Драконья кровь - Екатерина Лесина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он положил руки ладонями вниз. Длинные ровные пальцы. Сильные. Он ведь хирург, и, по отзывам, весьма неплохой.
– Почему вы просто не подыщете ей место в больнице? Разве так не было бы проще?
Ник закрыл глаза.
Небо навалилось всей тяжестью, того и гляди раздавит.
Милдред пришлось сделать над собой усилие. Дышать. Вдох. И выдох. Расслабиться. Сопротивление бесполезно, но разум гибок. Выдержит.
– Было бы, – глухо ответил Ник. – И я пытался… смотрел… я выбрал несколько клиник. Я мог бы купить каждую. Или построить отдельное крыло, где все было бы ориентировано под нужды Зои. Но когда я в первый раз заговорил об этом, миссис Фильчер сказала, что я просто хочу избавиться от нее. Что… я клялся в любви, а разве это любовь?
Милдред понятия не имела, что такое любовь. Наверное, к счастью.
– То есть возражала она?
– Да.
– А вы…
– Решил, что не хочу спорить. И да, в ее словах была своя правда. К тому же Зои становилось легче… иногда. Я еще надеялся, что… она поправится.
Ложь. Как когтем по стеклу. И от этой лжи перехватывает дыхание. А Эшби поворачивается и смотрит долгим тяжелым взглядом, под которым Милдред ощущает себя ничтожной.
Ей хочется спрятаться. Залезть под парту. Свернуться калачиком и закрыть уши и глаза. Сидеть не шевелясь, дыша через раз в надежде, что это чудовище уйдет.
– Извините. – Губы чудовища растягиваются в улыбке. – Иногда мне тяжело контролировать это.
– Это? – Лука делает всего шаг, и ладони его ложатся на плечи Милдред. Прикосновение возвращает ей уверенность в себе. Пусть страх не уходит, но Милдред хотя бы может справиться с ним.
А колени дрожат. И руки. Она сжимает кулаки, пытаясь скрыть эту дрожь.
– Родовая особенность. Скажем так… мой род обладает весьма своеобразной магией, которая появилась из слияния крови белого мага и айоха. Я не берусь сказать, что здесь правда, а что фантазия, но… некоторые вещи столь очевидны, что игнорировать их сложно. Я не менталист. Не в том плане, что способен прочесть другого. Но вот воздействовать вполне могу, и происходит это вне зависимости от моего желания. Отчасти поэтому и предпочитаю вести уединенный образ жизни. Меньше проблем создает… Так, значит, та девушка… Марта… она действительно исчезла?
– Вероятнее всего.
Низкий голос Луки пробирал до костей. И уносил чужое воздействие.
– Последнее место, где удалось отыскать ее след, – ваш дом. Она попала в него из больницы в Тампеске, куда больше не возвращалась.
Кивок.
– Украшение она бы не забыла, верно? Если ей важны были деньги, то украшение с сапфиром она бы не оставила. Да и сама… я ведь ни о чем не догадывался.
Чудовище расплылось в кривоватой улыбке.
– Меня редко пытаются обмануть. Она мне была симпатична… просто симпатична… и должна была понять это. А если она имела дело с мужчинами, то знала, как перевести симпатию в нечто большее.
И куда более выгодное.
Достаточно ли этого, чтобы убить? Чудовище, оно ведь есть, оно прячется внутри милого паренька. Оно… могло ли узнать то, что ему рассказывают сейчас? И оскорбиться? Убить?
Оставив при этом нить, которая связывает его с жертвой? Ладно остальные, но про Марту Брат не знал никто. К чему вытаскивать на свет божий еще и эту историю? Ведь достаточно было просто спрятать украшение. Уна ведь не забыла отдать его.
Она не хотела отдавать. И промолчала бы, что вообще видела.
– Да. – Ник все-таки солгал, что не умеет слышать других людей, иначе почему он уставился на Милдред пожелтевшими глазами? – Мой предок убил бы за такое. Но я – не он.
Глава 9
Лука ему верит.
Почему бы и не поверить хорошему человеку? А чутье вопреки здравому смыслу нашептывает, что парень и вправду неплох.
Может, не свят. Да где святых искать-то? Сам Лука вот далеко не свят. Так что ж теперь?
– А за что убили бы?
Молчание. И тянется, и тянется.
– Спрашивайте. – Эшби разрешает и поднимается. Вязкие медленные движения, и сам он выглядит растерянным, но это лишь иллюзия. – Вы же хотите. У вас есть еще что-то?
– Ваш ребенок… не был вашим, верно?
Чуть склоненная голова. И ощущение, что его, Луку, собираются сожрать. Причем ощущение такое… явное. Даже не по себе становится.
– И вы это знали? Поэтому и выбрали кремацию?
– Идемте. – Эшби поворачивается спиной, и Лука с удивлением обнаруживает, что руки-то дрожат.
Вот же… засранец. Эшби. Николас.
Обыкновенный парень. Врач. Талантливый и перспективный хирург, если верить отзывам. Милый. Дружелюбный. Открытый, мать его чокнутую, всем людям. Готовый помочь, спасти и… Руки-то дрожат. Они не дрожали, даже когда Луке горло пытались перерезать. А ведь в тот раз почти вышло. Вон и шрам остался под подбородком.
И другой, на груди, когда навылет и почти без шансов, потому что глушь, псих с ружьем, а до рассвета еще целая ночь. Тогда только и оставалось, что надеяться на чудо.
Случилось, да…
Но именно тогда руки не дрожали. Напротив, Лука всецело сосредоточился на том, чтобы добраться до глотки гада. И добрался же.
А тут… Он сжал кулак. И заставил себя дышать ровно.
– Дело не в вас. – Засранец посмотрел снисходительно. – Это врожденное свойство. Большую часть времени мне удается контролировать его, но… иногда прорывается. В минуты сильных душевных волнений.
Почему-то прозвучало издевкой.
Мелькнула подлая мыслишка, что, если Лука свернет этому паразиту шею, многие вздохнут с немалым облегчением.
На улице было пыльно. Порывистый ветер норовил отвесить затрещину. И пробирал до самых костей. Солнце жарило, а поди ж ты… Или не ветер тому виной?
Песок что наждачка. И на зубах хрустит. И сам Лука, кажется, покрылся коркой этого самого темного песка. А вот Эшби ветер не трогал.
Ник сел на ступеньку, вытянул ноги, глаза прикрыл. Облокотился на короб, из которого свисали вялые плети роз.
– Эти цветы привезла Патриция Эшби, в девичестве Арлингтон, в дар своему супругу и земле, которую надеялась назвать своей. Ей пришлось сложно в новом мире, где не желали соблюдать старые порядки.
Розы покачивались. И редкие цветы выглядели так, будто вот-вот осыплются, однако странное дело – ветер, как ни старался, не сорвал ни одного лепестка.
– Она пыталась принести сюда то, что полагала единственно верным. Но поддержки не нашла. – Ник погладил темный цветок. – И смирилась. Женщинам того времени только и оставалось, что смиряться и проявлять
