Сироты небесные - Андрей Лазарчук

Петька снова запихнул пакет за пазуху, застегнул комбинезон, нашёл на стене нужный значок – "Штаб – 2 км " и стрелочка. Уже недалеко. Если бегом – даже успеет вовремя. Заодно и согреется.

Он легко вошёл в ритм и понёсся по коридору. Развилки попадались редко, и каждая была снабжена указателем, так что Петька вписывался в повороты, не снижая скорости. В боку уже покалывало, когда коридор перегородила стальная дверь с часами над ней. Успел! ещё две минуты. Хватая ртом воздух, Петька потянул дверь на себя. Не открывается. Толкнул. Мёртво. Что за… что за кретин! Дверь уходила вбок, в стену, шелестя и упираясь, а за дверью было темно, пахло чем-то медицинским, и раздавалось хриплое ночное дыхание. Стараясь ступать как можно тише, Петька ощупью пробрался между кроватями в угол, стукнулся о тумбочку, начисто забыв, что утром сам передвинул её от изголовья к ногам, скинул ботинки и не раздеваясь нырнул под одеяло. До подъёма ещё часа три, и надо их выбрать до донышка…

Он глубоко вздохнул и наконец-то провалился в сон.

Глава седьмая. ПОТЕРПЕВШИЙ КРУШЕНИЕ

Ночь – и самая тёмная её серединка, и предутренние сумерки, – слилась в бесконечную беспамятную гонку. Шли с потайными фонарями, светя только под ноги. Темп задавал Дворжак, и трое его сыновей, здоровые лбы, выбивались из сил, вподменку таща носилки с Олегом. Но, если и рассчитывал пан Ярек стряхнуть с хвоста увязавшихся с ним мушкетёров, – не вышло. На самолюбии, на упрямстве, на закушенных пенных удилах они держались вровень со взрослыми до самого утра, до той секунды, когда Дворжак завёл всех в низину, поросшую дождевым кустарником, и скомандовал ложиться на днёвку, – да и то пацаны дождались, пока он сядет на землю и скинет обувь, и только тогда попадали сами. Идти в светлое время было слишком рискованно. Если колдуна примутся искать всерьёз – а чего ещё ждать? – то местные пустят в небо своих драгоценных, трижды бережёных охотничьих птиц, редких и вроде как вымирающих, но все ещё не вымерших тварей, зубастых и противных, но страшных не зубами, а зоркостью и внимательностью. Беглецам оставалось прятаться в густых кустах и надеяться лишь на то, что за ночь они успели уйти в отрыв, – да на младших Дворжаков, которые несколькими группами всю ночь разбегались в разные стороны от фермы, путая следы.

– Всем спать! – приказал пан Ярек, распластавшийся на земле, как загнанный медведь, и почти тотчас захрапел.

Через несколько минут спали все. Кроме Олега. Чёрт побери, думал он, как же заставить этих мушкетёрских паразитов вернуться домой, – и осторожно разрабатывал голеностоп. Согнуть – разогнуть. Согнуть – разогнуть… Всё бы ничего, и не больно даже, только вот поскрипывает…

Вляпаться так по-глупому. На ровном месте.

Кретин.

Козолуп…

Олег усмехнулся. Этим словом в Артеке называли самых последних идиотов, собирающих все репьи себе на задницу. Он так давно не вспоминал об Артеке и вообще о Земле. Наверное, настало время.

То, что происходит с ним, – не вполне болезнь. Он останется жить. Но через некоторое время перестанет быть человеком. А будет «шлюссоре-аха», "дух гор", если переводить с местного дословно, а если по-дворжаковски – то железный гном, вполне даже сказочный персонаж, да только за гранью добра и зла. Не-человек.

Об этом ещё будет время подумать, а пока – повспоминаем Артек…

Да, там не могло быть этого твёрдого, как гранит, беззвёздного неба, где всех светил – две звезды да искусственный спутник. Там небо усеяно звёздами и гуляет луна. Там восходы над морем… Там тепло ночами, но не так, как здесь, и пахнет не болотом, а розами и горячим камнем.

В общем, никакого сравнения, горько усмехнулся Олег.

Как хорошо, что я не впал в панику. Как хорошо. Если бы впал в панику, было бы скверно. А так – ещё можно думать…

Думать было не о чем. Ну да, конечно, впереди не один путь, впереди два пути – в железные гномы, во-первых, но это никогда не поздно, всё равно что в могилу, – и во-вторых – искать «барха», что по-местному означает многое: и большой пень дерева, росшего на бугре, и коварную яму на старом болоте, и проигравшегося игрока в колышки, и очень умного, но заносчивого человека. А также – то ли настоящих, то ли самозваных старых учёных и инженеров, за неизвестно какие грехи изгнанных из Верхнего. Тут, в долине, они занимаются малопонятным шаманством, пытаясь возобновить контроль над обезумевшими механизмами, собирают по лесам и свалкам железяки – не на металл, как местные кузнецы, и не для переделки «на зажигалки», как Олег и другие земляне, а чтобы изучить, восстановить, спаять, заставить работать…

Пока это ещё вроде бы никому не удалось. Ну а вдруг?..

