В темноте - Даниэль Пайснер

Крысы поначалу были одной из самых больших наших проблем. Постепенно мы к ним привыкнем, но в первые дни они внушали нам такое отвращение и страх; мужчины взяли в руки палки, встали вокруг группы и, почти непрерывно размахивая палками, отгоняли крысиные полчища. Крыс гоняли постоянно, потому что мужчины договорились работать палками посменно, но, конечно, все было бесполезно: крысы были везде! После удара палкой они разбегались, но тут же возвращались. В результате крысиные армии то накатывали, то отступали, словно морские волны на берег. В конце концов нам стало понятно, что у нас столько же шансов выгнать крыс из бункера, сколько у них выжить из него нас, и тогда мой папа сделал философский вывод: нам просто придется привыкнуть друг к другу.

Новое убежище находилось прямо под церковью Девы Марии Снежной. Помнится, я подумала, что прятаться под церковью – это хороший знак. Да, мы были евреями, но у меня все равно было ощущение, что мы находимся под защитой. Будто сам Бог приглядывал за нами. Наш Бог, чужой Бог… какая разница! Мама со временем начнет называть Леопольда Соху нашим ангелом-спасителем, но он охранял и помогал нам выжить уже сейчас, под сенью церкви Снежной Девы. Папа вспоминал, что 10 июня 1943 года, через считаные дни после того, как мы остановились в этом убежище, прихожане на поверхности отмечали праздник Тела Христова. В своем подземном бункере мы могли слышать звуки праздничной процессии, службу, детский хор. В дневнике он отметил, насколько я была опечалена разительным контрастом между нашим – подземным – существованием и обычной жизнью! Должно быть, я тогда сказала ему, как мне хочется наверх – собирать цветы и играть с другими детьми.

Папа всегда точно знал, где мы находимся относительно расположенных над нашими головами городских улиц. Он знал эту церковь и окружающую ее площадь. Он не всегда мог понять, как добраться из одного места в другое под землей, но гордился своим знанием Львова. И с удовольствием демонстрировал эти знания. Я гордилась своим отцом. Он тоже был нашим ангелом-хранителем. Он так много знал! Буквально обо всем на свете! Папа с легкостью мог сказать, когда построили ту или иную церковь, когда расширили ту или иную улицу… На любой вопрос о городе у него обязательно находился ответ. Со временем он изучит лабиринты канализационных труб и тоннелей так же хорошо, как улицы и переулки Львова, но поначалу Соха рисовал ему схемы.

Бункер под церковью имел площадь около 10×12 м. В нижней части дальней стены шла труба, служившая нам безопасным выходом. На другом конце в потолке располагался канализационный люк, через который можно было попасть на улицу. К нему вела вмонтированная в стену железная лестница, на которую мы иногда вешали сушиться мокрую одежду или сумки с продуктами, чтобы до них не могли добраться крысы. Мы были так близко к мостовой, что могли слышать разговоры проходящих над нашими головами людей. Нам приходилось все время напоминать себе соблюдать тишину, потому что если мы могли слышать людей, то, естественно, и они услышали бы звуки, доносящиеся из нашего подземелья. Я часто слышала, как там, на поверхности, играют дети. Именно так мы научились отличать день от ночи. Если было слышно детей, значит, там светит солнце.

Мне не нравилось это помещение. А чему там было нравиться? Там воняло, а еще было темно и жутко холодно. Было очень неудобно сидеть на этих круглых камнях, а еще там был такой низкий потолок, что взрослые не могли встать в полный рост. Им приходилось ходить, согнувшись в три погибели. Нам с Павлом места хватало, а взрослые просто не умещались. Даже Якобу Берестыцкому, в котором я только теперь разглядела горбуна, надо было пригибаться.

Труба, служившая входом в наше убежище, была всего сантиметров 80 в диаметре, и мужчины ежедневно пробирались через нее, чтобы принести питьевой воды. По расчетам Сохи, до фонтана, из которого в подземелья по каплям просачивалась свежая вода, было около 2 км. Для человека, вынужденного ползти по узкой трубе с зажатой в зубах ручкой чайника, это огромное расстояние. Мало того, набрав воды, мужчины проделывали обратный путь задом наперед, потому что в 80-сантиметровой трубе развернуться было просто невозможно. Мужчины отправлялись в путь по двое, иногда по трое, и дорога туда и обратно занимала почти два часа… и все ради глотка воды. В трубах было так тесно, что отец иногда возвращался в изодранной одежде и с в кровь исцарапанными руками.

