Ратибор. На арене Кузгара - Александр Фомичев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ты сбиваешь нам молитвы, снежок!.. Наш бой сразу после твоего! Дай настроиться, сосредоточиться! — очи сидящего по центру темнокожего ристальщика неожиданно открылись, недовольно вперившись в любознательную физиономию рыжебородого витязя. — Ну чего вылупился, дубина малоумная?
«Снежок… А ведь такое прозвище Емеля дал когда-то мелкому йотуну в Караиме, в Забытых пустошах. Интересно, всё ли хорошо у лохматого мальца… Вымахал уже, поди. Лет-то сколько прошло с того момента, как я его в лес к батьке отпустил? Года три точно…» — с лёгкой грустинкой озадачился Ратибор, впрочем, тут же прогоняя прочь нагоняющие тоску воспоминания и уже вслух произнеся: — Да интересно мне стало, где вы так загорели и какого цвета у вас кровушка, уголёк!..
— Что ты сейчас промычал, бледнозадый⁈ Чую, светлячок, до своего дебютного боя на арене ты не доживёшь!.. Я, Аблаим, по прозвищу Стальное Копьё, попусту воздух не сотрясаю! — чернокожий воитель легко встал на ноги и явно с не самыми добрыми намерениями пошёл к Ратибору. Но вот на полпути взгляды их встретились, и «уголёк» вдруг резко остановился, будто налетев на невидимую преграду. В пронзительных очах молодого богатыря, исподлобья хмуро зыркнувшего на оппонента, полыхнули яростные голубые огоньки, очень много сказавшие коренному жителю Южного материка о хозяине сих страшных глазищ. Перво-наперво то, что лучше с ним не связываться. Ежели, конечно, жить не надоело.
Два бойца сейчас сильно напоминали собой пару диких хищников, встретившихся лоб в лоб на узкой лесной тропинке. При такой встрече более слабый зверь всегда на интуитивном уровне чувствует, что уступает обозначившемуся напротив противнику, и обычно предпочитает без острой на то необходимости не связываться, убравшись прочь с дороги более могучего соперника. Ибо если нет смертельной опасности и рискованной схватки можно избежать, то и незачем в таком случае зазря жизнью рисковать; инстинкт самосохранения у любой божьей твари развит прекрасно. За исключением, пожалуй, лишь человека оседлого и просвещённого, у которого этот самый инстинкт в силу различного стечения обстоятельств, в первую очередь благодаря приобщению к так называемой цивилизации, порядочно притупился в процессе эволюции. Но рослый туземец не был цивилизованным мужем, и первобытное чутьё истерично забило в его груди гулким набатом, вовремя предупреждая, что он сейчас находится на волосок от гибели. Ибо шансов нет, даже если вместе с собратьями сигануть на огневолосого великана; ведь четырём шакалам никогда не одолеть бурого медведя в расцвете сил.
Аблаим, мгновенно остыв, развернулся и резко опустил правую руку ладонью вниз, показывая своим начавшим было тоже подниматься соплеменникам, что не нужно этого делать. — Всё хорошо, не вставайте. Я погорячился, — добавил для убедительности воин с кожей эбонитового цвета, в свою очередь, сам возвращаясь к приятелям. — В зенки ему заглянул, — спокойно объяснил своё решение не связываться со вспыльчивым русичем абориген с Чёрного континента. — Негоже бодаться с огнедышащим вулканом! Только поляжем все почём зря.
— Это правильное решение, Стальное Копьё. Хочешь жить — сиживай на своих смоляных полушариях ровно, — гыркнул тем временем Ратибор пошедшему на мировую противнику. — Ну а ежели я чем зацепил, уж не серчай. Не со зла.
— Когда-нибудь, рус, — Аблаим пристально уставился на рыжеволосого гиганта, — ваши белёсые потомки будут каяться да на коленях молить о прощении наших праправнуков за нынче творимые над народами Южного материка гнусности да мерзости…
— А вот ента хрен ты угадал, трубочист!.. — рявкнул возмущённо Ратибор, нимало не заботясь, что его слышно на пол-этажа. — Ибо ни я, ни мои предки не причастны к творящимся с вашими племенами гадостям! Это не мы, не русичи завозим караванами кораблей рабов с Чёрного континента, что вы Южным кличете! И уверяю, наши внуки и правнуки также не будут причастны к бедам да горестям твоих соплеменников! Так за что же тогда наши потомки должны покаяться пред твоими, коли невиновны? За злодеяния других светлокожих, то бишь за свинство душегубов с Запада? Ха, клянусь молотом Сварога, ента то же самое, если бы я за пакости, творимые, например, каким-нибудь одним чрезмерно румяным насильником, спросил бы со всего вашего скопища племён только потому, что у вас с этим негодяем цвет кожи совпадает! Ну как, справедлив, по-твоему, будет такой спрос?
— Конечно, нет! — нервно заверещал Аблаим. — Где же это слыхано, чтобы…
— Тогда какого ляда ты тут расселся и с умным видом гребёшь всех беляков под одну гребёнку⁈ Вон, эти смугляши, — рыжебородый витязь, не скрываясь, кивнул на десятку стоявших у входа ослямбских стражников, — повинны в ваших бедах; с их потомства, с цыплят ихних то бишь, и спрашивайте! А ещё лучше — с них самих, коли силёнок хватит! — Ратибор знатно распалился, до глубины души возмущённый несправедливыми претензиями чернокожего воина.
— Ты сам раб шалмахов! — с вызовом бросил в ответ Аблаим. — Вот и спросил бы с них, показал пример! А то красиво голосить не одному тебе дано!..
— А я спрошу, вот увидишь! Обязательно спрошу! В своё время! — прорычал окончательно доведённый до белого каления могучий исполин. — А ты лучше заткни пасть, Стальное Копьё, покамест я из тебя бублик аль баранку какую непотребную не скрутил! А то мигом твоё прозвище сменится на Булатный Рогалик! Понял меня, мухомор подгорелый? — громогласный рык прокатился под сводами подземелья Кузгара. — Не слышу, в рот тебе кило морошки!..
— Понял… — тихо пробубнил враз оробевший Аблаим уже развернувшемуся к нему спиной, не на шутку разозлившемуся русичу, которого мгновение назад несмело потеребил за плечо ватажник Диренч, протягивая Ратибору старый двуручный топор. Судя по приказу Ельваха, большей рухляди, чем эта, в оружейной не имелось.
— Разогревочный бой завершён, стравливание диких хищников меж собой закончилось; пришло время людей! Посему, первая тройка, на выход! — между тем раздался звонкий глас Гючлая, заместителя Ельваха. Одновременно с этим врата на арену принялись со скрипом открываться.
— Ну наконец-то! Как нельзя кстати! — стремительно направившись к выходу из подземелья, глухо прорычал Ратибор, крутанув при этом дланью старенькую, но всё ещё крепкую секиру. — Мне срочно