Или сразу податься в Верхний? Подойти, постучать в ворота, попроситься переночевать… старый приятель у нас тут живёт, тридцать лет не виделись, Потапов его фамилия…

Уже не говоря о том, что не дойти – по разным причинам, – и о том, что ворота им никто не откроет, жители Верхнего точно так же, как и барха, вряд ли знают, что делать. Иначе не забирали бы без возврата всех бедолаг, угодивших в ползун.

А Потапов… что Потапов? Когда-то писал письма. Лет десять писал. Потом перестал. У него уже была своя лаборатория, и сто человек персонала, и важная тема – что-то с энергетикой. А у нас – деревенская школа на полтораста ребятишек, трения с местным населением и хлеб насущный…

Олег сел. Потом попытался встать. Ноги не держали. Уже должны бы отойти, а вот – не слушаются. Возможно, эта дрянь в первую очередь обрабатывает нервные волокна. То есть наверняка так оно и есть, потому что иначе – было бы дьявольски больно. А боли нет. Просто тепло. Очень тепло. И изредка сами собой подрагивают мышцы. То одна, то другая…

А если на четвереньках?

На четвереньках вполне даже получилось. Теперь можно отползти немного, чтобы не осквернять испражнениями ночлег. Ну и густы кусты, приходится методом тыка: тык-тык-тык… сейчас будет шлакбамм…

Что ж, подумал вдруг он холодно и беспощадно, ещё дня два, новые ноги освоим – и можно будет сматываться… нечего ребятишкам со мной таскаться, убьются насмерть или заразу подхватят, риск невелик, но есть, а главное, что ведь бессмысленно всё и бесполезно. Со мной покончено. Надо просто надёжно подвести черту…

Корень, на который он опёрся рукой, вдруг подломился – гниль! – и Олег плечом вперёд вывалился на лужайку. Он замер, прислушиваясь. И что-то услышал. Повернул в ту сторону голову…

Под громадной кроной плачущей ели (по-местному «гиана-а-хыст», что значит "не будь рядом" – такие вот тяжёлые и твёрдые у неё шишки) стоял космический корабль. Это был маленький корабль и совсем не похожий на те, которые Олегу уже доводилось видеть; но он был более настоящий. Его совсем не хотелось сравнивать со всякой там посудой, даже и неопознанной. Скорее уж он походил на катер – на мощный скоростной океанский катер для каких-нибудь гонок века.

Сбоку у него была дверь – только она открывалась не вперёд или назад, как на автомобилях, а откидывалась вверх, и Олег сначала принял её за крыло. Изломанное, как у чайки, крыло.

В двух шагах от корабля на земле лежал человек. В голубом комбинезоне. Лицом вниз. Голова его была в крови. Это он издавал звуки, привлекшие внимание Олега: тихий мучительный хрип.

– Старшший… Старшший!

Санька открыл глаза. Он так и заснул в кресле стрелка.

Над ним нависал Рра-Рашт. На обычно невозмутимом лице читалась крайняя взволнованность.

– Я не сплю, – сказал Санька.

– Всё переменяется. Нужна помошщь. Наша помошщь. Далеко.

– А где мы сейчас?

– Маленький точка. Заправка. Горючее. Потом хотел возврашщаться – но нет. Зовут.

– Кто?

– Нет имени. Больно. Знаем куда.

Санька вспомнил, как маленький Кеша объяснял про раненых: "Кому плохо – зовут". Получается, тот, кто зовёт, – без сознания.

– Это имеет отношение к нашим поискам? – осторожно спросил он.

– Да. Очень много.

– Инженеры с имперского корабля? – сообразил Санька.

– Один. Не много. Один живой. Другие – не зовут. Других нет.

– Тогда, конечно, летим. А далеко?

Рра-Рашт помедлил с ответом. Санька привстал. Такого за старым котом раньше не водилось.

– Слошжно… Пространство – нет. Время – нет. Не здесь. Вот… – он показал чёрную ладонь с шестью растопыренными пальцами. – Так мы. Вот… – другая ладонь над ней на небольшом расстоянии и под прямым углом – будто на одной ладони что-то невидимое и не очень большое лежит, а другой сверху он это невидимое прижимает. – Так суб. А вот так… – верхняя ладонь встала вертикально, коснулась кончиками пальцев нижней, – так оно. Куда попасть. Здессь, – Рра-Рашт чуть пошевелил кончиком пальца, – здессь слышно из. Больше нигде никто.