Логорея - Ник Хорнби
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
За время недолгого брака Книппер и Чехов виделись редко (она играла в театре в Санкт-Петербурге, а он жил в Ялте), и Малкольм не без сожаления замечает, что знаменитым людям, живущим в обычном браке, нет нужды часто переписываться, и тем самым они лишают биографов ценного материала. Но судя по всему, стоит обязать супругов находиться рядом друг с другом 24 часа в сутки, 365 дней в году, если только у одного из них возникнет желание назвать другого в письме зябликом, лошадкой или собакой.
Однако Малкольм так захвачена своей работой, что в недостатках видит не недостатки, а удачные решения – или, по крайней мере, характерные черты. Есть такой пьедестал – я не знаю никого, кто бы его видел, но он точно есть, – на который можно забраться, и тогда люди уже не будут объяснять, что чего-то делать нельзя, что вы чего-то не умеете, зато они будут удивляться, как в вашей работе появилось нечто напоминающее бесполезную деталь. Это произошло с Бобом Диланом, о котором Кристофер Рикс написал книгу. Рикс анализирует песню, в которой ему не понравится одна рифма (что-то на уровне «кровь / любовь»), но в итоге он находит в ней глубочайший смысл, представляя ее как очередное свидетельство гениальности Дилана. Он даже не допускал такой мысли, что Дилан мог просто решить: «Ну и хрен с ним. Сойдет».
Малкольм делает похожую ошибку, хотя и более осознанно, рассуждая о «резких» и «необъяснимых» изменениях в характерах героев чеховских рассказов: «проходит время, и новаторство великого писателя перестают воспринимать как ошибку». Вы простите, я еще не дорос до того, чтобы воспринимать подобное новаторство, и мне хотелось бы попросить госпожу Малкольм уточнить, сколько именно времени должно пройти? Хотя бы навскидку. Полгода? Два года? Если честно, дольше мне бы ждать не хотелось.
Я достаточно давно знаком с Родди Дойлом. Его книги я читал еще до знакомства с ним, и его барритонская трилогия послужила для меня важным источником вдохновения, когда я только начинал писать: кто бы мог подумать, что такие по-доброму и искренне написанные книги могут оказаться столь сложными и умными? По крайней мере, на этом берегу Атлантики Дойл играючи изменил смысл такого явления, как «художественная литература». «Сыграй еще разок» – это вторая книга трилогии, начавшейся с романа «Звезда по имени Генри»; действие происходит в США в 1920-1930-х годах, а главный герой – Луис Армстронг, так что читал я эту книгу, слушая сборник его лучших песен.
Почитав статьи и интервью с Родди Дойлом за несколько недель, невольно вспоминаешь, что меньше всего критики жалуют писателей, которые пишут новые, совершенно не похожие на предыдущие произведения. Впрочем, еще хуже только писатели, которые пишут одно и то же. Один рецензент пожаловался, что раньше Дойл писал короткие книги, а теперь вот написал длинную; другой считал, что раз уж Дойл начал писать про Дублин, он не имеет права переносить действие в другой город; третий сетовал на то, что раньше его персонажами были дети, а теперь – взрослые. Все эти отзывы можно было сделать, ознакомившись с аннотацией, а не с самой книгой – двух строк синопсиса и указания количества страниц было бы достаточно. Уже невольно ждешь, что возмутится тем, что предыдущие романы автора можно было купить, а за новые просят целых семнадцать фунтов.
На самом деле он поступает так, как только и может поступать писатель: он пишет книги о чем хочет и как хочет. И у него возникло желание писать о самых разных вещах, развивать талант, который помог ему создать предыдущие тексты. Мне бы вряд ли пришло в голову читать писателей, которые думают иначе – за исключением Вудхауза, сто раз написавшего одно и то же. Так к чему же мы пришли? Пожалуй, примерно к тому, с чего и начинали. В этом и прелесть моей колонки.
ИЗ ПИСЬМА АНТОНА ЧЕХОВА БРАТУ НИКОЛАЮНедостаток же у тебя только один. В нем и твоя ложная почва, и твое горе, и твой катар кишок. Это – твоя крайняя невоспитанность. Извини, пожалуйста, но veritas magis amicitiae[10]... Дело в том, что жизнь имеет свои условия... Чтобы чувствовать себя в своей тарелке в интеллигентной среде, чтобы не быть среди нее чужим и самому не тяготиться ею, нужно быть известным образом воспитанным... Талант занес тебя в эту среду, ты принадлежишь ей но... тебя тянет от нее, и тебе приходится балансировать между культурной публикой и жильцами vis-a-vis. Сказывается плоть мещанская, выросшая на розгах, у рейнскового погреба, на подачках. Победить ее трудно, ужасно трудно!
