Трижды до восхода солнца - Татьяна Полякова

— Бумаги пропали?

— Я не смог это выяснить. Он кричал, что я святотатец, обзывал мерзавцем.

— Что ж такого в этих бумагах, если он боится, что их увидит родной сын?

— Не уверен, что боится. Возможно, его бесит сама мысль о том, что кто-то посмел его ослушаться.

— В милицию заявили?

— Нет. Он же уверен — это сделал я. А доносить на родного сына…

— У тебя ключи от дома, конечно, есть?

— Разумеется. Но я их никому не давал. Со своей стороны, отец утверждает то же самое. С домработницей он разговаривал по телефону, у нее при известии о визитере едва не случился сердечный приступ. Живет она одна, дочь уже много лет в Америке, ключи ей передал шофер вчера утром, и они все время были при ней. Вероятность, что кто-то успел сделать с них дубликат, равна нулю.

— Шофер?

— Теоретически возможно, но очень сомнительно. И по времени не получается, да и работает он у отца много лет. Что могло его заставить совершить подобный поступок? В общем, все замыкается на мне. Я просил отца показать мне бумаги матери, он отказал, и тогда я устроил погром в ее кабинете. Феня, — глядя на меня упор, вдруг произнес он. — Мою мать убили, а теперь охотятся за ее бумагами.

— Отцу о смерти Юдиной наверняка известно, а все три события: внезапная смерть жены, убийство ее подруги и шмон в квартире — нетрудно связать друг с другом.

— Я пытался поговорить об этом, он назвал меня чокнутым.

— Получается, что он держит ее кабинет под замком из глупого упрямства. И никаких тайн?

— Не из упрямства, а из уважения к ее памяти. Там все должно быть так, как при ее жизни, и посторонним в кабинете не место. Я, само собой, посторонний. По поводу Юдиной он сказал следующее: если это не грабитель, значит, псих, которому она когда-то здорово насолила. Никаких бумаг матери у нее не было и быть не могло.

Я пожала плечами.

— Сейчас меня куда больше интересует, как грабитель, или кто он там, проник в дом. Ключи были у троих человек, если твой отец исключает домработницу и шофера, а ты уверен, что использовать твои ключи не могли… значит, позаимствовали их у твоего отца.

— Вряд ли он согласится с твоей логикой.

— Допустим, у него есть любовница. Взять ключи в момент свидания легче легкого. Передать сообщнику, чтобы изготовил дубликат, а потом спокойно вернуть их на место.

— Но зачем ей бумаги моей матери?

— Вдруг кто-то настойчиво попросил ее о любезности?

— Друзьям отца известно куда больше о его личной жизни, чем мне, — покивал Сергей. — Возможно, с кем-то из его подружек они хорошо знакомы. Я вот что подумал: если мою мать отравили на приеме, значит, в деле замешан врач. Только врач может знать, как отреагирует организм диабетика на то или иное лекарство.

— Необязательно. Чтобы разжиться необходимой информацией, достаточно покопаться в Интернете. — Я наблюдала за Сергеем, прикидывая, стоит ли задать еще вопрос, и в конце концов решила, что стоит. — Мебель для «Успенской слободы» изготовили на фабрике, принадлежащей твоему отцу. Ты знал об этом?

— Заботу о фабрике отец с некоторых пор переложил на мои плечи, так что договаривался Гришин со мной. А почему ты спросила?

— Девушка, выдававшая себя за официантку, должна хорошо ориентироваться. Для этого ей наверняка пришлось побывать в «Слободе» раньше.

Сергей кивнул.

— У меня не нашлось времени заглянуть к Гришину, но кое-кто из сотрудников, конечно, там был. Отец, кажется, тоже.

— Да. Накануне приема.

— Один?

— С человеком по фамилии Бакланов.

— Если бы его сопровождала девица, было бы слишком просто. Верно?

«Он настолько уверен, что отец причастен к убийству жены? — подумала я. — Или очень хотел быть уверенным?»

— Значит, на фабрике рулишь ты. А формально она принадлежит отцу?

— Да. И она, и многое другое. Я просто наемный менеджер. Хотя у меня есть собственный бизнес.

— Успешный?

— Более чем. Давай начистоту, ты решила, что я хочу избавиться от отцовской опеки? И с этой целью тороплюсь засадить его в тюрьму? — Сергей жег меня взглядом, но чужой гнев оставил меня равнодушной.

— Засадить его в тюрьму проблематично, — пожала я плечами. — Потому что доказать что-либо будет нелегко.

— Я просто хочу знать. Это очень важно для меня. Он всю жизнь обо мне заботился. Я люблю его, уважаю, но… — Сергей не договорил, а я подумала: ему скорее нужен психолог, а не частный сыщик, слишком все намешано: любовь, детские обиды, восхищение отцом и желание выйти из его тени.

