Нить курьера - Николай Никуляк
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Это все можно, если очень нужно, — не задумываясь, ответил Мюллер. — Но я хотел бы знать, что мне там делать?
— Я отвечу на этот вопрос. Но прежде я должен знать — согласны ли вы на поездку?
— Мы, австрийцы, питаем пристрастие к поездкам. Отказываться от них — значило бы отвергнуть нашу традицию.
— Благодарю. Тогда я открою вам одну тайну, которая имеет прямое отношение к поездке.
Сказав это, я подвинулся ближе к Мюллеру и, угостив его сигаретой, продолжал:
— Советское командование заинтересовано в выяснении судьбы, постигшей некоего, русского по происхождению, полковника Раевского. В свое время он близко стоял к Генеральному штабу гитлеровской армии, но потом оказался в опале. В 1935 году, находясь в Австрии, подвергся аресту и заточению в тюрьму Штайн. С тех пор о нГем нет никаких сведений. Но теперь, в самое последнее время, стало известно, что в тот же период и, говорят, что даже в одной с ним камере, отбывал наказание некий врач городской больницы Пфар- верфен, арестованный в 1935 году за монархическую деятельность, фамилия которого, к сожалению, осталась невыясненной.
Мюллер слушал внимательно, даже перестал курить. Понизив голос почти до шепота, я перешел к главному:
— Теперь остается одна возможность: поехать в Пфарверфен, найти врача и в беседе с ним добыть нужные сведения о Раевском.
Так, случайно пришедшая в голову фамилия, успешно использованная в беседе со священником, пригодилась и для прикрытия истинных целей поездки Мюллера.
— Советское командование, — продолжал я, — считает излишним придавать официальный характер выяснению судьбы Раевского. Отсюда и просьба к вам выполнить поручение частным образом. Я уже не говорю о полной компенсации расходов, о вознаграждении за труды. Вы согласны?
Что ж, — сказал он, — остается уточнить подробности.
— С подробностями можно не спешить, — успокоил его я. — Берите отпуск, готовьтесь, а перед самым отъездом встретимся. Начиная с завтрашнего дня, я ежедневно с десяти вечера буду ждать вас в машине у часовни на берегу Дуная. Постарайтесь подойти так, чтобы вас никто не заметил. Не желательно попадать на язык всевозможным сплетникам и болтунам. Надеюсь, вы поняли меня правильно и разделяете эту мысль?
— Конечно. Не беспокойтесь, я сделаю так, что меня никто не увидит.
— Тогда до встречи.
— Спокойной ночи.
Я проводил его до калитки Сада, ион растворился в темноте.
Через час мне доложили, что Мюллер, никуда не заходя и ни с кем не встречаясь возвратился к себе домой.
Утром я снова пошел к тюрьме, но теперь уже только для того, чтобы хоть издали показаться Мюллеру. Я полагал, что даже немая связь будет держать его мысли и поведение в необходимом мне направлении.
На третий день он явился в назначенное место, готовый двинуться в путь.
— Итак, если вы помните, — сказал я, как только он сел в машину, — начинать придется с выяснения фамилии врача городской больницы, арестованного в 1935 году за монархическую деятельность. Вокруг этого не следует поднимать шумихи.
Мюллер посмотрел на меня и усмехнулся:
— Я понимаю…
— Постарайтесь отыскать старожила, — тихо говорил я, — швейцара, санитара или даже дворника больницы, и все интересующие нас с вами вопросы выяснить через них. Врач в небольшом городке всем известен и разузнать о нем не так трудно. Если найдутся любопытные, которые заинтересуются целями розыска врача, объясните, что в 1935 году он отбывал наказание в тюрьме Штайн, где вы работали дворником и оказывали ему услуги. Теперь же, прибыв в Пфарверфен проездом, решили встретиться с ним, но, как это часто бывает, из-за давности забыли его фамилию.
Мюллер согласно кивнул головой. Мы ехали'мимо большого сада. Сквозь ветви пробивался призрачный свет. Густая трава была в лунных пятнах, в ней то вспыхивали, то гасли огоньки светлячков.
— Если удастся найти врача, — заканчивал я свое напутствие, — расскажите ему о Раевском то же, что слышали от меня, подробно расспросите, что он о нем помнит. Если же врача не окажется в городе, то хотя бы узнайте его фами-. лию. Это важно для дальнейшего выяснения судьбы Раевского.
Мы подъезжали к вокзалу. Убедившись в том, что Мюллер усвоил задачу, я высадил его возле густого кустарника. Попрощавшись со мной, он вышел из тени.
