Из зоны в зону - Леонид Габышев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Обмен состоялся, а с соседкой Коля нашел общий язык за девятьсот рублей.
Домоуправу за обмен сунул в конверте двести рублей, распил бутылку, опохмелил и стал копить деньги. Но как накопить: в месяц получает 75 рублей, а жена немногом больше.
В свободное время, — а его почти не было, — писал лагерный фольклор и посылал литературоведу. Тенин спрашивал: как движется дело с Библией? Но Библию Коля достать не мог. Бывал в церквях, но православных, желающих приобрести священное писание — много, продавцов — ни одного.
Тогда познакомился с баптистами, и стал посещать собрания евангельских христиан, но они вели религиозные беседы, а Библию не обещали, ссылаясь, что не у всех братьев и сестер есть Новый Завет.
Закончив фольклор, написал рассказ о зоне, в прокате взял пишущую машинку, и, перепечатав, отослал литературоведу. Тенин похвалил.
Ко дню рождения Есенина написал статью о поэте и отвез в редакцию молодежной газеты. Журналистка, прочитав, сказала:
— Подобная статья есть, напишите о книголюбе. Если напишете быстро — сразу опубликуем. Срочно нужен такой материал.
Петров задумался. В числе его знакомых не было книголюба. О ком писать?
На участок поступил новый слесарь, и он как-то сказал:
— У отца много книг.
— Познакомь с отцом? — попросил Коля.
— Он в отпуске, приедет через неделю.
Через неделю Петров со слесарем пришли к его отцу.
— Так, — Альберт Николаевич посмотрел на часы, — без двадцати семь. — Витя, — обратился он к сыну, — вот деньги, возьми две бутылки.
Они прошли на кухню, и Альберт Николаевич — седой, лет около пятидесяти, с пышной копной волос, зачесанных назад, — приготовил скудную закуску.
Витя принес водку. Коля начал расспрашивать Альберта Николаевича о его библиотеке, но он махнул рукой.
— Давай еще выпьем.
Выпили.
— Видишь ли, Николай, я не хочу, чтоб ты писал обо мне в газету. Ты только начинаешь писать, и тебе нужен книголюб безупречный, чтоб его биография была чистой.
А я, понимаешь — Альберт Николаевич покрутил рукой, — не подхожу для газетной статьи. Ты будешь писать обо мне как о ценителе литературы… Витя, — сказал он сыну, — выйди.
Сын вышел.
— Ты напишешь обо мне, а кто-нибудь позвонит в редакцию и скажет: «Зачем вы о нем написали, он два раза попадал на пятнадцать суток». Может, никто и не позвонит, я не хулиган, просто с бабой не могу найти общий язык, хотя полжизни вместе и у нас пятеро детей. Я не советую карьеру журналиста начинать с меня. Тебе нужен книголюб, в моральном отношении устойчивый. Я назову такого. Муж моей сестры, Иван Ильич Буйда. Работает главным архитектором на химкомбинате. О нем и напишешь. Он согласится. А сейчас выпьем.
Чокнувшись, осушили стаканы, и Коля сказал:
— Я как-то написал зарисовку для многотиражки о передовике труда, а он поругался с женой и попал на пятнадцать суток. Мою зарисовку бросили в корзину. Кто знает, что будет с человеком завтра, о котором пишешь сегодня. Альберт Николаевич, скажите немного о себе. Когда начали собирать библиотеку, ну и о книгах.
— Книги я покупал в магазинах, а в последние годы они из свободной продажи исчезли. А знакомых в книжных магазинах нет. У меня много поэзии. Библиотеку покажу в другой раз.
— А сами писали?
— А как же! И сейчас пишу. Стихи.
— Прочтите.
— Я пишу для души, и за всю жизнь не записал ни строчки. Это стихотворение написал в Желтом доме на нарах.
Альберт Николаевич вскинул голову.
Приснилось мне, что я не в каталажке,А на привольном волжском берегу,Вдыхаю запах полевой ромашки,И надышаться вволю не могу.
Приснилось мне, я не ношу парашу,Не бегаю всем скопом в туалет,А пью с утра кефир и простоквашу,Бокал вина имею на обед.
Приснилось мне, что я не жду баланды,А из печного, полного горшка,В тени моей приземистой веранды,Я наедаюсь, аж трещат бока.
Проснулся я, смотрю — лежу на нарах,По телу зуд, и головная боль,А из друзей, ни новых, и ни старых,Волчок в дверях — как будущего ноль.
И понял я, что жизнь — не однотомник,Который в раннем детстве прочитал,Спасибо вам за этот спецприемник,Я многого еще не понимал!
На другой день Витя повел Петрова к дядьке, Ивану Ильичу Буйде, и Коля целый вечер проговорил с ним. Иван Ильич лет пятидесяти с небольшим, среднего роста, коренастый, лысый и очень общительный. В его квартире в шестидесятых годах собирались начинающие поэты, слушали музыку, читали стихи, выпивали, спорили о литературе, но в литературу из них никто не вошел.
Несколько вечеров писал зарисовку о книголюбе. Перепечатав, повез в молодежную газету, но журналистка уволилась, и он не знал, кому отдать материал. В конце коридора увидел табличку «Отдел писем» и, постучав, отворил дверь. За столом располневший парень с лоснящимся широким лицом.
Коля объяснил.
— Давай сюда.
Парень быстро проглядел зарисовку.
— Я дам ваш материал под рубрикой «Письма в редакцию». Но не скоро. Надо готовить полосу. С первого декабря при редакции «Молодой Ленинец» начнутся занятия университета молодого журналиста. Хотите заниматься?
— Хочу.
Журналист вертлявый.
— Вы кем работаете?
— В домоуправлении, техником.
Он записал Колину должность.
— Меня зовут Виктор Паклин. Позвоните через месяц. Номер телефона в газете.
17
Из декретного отпуска вышла техник, и Максим Петрович перевел Петрова слесарем на участок, где находилось домоуправление. Утром надо было опохмеляться.
Коля стал ездить в университет молодого журналиста. Занятия проходили раз в неделю. Вели их волгоградские журналисты, а руководил Виктор Паклин.
Как-то перед началом занятий он подошел к Коле.
— В субботнем номере твой материал опубликуем. Так и работаешь техником?
— Сейчас слесарем. Техника замещал. Я попрошу вас: не подписывайте под моей фамилией «слесарь-сантехник». Поставьте «слесарь».
— Хорошо, — заведующий писем лукаво улыбнулся.
Коля переживал: как бы в редакции не узнали, что он сидел, а то материал не опубликуют. «Да не узнают они, — утешал он себя. — Что, в Желтом доме будут справляться?» Он думал: если зарисовку опубликуют, от счастья упадет на диван и прикроется газетой, ЕГО газетой, и так полежит несколько минут, радостно мечтая о следующей публикации.
Наступила суббота. Не завтракая, пошел в газетный киоск. Около киоска очередь за программой телевидения. «Сколько взять газет? — думал он. — Десять? Пятнадцать? Один экземпляр Ивану Ильичу, один Альберту Николаевичу. Штук пять отошлю. Значит, экземпляров пятнадцать».
Пристроился в хвост очереди и подумал: «Неужели в одном киоске возьму пятнадцать? Люди и киоскер подумают: «Офонарел!» А вдруг материал не опубликован?»
Купив три экземпляра, просмотрел четвертую страницу. Зарисовки нет. Развернув газету, на третьей странице увидел свой материал под названием «Встреча с книголюбом». «Отлично! И название мое оставили!» — радостно подумал он и пошел в другие киоски.
На диван Коля не упал и газетой не прикрылся, а сел и написал несколько коротких писем знакомым, обстоятельное литературоведу, и вложил в письма зарисовку.
В понедельник поехал на завод в редакцию «Нефтяника». Пропуска не было, и перелез через забор.
В редакции протянул Галине Ивановне газету.
— Меня опубликовали в «Молодом Ленинце»!
Редактор прочитала зарисовку.
— Молодец! Жаль, Иван Ильич не у нас работает.
— Вы знаете Буйду?
— Давно.
— А почему жаль?
— Я бы твою зарисовку в свою газету перепечатала. А-а, я сейчас редактору «Химика» позвоню.
Она набрала номер телефона.
— Елена Федоровна, в субботнем номере «Молодого Ленинца» хорошая зарисовка о Буйде опубликована. Читали?.. Прочитайте и опубликуйте в новогоднем номере.
В выходной, купив бутылку водки и бутылку наливки, пошел к Альберту Николаевичу.
— Идемте к Буйде обмывать зарисовку!
Альберт Николаевич прочитал материал, в нем впервые его фамилия, как поэта, упоминалась.
Буйда усадил гостей в кресла и, читая зарисовку, плакал.
— Простите меня, — смахивая слезы, сказал Иван Ильич. — Жена на работе, но я сам накрою стол.
Скоро и жена пришла. Альберт Николаевич встал.
— Я произнесу тост. Сейчас будем пить на первый гонорар молодого человека. Я от души желаю тебе стать журналистом и, быть может, еще не один раз обмоем твои статьи. За журналистику! За литературу! За гонорары!
— А гонорар я не получил, — сказал Коля.
— Как не получил?