Маара и Данн - Дорис Лессинг

Данн опустил руки.

— Кости и кости, все время идем по костям. — Она понимала, что в умные, проницательные глаза Данна просятся слезы, но губы его не дрогнули. — Когда я проходил здесь, направлялся за тобой, я видел человеческие черепа. Много, горы… Не сосчитать! — Его глаза приблизились к ее лицу, щекой она чувствовала его тепло. — Почему, Маара? Почему мы ничего не понимаем? Никто ничего не понимает.

Он отвернулся, поднял свой конец палки, подождал, пока сестра поднимет свой.

— Там у них лодка была неделю назад. — Голос его уже приобрел обычное звучание.

Они шли осторожно, подальше от воды, опасаясь случайно пережившего все невзгоды озерного дракона или большого ящера. Жалохвосты сопровождали их клацаньем клешней. Маара размышляла. День, неделя, год… Каждое слово что-то означает, хоть вроде и роняешь их бездумно. День — свет, солнце сияет или просвечивает сквозь облака, а потом темнеет, наступает ночь. Но вот неделя… год… уже сложнее. Она мучительно пыталась вспомнить, чему ее учили. Да, учили, но никак ей не вспомнить, что означает год, почему идет дождь и почему наступает сушь, почему светят звезды… Конечно, отец показывал ей звезды, рассказывал о них: «Глянь, вон та звезда…» Теперь она даже имен их не помнит.

Они подошли к остаткам деревянного причала. Дерево сгнило, нового для починки не хватало, и его заменили камнем. А вот и лодка. Рыбацкая лодка, сказал Данн. Маара никогда таких не видела. По высохшей грязи приближалась толпа, человек двадцать. Двое с длинными веслами впереди и сзади. Маара и Данн влезли в посудину вместе со всеми. По краям лодки шел поручень, чтобы держаться, не выпасть в воду. Народ стоял вплотную, испуская тяжкий кислый дух. Перегруженная лодка низко осела в мутную воду. В последний момент приковыляли двое обворованных накануне. Похоже, они так и не нашли себе пищу, едва на ногах держались. Данн глянул на них мельком, так же как и на остальных. Из воды торчали стебельки глаз и клешни жалохвостов. Люди внимательно следили за ними, опасаясь получить смертельный удар из-под воды. Лодка вышла на середину водоема, горы как будто выросли, стали выше. Те, с которых спустились Маара и Данн, остались позади.

Маара не представляла, что люди такие разные. Была в лодке коренастая плотная женщина, похожая на женщин скального народа, но ярко-рыжая. С нею мужчина, больной и тощий, с клочьями седых волос, хотя и не старый. Трое похожих на махонди, стройных, высоких, но с шапками бледных курчавых волос. Махонди всего двое, Маара и Данн, но никто на них не обращал внимания, может быть, из-за их одежды, когда-то белой, которую носили рабы и слуги. Что бы подумали родители, если бы увидели сейчас своих детей? Признали бы они друг друга? Маара попыталась вспомнить лица отца и матери, но не сумела. Голоса — да. Смех. Запах. От отца пахло чем-то теплым, добротой, а от матери исходил терпкий дразнящий аромат. Здесь, в лодке, воняло подмышками и грязными ногами. Лодка едва продвигалась по грязной воде. Лодочники крикнули Данну, чтобы он использовал свою палку как шест. Мааре передали весло — приняли ее за парня. Плоская, тощая, с обстриженной наголо головой, она действительно смахивала на пацана. Женщинам весел не давали. Полуденное солнце пекло немилосердно, берега дрожали в дымке. Весла и шесты вздымали муть, поднимали с близкого дна кости, а что самое гадкое — трупы. Гниющие останки всплывали, испуская пузыри вонючего газа, удушая зловонием, и медленно опускались обратно. Но лодка продвигалась. Скоро она вышла из озера и двинулась вверх по питающему его потоку, узкому и мелкому, бывшему когда-то рекой. Здесь лодка продвигалась только при помощи шестов. Горы оказались дальше, чем это выглядело с причала, и прибыли они к шаткой деревянной пристани уже ближе к вечеру. Народ повалил на берег, лодочники при выходе собирали плату за доставку: лепешка, плод, мешочек муки… Маара и Данн предложили по желтому корню. Лодочник удивился, принялся вертеть корнеплоды в руках, очевидно увидев их впервые в жизни. Чтобы не тратить времени на объяснения, они спрыгнули на причал. Маара оказалась рядом с ограбленной ими женщиной. Та едва держалась на ногах. Маара вытащила еще один желтый корень и протянула ей. Она подумала, что понадобится нож, и в этот момент рядом оказался Данн, молниеносным движением разделивший корень пополам. Маара заметила, что глаза людей шарили по их мешкам, по ним, не оставили незамеченными и нож Данна, и ловкость, с которой он владел этим оружием. Он этой ловкости не стеснялся, наоборот, хотел, чтобы все ее заметили. Женщина тут же засунула в рот свою половинку, принялась сосать, обливаясь слезами. Ее попутчик вгрызся зубами в свою долю. Данн потянул Маару за собой, и они понеслись в горы, отрываясь подальше от толпы. Остановились они уже в скалах. Маара подумала, что Данн боялся погони, опасался за поклажу и за жизнь. Их могли и убить за мешки и за бидоны с водой. Она ожидала, что Данн отругает ее, но он даже ничего не сказал. А Маара задумалась. Эти двое обворованных… убил бы их Данн, если бы они проснулись тогда? За кусок хлеба и несколько плодов?

