Опекун безумца - Василий Веденеев

— Мне театр не по карману, сколько бы моих пьес ни купили, — драматург будто извинялся за то, что его успех заранее ограничен и приходится знать свой шесток.

Сарджент не хотел первым произносить имя Лэнда, но промедление пугало: драматурга, как часто случается с творческими личностями, могло занести на разговоры о себе, о трудностях, которые нарастают с каждым годом, о непонимании окружающих, которое наливается спелыми красками, как зреющий плод. Брюс решился.

— Отчего не приглашен режиссер? Он же ставил вашу пьесу?

— Лэнд… — Рассеянность драматурга показалась Сардженту нарочитой, но он мог и ошибиться. — Видите ли, Эд — замкнутый человек, со странностями, как и полагается одаренной натуре.

— Что считать странностью? — Сарджент непринужденно продолжил разговор.

— Каждый считает странностью другого то, чего нет в нем самом, ну и… — презрительный взмах руки, — впрочем, все это неважно, все эти слова и желание нащупать истину или то, чем она прикидывается.

— Лэнд богат?

— Мы вместе начинали… с нуля.

— Откуда же театр?

— Не знаю, рассказывала ли вам Дайна, но Эд — человек с болезненным самолюбием. Актер милостью божьей, лицедей с головы до пят. Невозможно даже представить, когда он играет, а когда таков, каким задумала его природа. Никогда не поймешь, говорит Эд правду, переживает, радуется или… перед вами очередная роль. Нормальный актер играет на сцене, ну, на репетициях, может иногда на одиноких прогулках, пытаясь войти в роль. Лэнд же играет круглые сутки. С ним я ездил на рыбалку и видел, как он спит. Честное слово, он спит, рассчитывая, что на него будут смотреть: картинно раскинутые руки — божий сын на кресте — и выражение, продуманное до дрожания самой крохотной мышцы лица. И еще заметьте, Эд умен, он безошибочно нащупывает, чего от него ждут, быстро выведывает тайные помыслы зрителя, будь их сотни в зале или один за столом.

Брюс тяжело задышал, закашлялся, заметил встревоженный взгляд мисс Фаулз. Дайна привстала, чтобы направиться к нему. Сарджент сделал предостерегающий жест, и Дайна не шелохнулась.

— Так часто случается, все только и говорили о талантах Лэнда, но то ли из зависти окружающих, то ли по другим причинам успех ему не сопутствовал. В нем уже укоренилось озлобление разочарованного, когда вдруг…

Сарджент насторожился.

— Лэнд выложил, что ему предложили контракт на сумасшедше выгодных условиях. Кто-то, видите ли, углядел его в нашем театре и оценил. Лэнд пропадал года полтора, никто не знал где, а когда вернулся, сразу купил пустующее здание кинотеатра, переоборудовал его, короче, заимел собственные подмостки…

Сарджент и мисс Фаулз ушли раньше всех. Дэниэл Кру облизал их обоих влажными губами и призвал не забывать.

Приехав домой, они сразу легли спать, и, уткнувшись в плечо мисс Фаулз, Брюс долго думал об Эдвине Лэнде, о том, что устраниться нельзя, и о предостережении начальника тюрьмы, который советовал не совать нос, куда не следует. Сейчас он уверился, что если не попытается отмыться, то навсегда потеряет уважение к себе, станет затравленным, и каждый сможет вытворять с ним все, что захочет. Те, кто заварил эту кашу, считают его недалеким, бескрылым служакой, мастером стрельбы с серебряным значком за отличные результаты и только. Но «счастливый курок» и соображал всегда неплохо. Это признавали и друзья и враги.

Брюс закрыл глаза и представил до мелочей, что он сделает.

Утром Дайна печатала статьи, а Сарджент на ее машине поехал в город и целый час кружил по незнакомым улицам, пытаясь привыкнуть к обликам других домов, других людей и к другому ритму жизни.

Человек в ортопедическом ботинке не нервничал — он никогда не распускался. Майер перетряхнул город, перерыл все — и безрезультатно. Сарджент исчез. Человек в ортопедическом ботинке подтянул искалеченную ногу к себе: «Сарджент мог быть только в одном месте — у своей подруги. Интересно, Майер сам догадается или понадобится тыкать его мордой в блюдце?»

— Я знаю, где Сарджент, — Майер дотронулся до плоского, в седой кабаньей щетине затылка.

— Я тоже, — больная нога шаркнула по ковру. Говорить больше не понадобилось. Оба знали, что делать.

Про эти места Сардженту рассказал слепой негр, которому Брюс помог перейти улицу и усадил на скамью в сквере. На юго-западной границе города река Свит делала петлю, стремительно поворачивая с севера на юг. В речной петле на осушенных болотах, где, по преданию, не подтвержденному, но и не опровергнутому, в стародавние времена сжигали ведьм, расположился пользующийся дурной славой район заброшенных доходных домов под названием Сатанинское подворье. В муниципальных документах район числился как резервная территория номер семь, но полиция, да и все в городе, говоря о заброшенных кварталах с улицами, поросшими травой, предпочитали пользоваться названием Сатанинское подворье как более отвечающим существу дела.

После беседы с негром Сарджент отправился на смотровую башню и в вознесенном к небесам баре выпил кофе. Сверху подворье напоминало овал, с трех сторон ограниченный водами реки Свит, а с юга отрезанный акведуком; в поперечнике район простирался на три-четыре мили и, если воспользоваться стереотрубой, невольно поражал неприглядностью полуразрушенных домов, особенно сейчас, в закатные часы, представляющихся мусорной свалкой великанов. Из недр свалки выползали черные ленты дорог, их было много, и они упирались в реку. Выбраться с подворья можно было только по дороге, ведущей к единственному мосту. Перекрыть мост — пара пустяков, правда, у горизонта черточкой виделся еще один мост, железнодорожный, и Брюс подумал, что можно подъехать к нему, перебежать мост вдоль путей, а там сесть в машину, заранее упрятанную на противоположном берегу…

Эдвин Лэнд сидел скрючившись, подперев голову кулаками, — сама скорбь. Сейчас ему рассказали, что Сарджент в городе и необходима осторожность. Лучше всего уехать. Лэнд покорно выслушивал советы — напрасные: его-то зачем призывать к осмотрительности? Он меньше всего жаждал встречи с Брюсом и в душе надеялся: откуда бывшему полицейскому знать, что Лэнд живет в этом городе? После того как Эдвин получил оговоренные деньги от Майера, он постарался забыть обо всем и преуспел в этом и теперь чувствовал себя сорванцом, давняя шкода которого вдруг всплыла, и нужно держать ответ. Лэнд не мог удержаться от соблазна сыграть мятущегося, преследуемого человека. Он вскочил, сверкая глазами, заломил руки:

— Что же мне делать?

Но на сей раз его зрителями оказались люди неподготовленные, они не отреагировали на безупречное мастерство, а один неожиданно проницательно заметил: