Убей меня нежно - Наталья Александрова

На протяжении своей длинной и трудной партийной карьеры Николаю Степановичу приходилось общаться с самыми разными людьми. Среди них встречались очень и очень опасные, страшные люди, но таких, как Матвей Иванович, ему встречать не приходилось. Перед каждой встречей с ним, он долго собирался с духом, чтобы сохранить при нем всю свою выдержку, не сбиться с авторитетного начальственного тона, не утратить низкий, твердый, командный голос, не пустить петуха. Он боялся Матвея до помрачения рассудка. Но этот страх показывать было нельзя. Николай Степанович держался на страшном напряжении воли, на многолетней партийной дисциплине, на беспредельном умении надевать ту маску, которая требуется в данный момент, чего уж греха таить — на беспредельной партийной изворотливости, на инстинкте самосохранения. Он приучил себя видеть действительность такой, какой нужно; и эта способность служила ему теперь, как никогда. Он должен был видеть в своем собеседнике, Матвее Ивановиче, партнера по бизнесу. И он видел именно его и даже мысленно называл его Матвеем Ивановичем, хотя прекрасно знал, что человек в дорогом, но безобразно сидящем на мощном тяжелом теле английском сером костюме, человек с пудовыми кулаками в седовато-рыжих волосках (татуировки с этих рук вывели за бешеные деньги — какой же бизнесмен в татуировках, — но все тело под костюмом было так разрисовано, что в бане Николай Степанович частенько терял нить разговора, заглядевшись на какой-нибудь еще незнакомый сюжет), хотя прекрасно знал, что сидящий напротив него пожилой человек с редкими зализанными волосами и тяжелым взглядом маленьких близко посаженных глаз — Кастет, всесильный уголовный авторитет, главарь «симбирской» группировки, на чьем счету столько покойников, что впору открывать частное кладбище.

Третьим в комнате был Сергей Сергеевич, настоящий бизнесмен, способный экономист и блестящий администратор. Вот с ним Николаю Степановичу было легко, таких он перевидал на своем веку сотни.

Правда, тогда они не назывались бизнесменами, тогда они назывались хозяйственниками, и когда Николай Степанович вызывал их в свой кабинет «на ковер», они тряслись и бледнели, стараясь скрыть свой страх от него.., как он сейчас старается скрыть свой страх от Кастета.

И они трое были необходимы друг другу.

Николай Степанович вносил в общее дело свои огромные связи, сохранившееся еще влияние, доступ к финансовым и властным возможностям партии, кредитам и фондам.

Он — приходилось это признать — был в этом трио представителем прошлого. Это прошлое уходило на глазах, доживало последние годы, а может быть, уже месяцы, но сейчас, в решающий для их бизнеса момент, его сила была еще велика, и Николай Степанович должен был воспользоваться ею, чтобы не остаться не у дел, чтобы обеспечить свое будущее.

Сергей Сергеевич вносил в их дело опыт хозяйственника и экономиста, знание производства, рынка сырья и сбыта. Он вносил свои собственные, неожиданно очень значительные, средства. («Как же мы позволили тебе так разбогатеть?! — подумал Николай Степанович, когда узнал о размерах этих средств. — Проглядели, проглядели!») Он вносил в их дело производственные мощности руководимого им крупнейшего в городе и регионе комбината хлебопродуктов, который они при мощной поддержке стоящих за Николаем Степановичем структур, быстро прибирали к рукам, одновременно подминая все смежные предприятия, чтобы сделаться монополистами в этой всегда процветающей и нужной даже самым бедным, самым нищим людям отрасли. Достаточно трезво мыслящий Николай Степанович сознавал, что Сергей Сергеевич — представитель будущего, новый человек, человек завтрашнего, капиталистического дня; и Николай Степанович надеялся пробраться вместе с ним в это «светлое будущее».

И, наконец, Кастет, или Матвей Иванович, как они называли его в этой комнате, был несомненным представителем настоящего, представителем сегодняшнего дня, темного и смутного переходного времени, представителем настоящей, несомненной реальной силы, и вечной, никогда не слабеющей, а только крепнущей и растущей власти, но власти подпольной. Он решал все проблемы, возникающие перед ними, — с конкурентами, с неаккуратными поставщиками и несостоятельными должниками; и деньги за ним стояли огромные, хотя все и понимали, насколько эти деньги грязные и кровавые. Для того-то и были Кастету нужны его представительные компаньоны и их общее дело: чтобы отмыть эти кровавые деньги, чтобы смыть кровь и грязь со своих волосатых рук и войти в «светлое будущее» преуспевающим и уважаемым бизнесменом.

— У нас проблема, коллеги, — начал Сергей Сергеевич, — новгородские конкуренты зашевелились, собираются открывать здесь свой филиал, все бы еще ничего, пока ситуацию мы держим под контролем, но вместе с директором новгородского комбината к нам в город приехала некая Ольга Михайловна Кузнецова. Это совсем молодая женщина, можно сказать — девчонка, но это не должно вводить вас в заблуждение. На мой взгляд, это наш самый серьезный конкурент.

