну она смогла сообщить об этом только по телефону. Он дико закричал, и крик этот мучил ее по ночам все оставшиеся три года.

«12 августа 1950 г. Мой дорогой, любимый мой Джули, теперь ты, наверное, уже знаешь, что случилось. Я хотела бы написать, что совершенно спокойна, уверена в себе, собранна, по на самом деле (хотя истерик со мной, как лгут в газетах, не случается) чувствую себя скверно… Находиться здесь невыносимо особенно потому, что ни ты, ни я не можем позаботиться о наших малышах. Виню себя за то, что не устроила их с кем-нибудь. Ведь собиралась сделать это па неделе, как-то облегчить то, что на них свалилось, успеть до того, как придут за мной… Любимый, я говорю с тобой каждый раз перед сном и плачу, потому что ты не можешь меня слышать. По ведь и ты, уговариваю я себя, задыхаешься от невысказанного, и я пытаюсь прочесть твои мысли. Мы не должны терять друг друга, не должны терять детей, надо оставаться самими собой… Любящая тебя Этель».