Взгляд Горгоны - Джулия Голдинг

— Как все прошло? — Кол напустил на себя заинтересованный вид.

— На удивление хорошо, — ответил Мак. В его глазах все еще было отсутствующее выражение, как будто часть его еще не вернулась из глубины.

— Ну, отлично, — сказал Кол, заводя мотор. — Конни говорила, что Кракен — одно из самых странных существ, которых она встречала.

Мак поднял взгляд — темные глаза его гневно сверкнули.

— Странных? Да что она знает об этом!

Кол, и так раздраженный нелепым поведением отца перед поездкой, которое напугало его подруг, бросился на защиту Конни, ведь ее здесь не было и она не могла ответить сама.

— Ничего, да? Она Универсал и ничего не знает? Да, папа, между прочим, она знает гораздо больше о мифических существах, чем ты узнаешь за всю свою жизнь, и если она говорит, что Кракен странный, значит, так оно и есть.

Мак стянул мокрую куртку от гидрокостюма и швырнул ее на палубу.

— Правильно, сынок, — язвительно сказал он. — Живи в ее тени. Играй роль комнатной собачонки при Универсале. Ты совершенно такой же, как твоя мать: рабски подчиняешься другим. Но некоторые из нас все же предпочитают независимость.

Мак произнес эту тираду, стоя в одних ярко-желтых ластах, и это выглядело бы комично, если бы его слова не уязвили Кола так сильно.

— Ты просто слеп, папа. Мама не рабыня. Ее горгона — удивительное создание.

— Ты теперь специалист у нас, да? Что там наплела тебе твоя мама?

Кол ничего не ответил; из всех людей на Земле Маку последнему он раскрыл бы тайну своего посещения Змеиной лощины. Он завел мотор и включил передачу, так что лодка с яростным ревом рванула с места. Отец и сын Клэмворси вернулись в Гескомбскую гавань, сидя на разных концах лодки.

8. Наследство

Конни решила, что завтрак — самое подходящее время, чтобы обсудить визит в монастырь в присутствии Хью. Она подождала, пока бабушка утолит голод несколькими ломтиками гренков, а потом решительно приступила к сути дела.

— Я вот что-то не пойму, тетушка… — начала она.

— Да? — Годива внезапно сделалась подозрительной.

— Вы что-то упоминали о Лайонхартах, тех, что жили в старину, вы говорили, кажется, что они были купцами.

Годива улыбнулась. Это была безопасная тема.

— Да, действительно. Я рада, что ты проявляешь к ним интерес.

— Дядюшка Хью сказал, что они были еще и мореплавателями.

Хью зашуршал своей газетой.

— Верно, моя дорогая. Конечно, великое множество их сгинуло в море: старинные корабли, может, были и красивыми, но ненадежными.

Конни подумала о том, сколько ее предков, должно быть, не поладило с Кракеном во время своих путешествий, но решила, что лучше не высказывать свои предположения вслух.

— Мне бы хотелось взглянуть на памятники им в монастыре. Ничего, если я схожу туда сегодня утром?

Годива повела носом, пытаясь уловить, что может за этим крыться.

— Может быть, дядюшка Хью пойдет со мной и все покажет?

— С удовольствием, милая. У меня там есть любимая могила, к которой я хотел бы тебя сводить: помнишь, Годива, это могила Чарльза Лайонхарта под южным окном?

Годива улыбнулась брату:

— Конечно, помню, Хью. Мы с трудом могли увести тебя оттуда, когда ты был маленьким. Да, пойди с Конни и покажи ей все.

Хью со старомодной галантностью предложил своей внучатой племяннице руку, когда они пересекали Монастырский тупик за несколько минут до того, как пробило полдень.

— Тебе хорошо здесь, Конни? — спросил он, как только они исчезли из поля зрения Годивы. — Я хочу сказать, что знаю: моя сестра может быть несколько жесткой, но она желает тебе добра.

Конни ничего не ответила.

— Просто ты выглядишь немного осунувшейся. Я уже начал беспокоиться. Она сказала, что ты должна пройти через это, чтобы вылечиться. Надеюсь, ты понимаешь.

— Я не больна, дядюшка.

Он взглянул на нее со стороны.

— Возможно, ты сама так не считаешь… Понимаю. Да и кто может понять тебя лучше? В моей семье многих с трудом можно было назвать в здравом уме — моя сестра Сибилла была совершенно… — Он осекся. — Я все равно любил ее. Ужасно, что с ее милым мужем случилось такое.

В то утро в монастыре было не много посетителей. Солнечный свет струился через круглое южное окно, отбрасывая на пол яркие цветные пятна. Конни прошла вперед и встала в центре этого цветного кольца. Она взглянула наверх. Огромное круглое окно было сделано в форме компаса — это было очевидно.

— Красиво, правда? — сказал Хью, потирая руки. — Говорят, оно здесь символизирует кольцо вечности — змею, которая кусает себя за хвост. Компас — это аллегория того, как сердце ведет нас к нашему Создателю.

«Но это и обо мне тоже», — подумала Конни. Кто-то в той семье знал, что означает этот символ, — должно быть, он и создал его.

— А по чьему заказу было сделано это окно? — небрежно спросила она.

— Супружеской пары, которая похоронена в этой могиле. Вот что я на самом деле хотел тебе показать.

Хью подвел ее к мраморному саркофагу. По сторонам он был украшен морскими образами: кораблями на всех парусах, русалками, дельфинами и рыбами. На крышке было вырезано изображение компаса. Конни наклонилась и прочитала надпись.

Здесь лежит Чарльз Генри Бенджамин Лайонхарт, возлюбленный муж и отец. Родился в 1670. Оставил сей мир в 1742. «Море призвало его домой».

А также его вдова, Сюзанна Колдикотт Лайонхарт, единая мать всем нам. Родилась в 1682. Умерла в 1743. Была вместилищем всех добродетелей.

— Очень красиво, правда? — сказал Хью, с любовью трогая надгробие, приняв ее потрясенное молчание за восхищение искусством резчика по камню. — Никогда не мог распознать, откуда эта цитата — вероятно, из Библии.

Или из его группы. Чарльз был посредником русалок, Конни была уверена в этом.

— Немного переусердствовали, однако, в отношении его вдовы. Вместилище всех добродетелей? По мне, так ужасно звучит, — продолжал он.

Сюзанна Колдикотт — ее прапра… Конни даже не знала, сколько «пра» бабушка. Она уже узнала кое-что о Сюзанне благодаря той книге в библиотеке, не понимая еще, что также унаследовала от нее свой дар. Неудивительно, что старинный дом Сюзанны Колдикотт полон символов Универсала!

— Если вы не возражаете, дядюшка, я постою здесь немножко. Мне хочется подумать.

Хью улыбнулся и потрепал ее по плечу:

— Постой. А я прогуляюсь и погляжу, нельзя ли купить для тебя открытку с изображением этой могилы.

Конни села по-турецки в центре цветного отражения компаса. Она не забыла, что пришла сюда повидаться с Колом, но и подумать не могла, что эта прогулка может настолько открыть ей глаза. Ну, если слышать голоса других существ у себя в голове — это безумие, как заявляет Годива, то теперь она по крайней мере знает, что эта предрасположенность к безумию коренится в ее роду очень глубоко. Но с ума сошла не она, а скорее Годива, отгородив себя от наследственности.