Аристократ и куртизанка - Труда Тейлор

Леон вернулся почти час спустя, когда все уже изрядно проголодались. Его так распирало от новостей, что он даже не мог дождаться, пока все сядут за стол.

— Ну, — объявил Леон, — наконец-то Ассамблея это сделала! Последние семь дней Франция находится в состоянии войны с Австрией.

— Я надеялся, что до этого не дойдет, — отозвался Люк, мрачнея. — При такой армии, как у нас сейчас, австрийцы будут у ворот Парижа через несколько дней. Леон пренебрежительно хмыкнул.

— Я думал, что вам это только на руку. Скорее всего, это означало бы возвращение к старому режиму.

Люк вскинулся, расценив слова Леона как оскорбление.

— Я француз. Как бы я ни относился к Революции, я не хочу падения Парижа!

— Нас это все равно не касается, — вмешалась мадам Лемуа, ставя на стол большой горшок с тушеным мясом. — Пусть парижане сами позаботятся о себе. Принимайтесь за еду, пока мясо не остыло.

Мадлен видела, как удивило Люка безразличие тетушки. Он еще недостаточно прожил с бретонцами, чтобы понять, насколько чуждо им было все происходящее в Париже. За едой он был необычайно молчалив, что привлекло к нему внимание обоих супругов.

— Уж не думаешь ли ты записаться в армию? — спросил, наконец, дядя Мадлен.

— Нет… но если дела пойдут плохо… — Люк пожал плечами. — Выбор нелегкий: моя страна или мой король. Надеюсь, мне никогда не придется этот выбор делать.

— Глупо было бы тебе идти добровольцем, — заявил старик. — Сегодня твой титул ничего не значит, и ты, скорее всего, окажешься простым пушечным мясом.

— А могут объявить призыв? — спросил Ги.

Отец нахмурился.

— Могут. Но вас это все равно не касается. Мы, бретонцы, если и воевали за Францию, то лишь по собственному почину, и так оно будет всегда. По правде говоря, нам нет дела до того, что творится в Париже.

Леон неодобрительно кашлянул.

— Извини, отец, но я думаю, что твой сепаратизм здесь не вполне уместен. Ты забываешь, что именно парижское правительство дало нам право выкупить ферму. — Он глянул на Люка. — Для простых людей оно ничего, кроме хорошего, не сделало.

— Это правительство командует нашими священниками! — недовольно фыркнул отец. — Мы ничего не должны этой Ассамблее.

— Отец прав, — вставила мадам Лемуа. — Парижское правительство ставит себя выше Бога! А их солдаты воспитаны хуже, чем наши свиньи.

Подобно многим бретонцам, Лемуа были плохого мнения о республиканских солдатах, расквартированных в их краях. Неприязнь эта еще усилилась, когда на следующей неделе Люк и Ги вернулись из поездки в Ванн. Все лицо юноши было в синяках, у обоих на руках была содрана кожа. Оказалось, что в городе проводили набор в рекруты. Солдаты посредством побоев хотели принудить Ги записаться в армию. К счастью, Люк находился рядом.

— Вы бы его видели! — восклицал Ги, пока мать обмывала ему лицо. — Когда он завладел шпагой офицера, его было уже не остановить! А потом еще и народ вмешался. Люди перевернули столы для записи в рекруты и выгнали солдат с рыночной площади.

— Могли быть последствия, — охладил его пыл Леон.

Люк пожал плечами.

— Никто не погиб. Солдаты просто остались в дураках, и это наименьшее, чего они заслуживают.

— Люк сделал то, что было нужно, — сказал старший Лемуа, — и мы благодарны ему за это.

— Мы твои должники, Валери, — неожиданно тепло отозвался Леон, потом, улыбнувшись, добавил: — По правде говоря, я жалею, что пропустил эту потеху.

На следующей неделе, когда дамы захотели нанести визит в Ванн, старший Лемуа предложил Люку сопровождать их. Леон был занят починкой конской сбруи, а отец полагал, что Люк сумеет лучше постоять за себя, нежели его младший сын.

И вот, солнечным субботним утром, едва лишь рассвело, они тронулись в путь, надеясь побольше времени провести в городе. Дорога заняла больше двух часов, и было еще довольно рано, когда старинные городские ворота остались позади. Поколесив по булыжным мостовым узких улочек, зажатых между высокими стенами домов, они добрались до залива. Фургон оставили на постоялом дворе, а сами разделились: Мадлен и ее тетушка отправились делать покупки и навещать брата Мадлен, а Люк — выполнять поручения Лемуа-старшего.

Тьери Вобон жил неподалеку от порта. Это был стройный молодой человек с шапкой волос, еще более светлых, чем у Мадлен, и лицом, покрасневшим от солнца и ветра. Он был года на полтора старше сестры, то есть почти двадцати трех лет от роду, но выглядел моложе своего возраста.

Мадлен хоть и не видела брата многие годы, но по-прежнему любила его. Он был милым, работящим, а теперь еще и страстно влюбленным в девушку по имени Жанин, которая жила на полуострове Киберон.

Оказалось, что они с Жанин встретились при самых романтических обстоятельствах. Будучи смыт с собственной лодки во время сильного шторма, Тьери был спасен ее отцом, тоже рыбаком, и доставлен к ним в дом. Жанин помогала ухаживать за Тьери, и вскоре молодые люди влюбились друг в друга.

Мадлен не удивилась, когда Тьери поведал, что они собираются пожениться, и что назначена дата свадьбы — конец мая месяца. Тетушка была в восторге и пообещала, что семейство Лемуа прибудет на свадебную церемонию в полном составе.

Побыв у Тьери, дамы отправились навестить кузину тетушки. Мать двоих очаровательных малышей оказалась больна, и тетушка решила остаться у нее на пару дней. Таким образом, возвращаться на ферму Мадлен пришлось только в обществе Люка.

По дороге они болтали вполне непринужденно, и все же Мадлен было тревожно ощущать его близость, чувствовать прикосновения его широкого плеча. Если он и вспоминал об их первом путешествии, то никак этого не показывал. Мадлен заворожено глядела на его загорелые руки, крепко держащие вожжи.

Люк не носил больше колец, на руках у него были мозоли, однако ногти его всегда были подстрижены и безупречно чисты. Как это глупо — любоваться мужскими руками, корила себя Мадлен, но ничего с собой поделать не могла. По правде говоря, она находила привлекательным в нем все, от блестящих темных волос до поношенных башмаков на ногах, и не она одна так думала. В Ванне Мадлен не раз ловила направленные в их сторону взгляды молодых женщин.

На некотором расстоянии от Ванна на перекрестке они увидели столб, указывавший дорогу на Кершолен.

Люк натянул вожжи и нахмурился, припоминая.

— Не это ли поместье принадлежало Филиппу? Которое он так и не продал…

— Да. — Мадлен пожала плечами. — Думаю, там и сейчас живет какой-нибудь его дальний родственник.

— Я не раз, проезжая мимо, хотел заглянуть туда, — произнес он, поворачивая фургон.