Малахитница - Янина Олеговна Корбут
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ее ужасный дар невольно перешел на плечи Паши, и это означало одно — придется передать его дальше, если она не хочет умереть в таких же страшных мучениях. Все знакомые, прознав о ее даре, быстро окрестили Пашу Азовкой, которую по легендам заточили в пещеру за дружбу с разбойниками да преступниками. Девушка не желала такой судьбы — сидеть да плакать всю жизнь в одиночестве, — но ничего уже не могла с этим сделать. Заложница родового дара, теперь она вынуждена нести это бремя до конца своих дней. Сама виновата…
Паша открыла злополучный сундук со старыми вещами бабки: куча банок-склянок, тряпок, и вот на самом дне лежала та самая потрепанная книга… Страницы в ней уже пожелтели, некоторые рассыпались прямо в руках. Девушка с интересом смотрела на закладки в виде цветов, которых прежде не видела. Раньше бабка запрещала трогать ей все эти предметы. В огромном количестве рукописных заметок Паша все же нашла один обряд, который смогла прочитать, — на очищение дома для новой хозяйки. Она тут же начала копаться в поисках необходимых принадлежностей.
Паша решила не пропускать ужин, голодной обходя дом. Звуки урчания в животе явно не помогут ей сосредоточиться.
Она перевернула оладушек, понимая, что затея была плохая: ни одного красивого и съедобного. Огонь на плите будто издевался, жаря так сильно, что просто сжигал тесто.
— Не поем я сегодня, да? — она хмуро смотрела на обугленные оладьи.
Рассудив, что лучше так, чем ничего, Паша лишь соскоблила ножом все корочки и, корчась, впихнула в себя пару штук, чувствуя ужасную горечь.
— Пора начинать… — проговорила она себе, наклоняясь над сундуком.
Пусто. Не было ни свечки, ни платка. Даже книга исчезла. Сундук был абсолютно пустой.
Паша закипела:
— Да черт возьми, черт возьми! Сколько можно?! — вскрикнула она и тут же вздрогнула от резкого стука в окно, осторожно подходя ближе.
По ту сторону стекла возле рамы лежал мертвый воробей.
Паша до ночи искала все свои приготовления. Как назло, они были разбросаны по всему дому. Свеча лежала под ее подушкой, платок застрял под половицей. Вот только книгу она не нашла. Плюнув на это дело, Паша решила поскорее закончить с этим. Она вооружилась найденными вещами и направилась на улицу. Ждать она уже не могла. Да и нужно-то было лишь трижды обойти дом, ни на что не оглядываясь и шепотом повторяя заговор. Небольшая цена за спокойную жизнь в доме.
* * *
Дождавшись темноты, она боязливо вышла на порог, молясь лишь на помощь предков. Паша осторожно начала зажигать спичками свечу, но все никак не получалось.
— Вот черт… — она снова провела по ребру, и в руке ее загорелся долгожданный огонек, что едва не обжег ее пальцы, подпаливая край платка.
Паша суетливо отложила спички на подоконник и решительно двинулась вперед.
Тусклая луна будто умирала, настолько близко она казалась к земле.
— Раз, два — время колдовства, — отсчитывала Паша шепотом ступеньки от порожка, как это делала старуха, спускаясь вниз, — три, четыре, пять — пора исполнять… Шесть, семь — навь здесь насовсем…
Свеча колыхнулась, и Паша тут же прикрыла ее рукой. Она осторожно дошла до забора с частоколом, нервно поглядывая на порог дома.
«Надеюсь, в этот раз не придется лезть через окно…»
Пора начинать первый круг.
— Дедушка-домовушка, слушай, не серчайся, на меня не обижайся… Счастье мое сберегай, дом охраняй… — медленно заговорила Паша, стараясь ничего не забыть.
Первые шаги давались ей с трудом, ведь девушка отвлекалась на каждый шорох. Треск веток — и она останавливалась, боязливо озираясь, однако тишина и темнота лишь сильнее давили на нее, поторапливали скорее закончить обряд. Постепенно собственный нашептывающий голос успокоил Пашу, шаги становились все увереннее и быстрее. Этот круг она прошла довольно легко, и даже резкие звуки из глубин леса и гор уже не пугали ее.
На втором кругу Паша заметила, что свеча стала странно дергаться и выпускать черный дым.
— Дедушка-домовушка, слушай, не серчайся, на меня не обижайся… Счастье мое сберегай, дом охраняй…
Девушка поежилась, чувствуя, как по спине и ногам пробегает табун мурашек, но не остановилась. На последнем обходе все звуки постепенно смолкли: деревья будто замерли вместе со свечой, лишь воск стекал по пальцам остановившейся от испуга девушки — сзади послышались шаги. Сердце Паши сжалось от страха. В такой глуши ведь нет никого, кроме ее.
— Не домового тебе надо встречать как новой хозяйке, Пашенька. Али не научила тебя старая?
Она испуганно опустила глаза в землю. Пара сапог остановилась прямо перед ней, а юношеский голос продолжал:
— Другой обряд нужен, милая.
Паша осторожно подняла голову и встретилась взглядом с темными — словно весь лес в них отражался и плотоядно смотрел в душу — глазами. Девушка едва не шагнула назад, бросаясь к дому. Паша вцепилась двумя руками в свечу, будто она могла как-то спасти ее. Она судорожно пыталась понять, кто же перед ней: шаги слышны, а тени нет, даже пар изо рта не идет. Хозяином леса был леший, но бабка говорила ей, что тот уже старый, «помирать ему скоро». Так кто же он? Обряд ведь уже подходил к концу, не могла же она кого-то чужого призвать?
Паше никак не удавалось успокоить выскакивающее из груди сердце. Она вмиг забыла все заветы своей старухи.
— Отчего молчишь, Пашенька? — склонил он голову набок, вглядываясь в ее лицо. — Али немая ты?
Бабка никогда ни с кем не разговаривала во время обрядов. Девушка, помня это, держала язык за зубами.
— Пашенька, — ласково, но с легким нажимом начал он, — ты же не хочешь быть здесь, читать заговоры да задабривать домовых?
Девушка молчала, не решаясь подавать голос. Она внимательно смотрела на юношу и спешно вспоминала все, что ей когда-либо говорила бабка, однако в голове всплывали лишь ее пронзительные глаза, полные укора.
— Давай так, — продолжал молодой человек, — сейчас мы с тобой зайдем в дом
