Перебежчик - Дан Маркович

92. Двенадцатое, плюс два, серое на сером...

Четверг, оттепель, опрокинутый на спину молодой месяц, ловит воздух огромным ртом... Ветер дул бы в левую щеку, если б я мог оторвать взгляд от блестящего наста. Когда же вдали показались два наших дома, я понял, что эти жалкие сотни метров не одолеть, разве что проползти... Вернуться, идти через город? Нищий старик со спутанной бородой, блестящими от недосыпания глазами... А здесь я среди своих, небо, поле, деревья... это моя дорога. Я прошел свой путь благополучно, недаром обклеил подошвы пластырем, хоть немного, да помогло - и с пользой, потому что краем глаза, а это важно, именно краешком! - заметил господство серых на земле и небе, дым от трубы светлое серое на сером темном, и много еще разных оттенков серого. Из-за странных людей в подвале места котам не хватает. В одной из оставшихся комнат владения Клауса, он некоторых туда пускает, а других ни на шаг... в другой ходит Серый, меряет пол толстыми лапами, он обожает кошек, а котов подозревает в распутстве и преследует, сколько хватает сил... есть общая комната, там Серый всех терпит, и даже большого белого, который еще не верит, что брошен, живот позволит ему продержаться недели две. Как только возникнет вопрос о мисках, белому не бывать. Хитрый Клаус не претендует на подвальную миску, вот Серый, скрепя сердце, и терпит его, не спешит драться, а с другой стороны прекрасно знает, какое это нелегкое дело, - Клауса можно разбить, но не победить, начнется ежедневная тяжба, длинные объяснения до хрипа и полной потери голоса, кошки заскучают от такого занудства... И, в конце концов, проигрывает тот, кому есть, что терять. Вот умные коты и не ввязываются в драки, если непонятен исход или есть возможность не замечать. И чем Серому не угоден бедняга Макс?.. Правда, Макс беспардонно, не признавая этикета, пристает к Алисе, но какой же он конкурент?.. И я опускаю руки, признаваясь, что не понимаю. Плохой из меня кот!.. Сегодня каша с кефиром и кусочек рыбы на всех! Люська все равно веселится, азартно и весело носится с ничтожной бумажонкой. Сверху смотрит Алиса - не присоединится ли?.. Ее манишка удивляет белизной. Черные ушли, в комнату прокрался Серый и замер под кроватью. Я сделал вид, что не заметил, может, исправится?.. К слову, о сером - проходя мимо одной из картин, а в ней господствовал именно он, намекая то на желтизну, то на скрытое горение, при этом, однако, холоден... - я понял, что в поисках согласия перестарался. Ощущение достаточности, о котором я разглагольствовал так безудержно, совсем не предполагает покой и мир. Предпочитаю скрытое напряжение, противодействие пятен друг другу, благородную борьбу, тогда проявится сила, без которой наши попытки обречены: тот, кто яростно ошибается, не безнадежен, тот же, кто уныло талдычит безгрешную истину, без силы и страсти, обречен на скуку топтания на месте.

93. Пятнадцатое, чувствую землю...

И выщербленный асфальт, и старую седую траву... Кошки ночью сидели дома, и Сережа тоже. Он щурится - ничего особенного, подумаешь, переночевал... Сегодня кастрюлька каши с салакой. Серый полез к миске, Хрюша ему по морде - р-раз! Люська с другой стороны - два! Он встряхнулся, присмирел, покорно ел то, что ему позволили съесть, вылизал миску и огляделся. Батюшки, окружен со всех сторон! С одной Клаус вылизывает кастрюльку, с другой Макс, моется и поглядывает на своего врага, в присутствии нас он смелеет... тут же горячо любимые кошки, довольно дружелюбный и славный Костик... А сзади стою я, непонятное существо - то кормит, то гонит или требует невозможного... Он сидит, боясь шелохнуться... и я вижу блаженство на его изрытой шрамами морде!.. Он в теплом доме, его не бьют, подумаешь - шлепнули... и даже кормят!.. А потом Люська качалась на моих ботинках и блаженствовала не хуже Серого. На подоконнике распустил брюхо Клаус, в глазах пристальный блеск. Ждет, когда Люська дойдет до кондиции. Алиса, уже нет сомнений, решила доказать нам свою удаль - котята будут! Насчет Люськи есть сильные подозрения... Отчего же тогда заинтригован Клаус? Может, коты обожают беременных кошек?.. Макс занялся Костиком, который всегда под рукой. Тот пытается возражать сколько же можно... но дружба прежде всего. Все замирает в доме и за окном. Люська устроилась на моей рукописи, притих и Макс, лежит рядом с Костиком, лапой обхватил своего дружка, оба дремлют.