— Что еще за девчонка? — Кастет уставился на Сергея Сергеевича своими маленькими холодными глазками.

— Она за два года утроила продажи хлебопродуктов новгородского комбината. Комбинат был на грани банкротства, а теперь он процветает, и ему уже мало своего традиционного региона. Они открывают здесь свое отделение и хотят торговать на нашей территории. Если сегодня мы проглядим ее — завтра будет поздно.

Видя, что коллеги с сомнением покачивают головами, он добавил:

— Понимаю ваш скептический настрой, но в нашем деле бывают личности, способные что-то создать быстро только силой своего ума и деловой хватки, и пол и возраст в данном случае не имеют значения.

— Я въехал. Это — чисто моя проблема, — Кастет коротко рубанул воздух волосатой ладонью, — завтра вашей девчонки не будет.

Сергей Сергеевич поморщился.

— Ну, как вы… А, впрочем, нет человека — нет проблемы. Только я очень прошу вас, сделайте так, чтобы это выглядело, ну… как несчастный случай, что ли. А то убийство.., конечно, в наше время этим никого не удивишь, но все-таки.., начнется это — кому выгодно, кому невыгодно… Постарайтесь обставить это как несчастный случай.

— Ладно, не суетись, я все понимаю.

Четвертым в этой комнате был крошечный микрофон, запрятанный в укромное место.

Анатолий Петрович Чистяков многие годы отработал рука об руку с Николаем Степановичем: тот — по партийной линии, этот — по линии госбезопасности. Линия партии всегда была ведущей, Анатолий Петрович был как бы в подчинении, но вместе с тем он всегда хотел держать руку на пульсе, а для этого он должен был много знать. Поэтому с давних пор, еще когда он был всего лишь майором КГБ, он взял за правило прослушивать все разговоры своего партийного босса. Ну, не все — так самые важные.

Надо сказать, Чистяков не был одинок или оригинален в этом своем стремлении все знать о «старшем брате»: «Государство в государстве», органы госбезопасности втайне от партийного руководства следили за самим этим партийным руководством, снизу доверху, можно сказать, с его молчаливого одобрения: ведь каждый партийный босс хотел знать все о своих подчиненных и давал санкцию на прослушивание их разговоров, на слежку за ними, считая, что уж сам-то он вне подозрений.., но его начальник точно так же давал санкцию на слежку за ним — и так до самого верха.

Анатолий Петрович рос одновременно с Николаем Степановичем, поднимался по служебной лестнице. Теперь он уже должен был вот-вот получить первую генеральскую звезду, но времена изменились, спрос был на молодых и шустрых, умеющих держать нос по ветру, и Чистяков, со всем его опытом, мог оказаться не у дел. Поэтому, когда сын его двоюродного брата сделал большую карьеру в Новгороде и приехал в наш город с большими деньгами и еще большими планами на будущее, и предложил ему уволиться из органов и пойти в его фирму начальником службы безопасности, он недолго раздумывал. Он дал согласие и теперь дожидался только официального открытия в городе филиала новгородской фирмы, а пока по привычке прослушивал разговоры своего партийного босса, набирая на того компромат на всякий пожарный случай.

Выйти на конспиративную квартиру в «сталинском» доме было несложно, потому что передвижения всех больших и не очень больших начальников из Смольного были известны и не менялись годами: из дома на работу, высшее начальство тоже в Смольном, пешком дойти, совещания, выезды на места, в организации, два раза в год — торжественное праздничное заседание в театре оперы и балета имени Кирова — тьфу! Сейчас опять переименовали в Мариинку! Поэтому, когда подчиненные доложили Чистякову, что Николай Степанович изредка ездит куда-то в город, он сгоряча подумал, не завел ли старик любовницу, но, по зрелом размышлении, эту мысль отбросил, потому что чего-чего, а этого за Николаем Степановичем не водилось: честно прожил всю жизнь с одной женой и никогда ей не изменял, чему, откровенно говоря, сам Чистяков немало удивлялся, не уставая поражаться ее габаритам. Тем более стоило поинтересоваться, куда это повадился Николай Степанович, и хоть старый осел пытался соблюдать конспирацию — он оставлял машину за полквартала и героически шел к нужному дому пешком, — квартиру вычислили быстро. Нашпиговать ее микрофонами было делом техники, чистяковские мальчики были профессионалами. И хоть у Кастета при себе всегда было не меньше семи человек охраны, которая входила в квартиру первой и якобы тщательно осматривала ее, ни одного микрофона пока не нашли. Сегодняшний улов Чистякова просто потряс. Смерть Ольги его никак не устраивала: карьера в органах заканчивалась, и все его будущее зависело теперь от нового назначения, он должен был показать себя перед новыми хозяевами во всем блеске.