Адепт Источника - Олег Авраменко

Увидев меня, Пенелопа отложила в сторону книгу, над которой скорее размышляла, чем читала ее, встала с кресла, подошла ко мне и поцеловала меня в щеку.

— Привет, Артур. С тобой все в порядке?

— Привет, крошка. Я в полном порядке.

Пенелопа приподняла брови и растерянно взглянула на меня. Обращение «крошка» прозвучало в моих устах как-то фальшиво, неуклюже, наиграно. Желая замять возникшую неловкость, я торопливо спросил:

— Как там близняшки?

— Еще спят. Но, думаю, скоро проснутся.

— А Юнона?

— На Истинном Марсе. У нее появились неотложные дела.

— Когда она обещала вернуться?

— К концу сиесты.

— И небось, с целой толпой родственников?

Пенелопа отрицательно покачала головой.

— Я так не думаю. Юнона слишком соскучилась по тебе, чтобы делиться тобою с другими, и наверняка попридержит свой язык. Но ты не обольщайся, вскоре тебя изловят и без ее помощи. Со мной уже связывался дед Янус и спрашивал о тебе.

— Ну и?

— Боюсь, я солгала не очень убедительно. Его почти невозможно обмануть, он видит людей насквозь.

В мыслях я посочувствовал Пенелопе. По своему опыту я знал, какое это неблагодарное дело — кривить душой перед Янусом.

— Кстати. Юнона ничего не говорила о моем намерении побывать в Хаосе?

— Нет. По-моему, она не подозревает об этом. Она интересовалась, знаю ли я что-нибудь о твоих дальнейших планах.

— И что ты ответила?

— Ничего конкретного. Сказала только, что в ближайшей перспективе у тебя поиски Дианы. В общем, я не солгала; лишь умолчала о том, что ты собираешься повидаться с Врагом.

Я хмыкнул.

— Видно, спьяну я забыл ей это сказать. Или не успел. Что ж, тем лучше… Ага! Как там компьютер? Все еще считает?

— Да.

— Ты просматривала промежуточные результаты?

— Час назад, — ответила Пенелопа, хмуря брови. — Кажется, случилось то, чего мы боялись. Последовательность вошла в область сильных нерегулярностей.

— Пошли посмотрим, — с тяжелым вздохом произнес я.

Потом мы сидели на кухне. Пенелопа потчевала меня завтраком, а я расспрашивал ее о родственниках из Царства Света и Страны Вечных Сумерек о сестрах, родных и сводных, о дядьях и тетях, о кузенах и кузинах, о племянниках и племянницах. Позже к нам присоединились близняшки, и мы горячо заспорили, обсуждая план предстоящей операции под кодовым названием «Рандеву с Нечистым». В конце концов Бренда таки согласилась остаться здесь, чтобы подстраховать нас и удерживать Юнону от попыток последовать за нами. После достижения консенсуса в этом вопросе Брендон и Пенелопа пошли переодеваться, а мы с Брендой еще раз наведались к компьютеру. Ничего утешительного он нам не сообщил.

По пути из кабинета в библиотеку, где мы договорились собраться, я зашел к себе и прихватил свою шпагу. Брендон и Пенелопа уже ждали нас. Моя дочь была одета в шитую золотом тунику алого цвета и позолоченные сандалии, блестящие ремешки которых оплетали ее ноги до самых колен. На ее запястьях сверкали браслеты, пальцы были унизаны кольцами, шею украшало изумительной работы ожерелье. Она была потрясающе красива и живо напоминала мне сразу двух женщин, которых я любил — в равной степени сильно, но по-разному, — Юнону и Диану.

Брендон выглядел просто великолепно. Он был в алой с золотом мантии, одетой поверх черного костюма, в темно-красном берете с белым пером и со шпагой на левом боку в отделанных богатой инкрустацией ножнах. Мне вдруг подумалось, что он весьма внушительно смотрелся бы на троне отца, увенчанный короной Света. Молодой король вечно молодого королевства… Я тряхнул головой. Будь оно все проклято! В прежние времена я был дружен с Амадисом и уважал его, но с другой стороны мне всегда нравился Брендон еще когда он был малышом. А сейчас я почти физически ощутил исходящую от него силу воли, которой явно недоставало Амадису; он излучал величие, властность и спокойную уверенность в себе. Правда, порой Брендона мучили сомнения, когда он задумывался над возможными последствиями своих притязаний на престол, но по мне это было еще одним свидетельством того, что из него получился бы отличный король.

Нет, сейчас не время думать об этом! Я взял из рук Брендона мантию, которую он принес для меня, и быстро облачился в нее. Теперь мы все трое были в алом и золотом. Как-то не сговариваясь мы дружно решили, что будем представлять в Хаосе Свет.

— Ты готова? — обратился я к Бренде.

— Я всегда готова, — ответила сестра, усаживаясь в кресло. Она взглянула на Брендона — тот ласково улыбнулся ей на прощание.

Я взял брата и дочь за руки и мысленно потянулся вдоль Формирующих к самым их Истокам. Передо мной повис Образ Источника, меня переполнила Сила.

Я попытался как можно четче представить цель нашего путешествия: искривленное пространство, пол, выложенный разноцветными плитами, высокий сводчатый потолок, роспись на стенах, вызывающая в памяти строки из Дантова «Ада».

Путь из Сумерек в Хаос… Лента дороги, концы которой смыкаются, превращая ее в лист Мебиуса…

Можно следовать по этой дороге и так попасть в пункт назначения, но можно, не двигаясь с места, проткнуть в ней крохотную дырочку и выйти с обратной стороны — результат будет один и тот же…

Пространство и время сворачиваются в лист Мебиуса…

Тонкая струя энергии из глубин Источника — такая же острая для ткани пространства-времени, как лазерный скальпель хирурга для ткани человеческого тела…

Укол!..

Прокол!

На короткое мгновение фиолетовая дымка окутала мир вокруг нас. Потом она исчезла, но мир уже стал другим. Нелинейным, неевклидовым.

Хаос. Преддверие Ада… Если не сам Ад…

Мы оказались в Чертогах Смерти. Над нами нависал сводчатый потолок, под нашими ногами во все стороны разбегались разноцветные плиты, на стенах…

Из груди Пенелопы вырвался возглас восхищения. Со смешанным чувством восторга и суеверного ужаса она увлеченно рассматривала фрески. В моей памяти тут же всплыло множество мелких деталей, которым я поначалу не придал особого значения; я вспомнил о нескольких десятках картин, развешанных по всему дому, большинство из которых явно были написаны одной и той же рукой; я вспомнил лесенку, ведущую со второго этажа на чердак, видимо, в студию, и наконец до меня дошло, что Пенелопа — художник!

«А чтоб мне пусто было! — мысленно выругал я себя. — Какой же я отец, если мне до сих пор не пришло в голову поинтересоваться, чем занимается моя дочь…»

Брендона, судя по всему, мало трогала живопись. В отличие от Пенелопы, он лишь бегло скользнул взглядом по стенам, поглядел вверх, зябко повел плечами, затем обратил свой взор на меня. Глаза его сияли. Да, он увлекался Искусством — но Искусством иного рода.