94. Шестнадцатое, минус восемь...

И то, и сё... Ветер обжигает лоб, под ногами снова нет земли, или она меня не узнает?.. Из подвала выкарабкался возбужденный Хрюша, от его длинных фраз остались окончания. Внизу нахожу бесстрашно разгуливающего Макса, а как же Серый?.. Что произошло?.. Вижу, перегородка, возникшая недавно, повалена, с той стороны бьет дневной свет, льется вода, она всегда откуда-то льется и уходит в землю, когда-нибудь дом дрогнет и поплывет... Зато южной двери, что вчера была заперта, да еще и с глазком, просто нет, снята и унесена! И снова тихо, только гуляет ветер. Были люди и ушли, а я так и не понял, что происходило. Со временем все больше таких событий вокруг меня - что-то происходит и кончается, прежде, чем я понимаю, зачем и почему. Жизнь задевает и бьет нас - мимоходом, походя, не оглянувшись... Страшные звери люди, я боюсь их. Но в конце концов, все кончилось, и мои ребята снова на своих местах, в уголках, щелях и на теплых трубах. Остатки кефира разбавил теплой водичкой, накрошил хлеба, и ели с удовольствием. В коридоре нашел баночку супа, прокисшего, но вполне сносного, и мы принялись за суп. Проходя мимо одной из картинок, я заметил, что черное слишком черно, а белое - бездумно бело, и не отвечает на вопросы отблесков, разбросанных там и тут, ищущих своего начала... Приехала мусорка, гудит и рычит, коты торопливо моются и спешат к ней. Сегодня воскресенье. Мой узкая тропинка вдоль дома, по ней я хожу в подвал, покрылась тонкой корочкой льда, очень опасной - стоит поскользнуться, как ударишься головой о стенку дома, пористый красный кирпич. Подо льдом вижу серый теплый цвет, это показался камень. Теперь будем ждать, когда над деревьями начнет роиться, мерцать коричневато-красное сияние. Тогда зима окончательно потеряет вес... Снова нет Стива. Предложил вареную картошку Серому, он понюхал и вежливо отказался. Похоже, до сих пор потрясен вчерашним приемом. Подбежал новый подвальный, серо-белый лохматый кот и мигом слопал картошку. Я же говорил, он долго не продержится. Я бы дал ему супа, но Серый отнимет. Через полчаса Серый сунул рожу в форточку, а я побежал вниз, налил супа новому бедняге. Он с жалобными вздохами влип носом в консервную банку, она бывает вылизана так, что сияет почище лампочки. На коврике Макс с Костиком тоскуют, песен не поют, и даже бросили свою странную любовь. Хрюша залег и спит на заповедном месте, свернулся так, что не знаешь, где голова, а где куцый хвост. А я хожу и смотрю. Главное смотреть, а не размахивать руками. Посматривать, поглядывать, переходя из темноты к свету, а писать... Это момент - написать, когда все усмотрено. Вот здесь должно быть пятно! И поставил пятно... А у Клауса глаза ревнивые, завидущие, он не хочет, чтоб вокруг меня толпились коты и кошки. Только он! Что я могу сделать! Время от времени подхожу к нему, глажу и говорю, что он все равно мой самый лучший и красивый кот. И, главное, самый умный! А они несчастные, бедные, глупые, кто их пожалеет, если не мы с тобой? Но он не верит мне, я вижу по глазам и ушам. И ему не жаль пропадающих котов и кошек. И его понимаю, и бросить других не могу...