Воспитанные люди, по моему мнению, должны удовлетворять след<ующим> условиям:
1) Они уважают человеческую личность, а потому всегда снисходительны, мягки, вежливы, уступчивы... Они не бунтуют из-за молотка или пропавшей резинки; живя с кем-нибудь, они не делают из этого одолжения, а уходя, не говорят: с вами жить нельзя! Они прощают и шум, и холод, и пережаренное мясо, и остроты, и присутствие в их жилье посторонних...
2) Они сострадательны не к одним только нищим и кошкам. Они болеют душой и от того, чего не увидишь простым глазом. Так, например, если Петр знает, что отец и мать седеют от тоски и ночей не спят, благодаря тому что они редко видят Петра (а если видят, то пьяным), то он поспешит к ним и наплюет на водку. Они ночей не спят, чтобы помогать Полеваевым, платить за братьев-студентов, одевать мать...
3) Они уважают чужую собственность, а потому и платят долги.
4) Они чистосердечны и боятся лжи, как огня. Не лгут они даже в пустяках. Ложь оскорбительна для слушателя и опошляет в его глазах говорящего. Они не рисуются, держат себя на улице так же, как дома, не пускают пыли в глаза меньшей братии... Они не болтливы и не лезут с откровенностями, когда их не спрашивают... Из уважения к чужим ушам, они чаще молчат.
5) Они не уничижают себя с тою целью, чтобы вызвать в другом сочувствие. Они не играют на струнах чужих душ, чтоб в ответ им вздыхали и нянчились с ними. Они не говорят: «Меня не понимают!» или: «Я разменялся на мелкую монету! Я б<...>!!.», потому что все это бьет на дешевый эффект, пошло, старо, фальшиво...
6) Они не суетны. Их не занимают такие фальшивые бриллианты, как знакомства с знаменитостями, рукопожатие пьяного Плевако, восторг встречного в Salon'e, известность по портерным... Они смеются над фразой: «Я представитель печати!!», которая к лицу только Родзевичам и Левенбергам. Делая на грош, они не носятся со своей папкой на сто рублей и не хвастают тем, что их пустили туда, куда других не пустили... Истинные таланты всегда сидят в потемках, в толпе, подальше от выставки... Даже Крылов сказал, что пустую бочку слышнее, чем полную...
7) Если они имеют в себе талант, то уважают его. Они жертвуют для него покоем, женщинами, вином, суетой... Они горды своим талантом. Так, они не пьянствуют с надзирателями мещанского училища и с гостями Скворцова, сознавая, что они призваны не жить с ними, а воспитывающе влиять на них. К тому же они брезгливы...
8) Они воспитывают в себе эстетику. Они не могут уснуть в одежде, видеть на стене щели с клопами, дышать дрянным воздухом, шагать по оплеванному полу, питаться из керосинки. Они стараются возможно укротить и облагородить половой инстинкт... Спать с бабой, дышать ей в рот <...> выносить ее логику, не отходить от нее ни на шаг – и всё это из-за чего! Воспитанные же в этом отношении не так кухонны. Им нужны от женщины не постель, не лошадиный пот <...> не ум, выражающийся в уменье надуть фальшивой беременностью и лгать без устали... Им, особливо художникам, нужны свежесть, изящество, человечность, способность быть не <...>, а матерью... Они не трескают походя водку, не нюхают шкафов, ибо они знают, что они не свиньи. Пьют они, только когда свободны, при случае... Ибо им нужна mens sana in corpore sano[11].
И т. д. Таковы воспитанные... Чтобы воспитаться и не стоять ниже уровня среды, в которую попал, недостаточно прочесть только «Пикквика» и вызубрить монолог из «Фауста». Недостаточно сесть на извозчика и поехать на Якиманку, чтобы через неделю удрать оттуда...
Тут нужны беспрерывный дневной и ночной труд, вечное чтение, штудировка, воля... Тут дорог каждый час...
Поездки на Якиманку и обратно не помогут. Надо смело плюнуть и резко рвануть... Иди к нам, разбей графин с водкой и ложись читать... хотя бы Тургенева, которого ты не читал...
<...> самолюбие надо бросить, ибо ты не маленький...
30 лет скоро! Пора!
Жду... Все мы ждем...
Твой А. Чехов.Примечания
1
Deus ex machina – «Бог из машины» (лат.) – нарочито неожиданная развязка той или иной ситуации. – Здесь и далее примеч. пер.
2
Джером Д. Сэлинджер. Симор: Введение (пер. Риты Райт-Ковалевой).
3
Джонстаун – поселок в джунглях, где была создана колония религиозной секты «Народный храм», члены которой переселились туда из Калифорнии. В 1978 году свыше 900 колонистов совершили массовое самоубийство.