В дверь постучали, а вслед за этим в кабинет заглянула девушка. Увидев меня, она испуганно попятилась:

— Извините…

— Что-то срочное, Аня? — спросил Багрянский, пока она не успела закрыть дверь.

— Сергей Федорович, я не знала, что у вас посетитель. Туманов ждет, нужна ваша подпись.

Он махнул рукой, приглашая девушку войти, и она стремительно направилась к столу.

Пока Сергей подписывал бумаги, я ее разглядывала. Копна рыжих волос, кудряшки, точно тугие пружинки, глаза василькового цвета, очки в стильной оправе с трудом удерживались на кончике аккуратного носика. Джинсы, голубой свитер, делавший ее глаза еще ярче, туфли на высоченном каблуке, двигалась она так легко, словно у нее крылья за спиной. Носить такую обувь и порхать по коридорам большое искусство. В первый момент девушка показалась мне очень молодой, наверное, из-за прически, придававшей ей такой задорный вид, но, приглядевшись, я поняла, что она скорее моя ровесница. Девушка, ожидая, когда Сергей отдаст ей бумаги, чуть склонила голову, повернувшись к нему, но на меня пару раз посмотрела с любопытством. Наконец бумаги были подписаны.

— Спасибо, — сказала она и скрылась за дверью. Голос у нее был по-детски звонкий.

— Красивая девушка…

— Красивая? — вроде бы удивился Сергей. — Да, наверное. Хороший работник, как ни странно. У меня всего четыре месяца, а я уже не могу без нее обойтись. — Сергей взглянул на часы, и стало ясно, что пора выметаться.

— Подведем итог, — сказала я. — То, что мы узнали, косвенно подтверждает твои подозрения, но для поисков девицы возможности у нас нет, это работа для профессионалов. Они от нее в восторг не придут, но попытаться их напрячь можно.

— Никаких ментов, — покачал головой Сергей. — Я хочу, чтобы поиск продолжили вы. По крайней мере, попытались. Со своей стороны приложу максимум усилий, чтобы убедить отца показать мне рукопись. Хотя сейчас это проблематично. Надеюсь, он успокоится и мы сможем поговорить.

— Я передам Агате твои пожелания, — поднимаясь, кивнула я, намекая, что решение принимать сестрице.

— В любом случае спасибо, — ответил Сергей и проводил меня до дверей приемной.

Девицы в красном не наблюдалось, зато пока я шла по коридору, смогла еще раз увидеть рыжую. Дверь в один из кабинетов была распахнута настежь, девушка, стоя возле окна, разговаривала по телефону. Заметив меня, помахала рукой, как хорошей знакомой. Я ответила тем же.

Спускаясь в лифте, я пыталась решить, с чем связана подозрительная маета в душе. День не задался, но к моим утренним душевным переживаниям прибавилось нечто, вроде бы к ним отношения не имеющее. Беспокойство все росло и здорово нервировало. Я старалась вспомнить, когда оно возникло. В тот момент, когда Сергей заговорил о фабрике? Чуть раньше? Или позже? Девушка… это как-то связано с девушкой. Багрянский заметил, что она оказалась ценным работником. Вроде бы выразил удивление по этому поводу. А на мое замечание о ее красоте ответил «да, наверное», как будто до той поры не обращал внимания на внешность сотрудницы. Или демонстрировал свое равнодушие к ней, точнее, к ее внешности? Она ценный работник и не более того. И что в этом особенного? Далеко не все мужчины заводят служебные романы, многие совершенно справедливо считают, что это лучший способ нажить неприятности. Далась мне эта рыжая… В конце концов, можно расспросить о ней Сергея, он обещал быть с нами предельно откровенным и пока свое слово держал.

Асфальт успело засыпать снегом, было скользко, семеня к машине, я подумала, что Багрянскому следовало бы сказать спасибо: занятая его проблемами, я вроде бы забыла о своих.

Устроившись в машине, я включила печку и, зябко ежась, наблюдала за спешащими прохожими. Ладно, побегаем, народ послушаем… закончим одно дело, появится другое. Пройдет время, и все как-нибудь наладится. «Как-нибудь», — повторила я, криво усмехаясь. Можешь сколько угодно твердить «все будет хорошо», пользы от этого немного. Всем хорошо не бывает, по крайней мере в моем случае. По долгам я еще не расплатилась. И целой жизни не хватит. Так что все справедливо. От этой мысли стало до того тошно, что я поспешила сказать себе: «Забей на все и просто живи. А там посмотрим».

В четверг хоронили Юдину. Об этом я узнала накануне и поведала Агатке о своем желании присутствовать на похоронах.