— Тебе тоже нужен нож. И чтобы все видели, что он у тебя есть, — прервал Данн ход ее мыслей.

Они вскарабкались выше, туда, откуда видны были озеро, река и котловина. Горы, которые они пересекли вчера, казались издали свежими и высокими.

— Выходит, ливни пролились где-то в этих горах, — сказала Маара. — Главный поток ушел куда-то в сторону. Иначе озеро было бы больше. И не протухло бы.

— Здесь давно дождя не было, — мрачно ответил Данн. Маара снова задумалась. От того, где пролился дождь и куда пошел поток, зависело, жить ей или умереть. Как будто услышав мысли сестры, Данн продолжил: — Все от случая зависит. Повезет — жив, не повезет — покойник. Тебе нож нужен! — напомнил он.

Они разыскали местечко с хорошим обзором и залегли там. Несколько раз слышали голоса и шаги проходивших мимо людей с лодки.

— Они думают, что могут двинуться по реке дальше.

— А что, не могут?

— Нет.

Она хотела спросить, что станется с этими людьми. И что ждет их самих. Но Данн уже заснул. Маара дождалась, пока он проснется, и улеглась спать. С рассветом они позавтракали ворованным хлебом с водой и съели по одному желтому корню. Провизии почти не осталось. Сухие листья оказались настолько горькими, что Маара не смогла их в рот взять. Данн сказал, что их нужно сварить, но не было спичек.

— Ничего, завтра едой разживемся, — пообещал он и улыбнулся, похлопав сестру по плечу. Тут же отдернул руку: из-за валунов послышались голоса, и снова на лицо его вернулось настороженное выражение, а в руке сверкнул нож.

Но все стихло, и Данн вернул нож в специальный узкий карман за пазухой. Он присел возле мешков, вытащил сверток коричневых рубах и две расстелил на камнях. Одну из них лишь вчера сняла с себя Маара. Оба воззрились на эту рубаху с немалым удивлением. Она сверкала как новенькая, разгладилась, лишилась всяких пятен, морщин и потертостей, которыми изобиловала, будучи натянутой на отощавшее тело Маары, таскавшей ее каждый день, почти не снимая, на протяжении многих месяцев. Они смотрели на сияющую рубаху почти с ужасом, оба грязные, пропотевшие, запыленные.

— Как они это делали? — пробормотал Данн. — Эти рубахи, ведра — вещи, не мнущиеся и не бьющиеся… Как?

Он принялся вертеть рубаху, мять ее, тянуть, рвать — бесполезно, ткань не поддавалась. Данн вздохнул, и Маара поняла его ощущения, ибо чувствовала то же самое.

Затем он вытащил из мешка полоску ткани с монетами; все время оглядываясь по сторонам, отделил одну, остальные спрятал. Блестящий тонкий диск остался на сером камне. Оба одновременно вздохнули. Когда сделана эта монета? Тоже ведь очень давно. И сейчас лежит на старом валуне, самая примечательная и привлекательная вещь на много миль в округе.

— Если разменять хоть эту одну монету… — Данн засунул ее туда, где держал нож. — Скажем, что ты мой брат.

— Ага… И как меня зовут? — Вот снова возникший в памяти владетельный Горда велит ей забыть прежнее имя. И она забыла! Она больше не помнила, как ее звали в раннем детстве. И решительно шагнула еще дальше от своего старого имени. — Пусть будет Маро. Данн и Маро.

Они начали спуск, объединенные палкой с бидонами. Среди мертвых деревьев здесь попадались полумертвые и даже полуживые. Возможно, корни их уходили очень глубоко, доставали воду из глубин немыслимых. Сладковатый тошнотворный запах, усилившийся, когда они вышли на равнину. Очень сильный.

— Кладбище, — поморщился Данн. — Очень много народу зарыто.

— Умерли от засухи?

— Война.

— Из-за чего?

— Из-за воды, конечно. Кому владеть истоками реки, которая течет в котловину, в то озеро…

— Кто победил?

— Ха! Какая разница… Все проиграли. И все равно все сохнет.

Запах постепенно ослаб, затем они и вовсе вышли из сферы его действия.