Сны в Ведьмином доме - Говард Лавкрафт

На следующее утро Чарльз снова заперся на чердаке, задернул темные шторы на окнах лаборатории и, судя по звуку, работал с чем-то металлическим. Он никому не открывал дверь и отказывался от еды. Около полудня послышался шум, словно Вард боролся с кем-то, потом ужасный крик и удар. На пол упало что-то тяжелое, но, когда миссис Вард постучала в дверь, сын ответил ей слабым голосом и сказал, что ничего не случилось. Неописуемо отвратительная вонь, доносившаяся из-за двери, как сказал Чарльз, совершенно безвредна, но, к сожалению, этого нельзя избежать. Он непременно должен пока оставаться один, но к обеду выйдет. И действительно, к вечеру, когда прекратились странные шипящие звуки, слышимые сквозь запертую дверь, он наконец появился, изможденный и как будто разом постаревший, и запретил кому бы то ни было под любым предлогом входить в лабораторию. С этого времени начался новый период затворничества Варда — никому не разрешалось посещать ни лабораторию, ни соседнюю с ней кладовую, которую он обставил самой необходимой мебелью и приобщил к своим владениям в качестве спальни. Здесь он постоянно находился, изучая книги, которые велел принести из расположенной этажом ниже библиотеки, пока не приобрел деревянный коттедж в Потаксете и не перевез туда все свои научные книги и инструменты.

Тем же вечером Чарльз поспешил вынуть из ящика газету и якобы случайно оторвал часть страницы. Позднее Виллет, установив дату по свидетельству домочадцев, просмотрел тот выпуск «Джорнал» в редакции и установил, что на оторванном Вардом куске была помещена заметка следующего содержания:

Роберт Харт, ночной сторож на Северном кладбище, застал врасплох этим утром в самой старой части кладбища группу людей, приехавших на грузовой машине, и, по всей вероятности, спугнул их прежде, чем они смогли совершить задуманное.

Около четырех часов ночи внимание Харта, находившегося у себя в сторожке, привлек звук мотора. Выйдя, чтобы посмотреть, что происходит, он увидел большой грузовик на главной аллее кладбища на расстоянии примерно ста метров, но не смог незаметно приблизиться к машине, так как неизвестные услышали звук его шагов на покрытой гравием дорожке. Они поспешно погрузили в кузов грузовика большой ящик и так быстро выехали с территории кладбища, что сторож не успел их задержать. Поскольку ни одна зарегистрированная и известная сторожу могила не была разрыта, Харт считает, что они хотели закопать привезенный ими ящик.

Гробокопатели, по всей вероятности, провели на кладбище долгое время, прежде чем их заметил сторож, потому что Харт нашел глубокую яму, вырытую на значительном расстоянии от главной аллеи, на дальнем краю кладбища, называемом Амос-Филд, где уже давно не осталось никаких памятников или надгробий. Яма, размеры которой соответствуют размерам обычной могилы, была пуста. Согласно регистрационным книгам кладбища, где отмечены погребения за последние пятьдесят лет, там нет никакого захоронения.

Сержант Рили из Второго полицейского участка осмотрел место происшествия и выразил предположение, что яма была вырыта бутлегерами,[58] которые с присущими им изобретательностью и цинизмом пытались устроить тайный склад спиртных напитков в таком месте, где его вряд ли станут искать. При допросе Харт сказал, что грузовик направился в сторону Рошамбо-авеню, хотя он в этом не совсем уверен».

В течение нескольких последующих дней родители Варда почти не видели сына. Чарльз заперся в своей спальне и велел приносить еду наверх, оставляя ее у двери чердака. Он не открывал дверь, чтобы взять поднос, не убедившись, что слуги ушли. Время от времени раздавались монотонные звуки заклинаний и ритуальные песнопения, иногда можно было различить звон стекла, характерное шипение, сопровождающее химические реакции, шум текущей воды или рев газовой горелки. Через дверь часто просачивались запахи, совершенно непохожие на прежние, а напряженный и обеспокоенный вид отшельника в тех редких случаях, когда он покидал свое убежище, наводил на самые грустные размышления. Однажды он торопливо направился в «Атенеум» за какой-то книгой, а в другой раз нанял человека, который должен был привезти ему из Бостона какой-то редкий манускрипт. В доме установилась атмосфера тревожного ожидания; доктор Виллет и родители Чарльза пребывали в растерянности, не зная, как поступать в такой ситуации. Затем пятнадцатого апреля произошла существенная перемена. Казалось, внешне все оставалось по-прежнему, но напряженность возросла и стала почти нестерпимой, что особо отмечает доктор Виллет. Была Страстная пятница — данный факт показался немаловажным суеверной прислуге, но остальные домочадцы сочли его простым совпадением. К вечеру молодой Вард начал повторять некую формулу необычайно громким голосом, одновременно сжигая какое-то вещество, обладающее настолько пронзительным запахом, что он распространился по всему дому. Хотя дверь чердака была заперта, слова формулы были так ясно слышны в холле, что миссис Вард, прислушиваясь в беспокойном ожидании, запомнила их и позже записала по просьбе доктора Виллета. Знающие люди сказали доктору, что это заклинание почти буквально совпадает с тем, что можно найти в мистических откровениях Элифаса Леви,[59] впервые приподнявших запретный покров и позволивших заглянуть в лежащую за ним страшную бездну:

Per Adonai Eloim, Adonai Jehova,Adonai Sabaoth, Metraton On Agla Mathon,verbum pythonicum, mysterium salamandrae,conventus sylvorum, antra gnomorum, daemonia Coeli God, Almonsin, Gibor, Jehosua,Evam, Zariatnatmik, veni, veni, veni!

Заклинаю именами Адонай Элохим, Адонай Иегова,Адонай Саваоф, Метратон Он Агла Матон,словом змеиным питона, тайной саламандры,дуновением сильфов, тяжестью гномов,небесных демонов Божество, Альмонсин, Гибор, Йехошуа,Эвам, Зариатнатмик, приди, приди, приди!

Заклинание звучало два часа без изменений или перерывов, и все это время в округе не умолкал ужасающий вой собак. О поднятом ими адском шуме можно судить по сообщениям газет, вышедших на следующий день, но в доме Вардов его почти не слышали, задыхаясь от невыносимой вони. И в этой пропитанной жутким зловонием атмосфере вдруг что-то блеснуло подобно молнии, ослепительной даже при ярком дневном свете, а затем послышался голос, который не суждено забыть тем, чьих ушей он коснулся, ибо звук его напоминал дальний раскат грома, неимоверно низкий и жуткий, ничем не похожий на речь Чарльза. Дом содрогнулся до основания, и голос этот, заглушивший громкий вой собак, услышали все соседи Вардов. Миссис Вард, стоявшая за дверью лаборатории, задрожала, припомнив, что говорил ей сын в прежние дни о голосе, словно исходящем из самой преисподней, о котором со страхом повествуют древние мистические книги. Она вспомнила также рассказ Феннера о том, как прогремел этот голос над обреченной на гибель фермой в Потаксете в ту ночь, когда был убит Джозеф Карвен. Чарльз даже назвал ей слова, которые произнес голос. Он нашел то заклинание в одной из бумаг Карвена: «ДИЕС МИЕС ЙЕСХЕТ БОЭНЕ ДОЭСЕФ ДОУВЕМА ЭНИТЕМОС».