95. Семнадцатое, минус пятнадцать снова!..

И невыносимо дует, а лед присыпало тонким слоем нежного снега; ветер закручивает бледные смерчи, перемещает холодные барханы... Предатели все, и мороз, и снег, и даже эта чертова труба! Согнувшись, передвигаюсь, проклиная ноги, ветер... Редкие ветви на зеленоватом, холодном небе... Февраль не уйдет добром, только хлопнув дверью. Из подвала - ледяного, доступного всем ветрам и завихрениям, высовывается трагически серьезный Хрюша с глазами позднего Маяковского. За ним Костик, за Костиком Макс, с блестящим бандитским зубом и гривастой башкой... В подвальных черных переходах бело-серый подкидыш, вспомнил вчерашний суп, и в плач... А вот и Люська, примчалась, моя красавица, хвост задран, глаза сияют... Мои подозрения все усиливаются, кажется, нам предстоят котята с двух сторон... Алиса присоединилась к нам в подъезде, шагает шустро, только живот волочится по ступеням. На второй лестнице устала, отдыхает, мы ждем ее... Так я собрал своих, кормил кашей и остатками вчерашнего обеда. Когда доедали, бесшумно и быстро впрыгнул в форточку Серый, даже не задел края, особый котовский шик, и давай подкрадываться к мискам. Люська, негодница, тут же ему пощечину, хоть бы уважала возраст! Он зажмурился, помотал головой, но скольжение к еде не прекратил. "Поели? Дайте и Сереже тоже! " Он уплетает так, что посуду мыть не придется. А в коридоре уборщица и мусорщица, орут на пару, клянут котов за лужи и кучи. Тут же под лестницей огромное говно, вещь совсем не наших масштабов, что я не понимаю, что ли! В чем, в чем, а в этом я специалист. Но им наплевать, люди великая нация, все дозволено! "Котов ваших надо убивать!". "Вот-вот, чуть что, убивать... Зачем тогда приручали?.." "Это не мы!" А ведь знают, что я встречаю своих и провожаю, и никаких куч не позволю в общественных местах. Но бесполезно уговаривать, слабый всегда виноват... Их неприятно удивляет, что каждый зверь имеет свое имя, а не просто "кошка". Привыкли к кличкам. Я сижу, вокруг меня мусор, запахи, шерсть, из окна дует ветер, на лестнице крик, но я спокоен - поели. Что будет завтра, не знаю, и знать не хочу. Жизнь складывается из моментов, ничтожных движений, мелких усилий... мы отыгрываем у смерти время, день за днем... чтобы в конце основательно продуться. Когда я уходил, меня догнал серый кот с белой мордой, перегнал и остановился, смотрит. "Вася, живой еще! Все-таки не забываешь наш десятый... " Худой, и просит есть. Я с радостью вспомнил, что на подоконнике оставил немного каши с рыбным бульоном. Только б не добрались наши! "Вася, погоди!" Нашел кашу, выбежал, а его нет. Пошел к подвалу, вижу - сидит у дверей, значит, не забыл, как мы здесь встречались, разговаривали о кошках, о погоде... "Каким ты был сильным, помнишь, как с тобой дрался хромоногий Стив, как ты гонял нашего бесхвостого молодца, а потом признал его?.. Вася... помнишь Феликса?.. До вас самым сильным был Пушок, его ударили ножом в шею, рана не могла зажить, он раздирал ее, как только покрывалась корочкой, потом начала гнить... он долго умирал, вот здесь, в этой подвальной комнате. И тогда вы поделили власть с Феликсом, и обходили друг друга, зная, что равны... Вася, Вася, наши усилия поддержать жизнь уходят в песок, в эту холодную землю. И все-таки, жизнь складывается из дней, а за день можно и побороться, ты понимаешь это..." Вася вылизал миску дочиста, стоял и смотрел на меня. Он был сыт, но хотел слышать знакомый голос. Морда одутловатая, посечена шрамами, он стал даже меньше ростом, чем был. "Ну, иди, иди..." Он мотнул головой и пошел, и скоро слился со снегом, как будто и не было его.