Интервью - Максим Далин

— Не надо меня трогать, — сказал я. — Это пройдёт.

— Конечно, пройдёт, — сказала старуха. — Потом.

В её голосе было нечто, заставляющее повиноваться людей — и я, почему-то, пошёл к микроавтобусу медицинской миссии Союза Справедливых.

Потом я сидел в микроавтобусе, с марлей, пропитанной эфирным маслом, на ладонях, ждал, когда восстановится моя сожжённая кожа, и наблюдал, как старуха — её называли Мать Нази — командует медиками.

Медики штопали искалеченных людей; Нази вела себя с ними, как альфа — да, судя по всему, и была тут альфой, но совершенно необычной породы. Её интуиция — интуиция старой самки, вырастившей потомство — работала безошибочно и точно: старуха чуяла, что в каждом случае важнее всего — и командовала другими людьми мягко, как детёнышами, но совершенно непререкаемо.

Не поверишь, но и я почуял в ней альфу. Мне хотелось ей доверять — поэтому я и сидел, не уходил, точно зная, что старуха моментально учует подвох, проследив темп восстановления моих рук.

До сих пор человеческие женщины не вызывали у меня таких чувств: я сам ощущал себя детёнышем. Что-то неуловимое роднило Нази с моей матушкой… Возможно, дело в том, что она была стара и умна… Не знаю.

Микроавтобус старухи покинул пожар последним. Её люди оказывали первую помощь, вытаскивая умирающих — а другие увозили выживших в больницы, а умерших — в морги. Команда Нази повезла в больницу обгоревшую женщину — последнюю, кого сумели вытащить полуживой — а я так и остался сидеть на полу в уголке салона, рядом с аппаратом для искусственной вентиляции лёгких, и никто меня не выставил.

Уже потом, в больничном дворе, когда носилки вытащили из машины, старуха наклонилась ко мне и сказала:

— Отчего это у меня такое чувство, что тебе некуда идти, герой?

— Оттого, что мне некуда идти, — говорю.

Я стащил с ладоней её повязки. Ожоги восстанавливаются куда медленнее, чем другие раны, но мои руки всё равно выглядели не так, как Нази могла ожидать.

— Ух! — сказала она, посмотрев. — Ты же нарушаешь весь мировой порядок! Меня не обманешь, я видела ожоги второй степени, как минимум… Так что же ты такое, красавец?

— Вампир-неудачник, — сказал я. Я понял, когда люди говорят, что «нечего терять». — Я ужасно голоден, Мать Нази, я голоден уже больше недели, я могу попросить у тебя еды?

Она улыбнулась всем сухоньким тёмным личиком.

— Вампирам не предлагают булочек, да?

— Ага, — говорю. — Я — довольно узко специализированный хищник; питаюсь кровью людей — и только так. Мать Нази, где мне достать крови, никого не убив?

Кажется, она мне не поверила до конца — если вообще поверила хоть чуть-чуть. Она улыбнулась снисходительной улыбкой старой самки детёнышу, открыла автоклав и достала запечатанный пакетик с донорской кровью — наверное, проверить, что будет.

А я прокусил пластик, как человеческую плоть. Выпил эту кровь — холодную донорскую кровь, вкус которой сразу напомнил мне о Дью до тоски — и сказал:

— Мать Нази, я — довольно квалифицированный биолог, разбираюсь в фармакологии и биохимии… тебе не нужны кадры, работающие за еду? За эту отраву?

— Что ж ты пьёшь её, если это отрава? — спросила Нази растерянно.

— Не отрава течёт в твоих артериях, — сказал я. — Чтобы её достать, тебя надо убить. Как ты думаешь, вампиру может наскучить убивать за триста лет?

— Не знаю, — сказала Нази. — Людям, которые живут убийствами, это, как правило, не наскучивает. Видимо, не успевает.

Тогда я взял её за руку и потёрся щекой о её кожу, довольно-таки холодную, увядшую и сухую, с пятнами йода и печёночными крапинками. Впервые — только потому что хотелось дотронуться до человека.

— Не говори обо мне никому, — сказал я. — Люди считают меня оружием; те, кто знает, что я такое — порываются использовать… а я не хочу убивать даже для еды. Я хочу только рисовать, Мать Нази. Я могу помогать тебе лечить, если тебе это надо. Но я больше не стану участвовать в играх стада, для которых надо кого-нибудь жечь. Помоги мне.

Нази молчала и гладила меня по голове. Тогда я рассказал ей о Дью — и кажется, она поняла.

— Оставайся, — сказала она тихо. — Как я могу сообщить о тебе, если в нынешние времена совести не дождёшься и от людей… тебе жаль людей, нелюдь?

— Вы называете моих сородичей паразитами на человечестве, — сказал я. — Может, в чём-то вы и правы… но ваше человечество паразитирует само на себе. Я не хочу подражать худшим из стада — вот и всё.

— Думаешь, у тебя есть душа? — спросила Нази.

— Есть, — сказал я. — Ожоги уже затянулись совсем, сейчас болит только она.

Нази только кивнула, больше ни о чём не стала расспрашивать.

Я проработал в медицинской миссии Союза Справедливых четыре года, пока Нази не умерла от инфаркта. Это было не самое худшее время в моей жизни.

Нази родилась за Океаном, в Республике Хануш. В молодости она была подающим серьёзные надежды хирургом, но потом ей, как и Дью, показалось, что бед и зла в мире многовато. Она вступила в Союз Справедливых и стала ездить по самым неудачливым местам мира, обучаясь всему, что может пригодиться в катастрофе, на войне или в других дрянных случаях. К своим шестидесяти годам Нази стала редкостным врачом-травматологом самого широкого профиля — и её команда верила в её сверхъестественные способности.

В команде Нази я был помесью спасателя и ассистента. Мне неожиданно понравилось так работать — было интересно и вызывало что-то вроде азарта: удастся вытащить хоть кого-нибудь на этот раз или нет. Медики со спасателями из Союза Справедливых на меня надышаться не могли — я успевал обшарить упавший и горящий самолёт до взрыва, вытаскивал людей из-под завалов и определял по запаху концентрацию ядовитого газа лучше, чем химические анализаторы. Меня забавляло использование для справедливцев той информации, которую мне выдали вояки Дерека, чтобы я их убивал.

Но самое забавное заключалось в том, что спасатели Нази через некоторое время знали, что я вампир. Поголовно.

Они меня абсолютно не боялись и не спешили никому сообщать. Нази намекнула, что военные имеют на меня виды — и команда решила, что шиш с маслом военные получат. К тому же, частенько мне приходилось вытаскивать и справедливцев, случись им ошибиться — так что теперь люди были мне благодарны.

А из благодарности они меня кормили.

Моя роскошная жизнь с дорогими человеческими игрушками закончилась, когда я получил струю напалма в лицо. Никакого шика в мотании по всему свету, конечно, не было — но люди Нази разбивались в лепёшку, чтобы я не чувствовал себя погано. В частности — они давали мне крови. Я был достаточно сыт, чтобы владеть собой, и довольно быстро научился выпивать из одного человека не больше стакана, чтобы тот потом мог спокойно восстановиться.