Ровно через полчаса после нашей, беседы, в глубокую полночь, наблюдая за перроном вокзала, я видел, как Мюллер вошел в вагон поезда, уходящего из Кремса на юго-за- пад к Пфарверфену. За плечами у Мюллера горбился рюкзак— неотъемлемая принадлежность туриста.
«Счастливого возвращения, старик», — шептал я вслед уходящему поезду.
Хвост поезда растаял в темноте, и мне почему-то стало грустно. Я даже подумал о том, что не стоило водить старика вокруг пальца. Взять и прямо сказать: вот три фамилии, за одной из них скрывается враг, надо разоблачить его, помоги!
Но я не имел на это права, хотя считал старика вполне надежным. Предположение еще не есть полная уверенность. А тайна до поры всегда должна оставаться тайной.
С отъездом Мюллера я снова переживал чувство ответственности за человека, направленного в стан врага с миссией специального назначения. Все ли я продумал, все ли предусмотрел? Може^т быть, мало убеждал его в соблюдении осторожности, не отработал линию поведения на случай'задержания полицией?
И почему-то казалось, что если бы я отправлял его не тогда, а вот сейчас, в эту минуту, то все было бы по-иному, не возникло б причин для столь острого беспокойства.
Но теперь мне оставалось только запасаться терпением.
Позвонив Федчуку из комендатуры и услыхав его голос, я сразу почувствовал, что он хорошо понимал мое состояние и во всем со мной соглашался.
После разговора с Федчуком я бросился в постель и мгновенно уснул. Спал я очень долго и отлично отдохнул.
А на вторые сутки вернулся Мюллер. Будто нарочно, шёл он медленной, усталой походкой, постоял около лестницы, задержался в передней и, наконец, затлел в комнату.
Я давно приучил себя к подобным испытаниям нервов и терпеливо ждал, что'он скажет.
— Его там нет. Он повешен, — скупо доложил Мюллер.
— Кто? Раевский? — будто не понимая; огорчился я.
— Да этот врач — Брунер Вальтер. Так что полная неудача.
Старик полностью оправдал мои надежды.
— Как мне удалось разузнать, — продолжал он, — их всех
взяли'сразу — врача и двух учителей. Но Брунер успел принять яд и около месяца пролежал в больнице. Потом был суд, и всех их повесили. Где-то недалеко от Пфарверфена проживает его жена, а в Вене сын Генрих, который совсем недавно женился, выбрав себе невесту не по вкусу матери, поэтому они находятся в ссоре.
Рассказав все это, не переводя дыхания, Мюллер помялся, затем подошел ближе к столу и положил на краешек пачку шиллингов.
— Деньги, что вы мне дали, полностью возвращаю, — твердо сказал он. — Ведь я вам ничем не помог…
— Нет, нет, господин Мюллер, — возразил я, — вы и без того оказали нам весьма большие услуги. Даже привезенное вами известие о том, что Брунера нет в живых, для нас является важным. Мы, попросту говоря, теперь выбросим его из головы и примемся за поиски других лиц, осведомленных о судьбе Раевского.
Я подошел к столу, взял пачку шиллингов и решительно возвратив их Мюллеру:
— Деньги, пожалуйста, возьмите. Они вам пригодятся. Мы не можем допустить, чтобы на подобцые цели расходовались ваши личные сбережения.
— Вы считаете, что так будет справедливо?
— Справедливо и честно. К тому же, если вы помните, я предупреждал вас о возможности такого исхода и не строил иллюзий насчет ожидаемых результатов.
Для нас это не единственная возможность. Мы ищем других лиц, знавших Раевского, и найдем их. На это отпущены специальные средства.
— Я думал, может быть… сын или жена Брунера… Он мог писать им перед казнью.
— Надеюсь, вы к ним не обращались. Как же вы все разузнали?
— От садовника старой больницы. Он хорошо знал врача и его семью. Я сказал ему, что лечил у него своего сына.
Я подошел к Мюллеру, не сводя с него испытующего взгляда:
— Теперь, господин Мюллер, я хочу вас предупредить, что розыски Раевского, по-видимому, получили некоторую'ог- ласкуимогли стать достоянием жандармерии и полиции. Поэтому прошу вас, в интересах своей же безопасности, не предпринимать никаких мер к поискам лиц, могущих дать сведения о нем. Внушите себе, что мы с вами никогда не встречались и не знаем друг друга. Это одинаково выгодно для обеих сторон.
— А если опять понадобится моя помощь?
— Тогда мы найдем вас и честно скажем, что от вас требуется.
— Спасибо, — сказал он. Было заметно, что эти слова подействовали на него ободряюще.
— Спасибо и вам.
Говоря это, я крепко пожал ему руку и обнял за плечи. И я расстался с этим замечательным стариком, так и, не узнавшим, какую огромную услугу оказал он советской контрразведке.