Время от времени мужчины отправлялись на поиски каких-то нужных вещей и материалов. Они еще не освоились в лабиринтах и поэтому чаще всего просто шли по уже известному им пути. Несколько раз они доходили до подвала барака Вайсса, откуда мы спустились в канализационную систему, и принесли кастрюли и сковородки, которые были для нас ценнее любых бриллиантов. В том подвале можно было найти почти все необходимое, но как-то раз кого-то из них заметил в окно барака гестаповец. Немец бросился в погоню, но мужчинам удалось скрыться. Вернувшись в следующий раз, они обнаружили, что немцы закрыли ведущий в подвал тоннель досками.

Соха с Вроблевским тоже залезали к нам через ту же 80-сантиметровую трубу – другого пути не было. Наши еще не привыкли передвигаться по узким и тесным тоннелям, но для Сохи с Вроблевским это было в порядке вещей. Именно так они путешествовали по своему подземному миру. Каждый день они приносили нам одну-две буханки хлеба, хотя папа в своих дневниках написал, что была еще и колбаса. Колбасу я не помню, но это, скорее всего, потому что в скором времени я сильно заболела, и мне было не до еды. Как только мы обосновались в бункере под церковью, я заболела дизентерией, понос не прекращался долгие недели. С Павлом произошло то же самое. На самом деле болели все, но тяжелее всего пришлось детям. Именно в этот момент родители начали отдавать нам с братом свою ежедневную долю питьевой воды – приблизительно две трети стакана. Наверно, нам с ним удалось выжить только благодаря этому. Позднее папа написал, что он и сам в тот момент сильно болел. Его так мучила жажда, что он иногда пил сточные воды, считая, что хуже ему от этого уже не станет. Никто не знал, чем вызывались наши заболевания. То ли это были микробы в воде, то ли плохая еда, то ли бактерии в воздухе. Так или иначе, болезнь изматывала и вынимала из нас все силы. И конечно, это все было еще и отвратительно, хотя я не могу сказать, чтобы наша рвота и понос заметно ухудшали и без того кошмарные условия.

Долгие годы я была уверена в том, что тяжелее всего в эти первые дни и недели было Павлу, и мои родители сходили с ума от беспокойства за его здоровье, но уже во взрослом возрасте, прочитав отцовские дневники, поняла, что сама болела гораздо сильнее. За четыре года я настолько привыкла заботиться о малыше, защищать его, забирать у него все болячки, что, наверно, считала своим долгом нести на себе всю силу наших болезней.

Кроме продуктов, Соха с Вроблевским приносили нам карбид для ламп, инструменты и всякие расходные материалы. Однажды Павел заболел ангиной. Мама попросила Соху принести лекарства. Однако Соха побоялся, что частыми посещениями аптек может привлечь к себе внимание немцев. Нам всем было ни к чему, чтобы за Сохой установили слежку. Раз он даже зашел в аптеку, но так разнервничался, что ушел с пустыми руками. На следующий день он спросил мою маму, нельзя ли вылечить малыша как-то иначе. Она сказала про гоголь-моголь – средство, очень популярное в еврейских семьях Восточной Европы. Рецептура гоголь-моголя менялась в зависимости от региона и семейных традиций, но наша мама всегда делала его из яиц и сахара. Говорили, что эта микстура прекрасно помогает от горла…

Не прошло и нескольких часов, как вдруг во «входной» трубе раздался какой-то шум. Кто-то идет! Папа, приготовился встретить непрошеных гостей: схватил палку и… увидел, что вернулся Соха. Оказалось, Соха решил не оставлять Павла на целый день без лечения, и поэтому, собрав нужные ингредиенты, вновь отправился в путешествие по 80-сантиметровой трубе. Он проделал весь путь, неся в зубах носовой платок с четырьмя куриными яйцами. Представляете? Ползти несколько километров, неся в зубах мешочек с таким хрупким грузом! Вот почему моя мама стала называть Соху нашим ангелом-хранителем… впрочем, вскоре и все остальные станут думать о нем так же.

Соха с Вроблевским вели себя предельно осторожно. Каждый раз они спускались в канализацию через люки на разных улицах, и мы слышали, как они пробираются через грязь и воду, еще за полчаса до их появления у нас. Как же они шумели, продвигаясь по трубам! Ковалов оставался сторожить вход в систему на поверхности. На случай задержания у них были заготовлены вполне убедительные объяснения. Они одевались в свои комбинезоны и болотные сапоги, брали с собой инструменты и фонари. Но как объяснить, почему у них в сумках лежат продукты и прочие вещи, не связанные с работой? На этот случай они договорились при встрече с немцами под землей просто бросать сумки в реку, течение которой моментально уносило их из виду.