Ратибор. На арене Кузгара - Александр Фомичев

Глава 12

Первый день игрищ. Дебют

— Ну что тут у нас?.. — по пояс голый молодой богатырь, в одних лишь шароварах и лёгких кожаных сапогах, небрежно неся левой рукой вручённый ему колун, вышел на арену и, прищурившись от слепящего солнца, зависшего аккурат в зените, остановился у входа, угрюмо оглядываясь. Немедленно ударивший в уши гул многотысячной толпы, до отказа заполнившей все четыре яруса трибун, попервой, конечно, оглушал и поражал. Сам гигантский амфитеатр представлял собой овальную чашу длиной в семьдесят восемь и шириной пятьдесят метров. Укрытая от палящих солнечных лучей парусиновыми тентами, закреплёнными на специальных мачтах с реями над самым верхним этажом, разношёрстная публика кричала, хохотала да злобливо насмехалась, тыча пальцами в слегка растерявшегося от такого внимания к своей скромной персоне Ратибора. Похоже, симпатии толпы оказались отнюдь не на стороне «рыжего медведя» и его невзрачных напарников, с большой неохотой приковылявших на пески следом за ним.

Первый ярус Кузгара, ближайший к арене, располагался на высоте в девять с половиной метров и был в целях безопасности по периметру дополнительно огорожен толстой льняной сетью, дабы чего вострого аль тяжёлого ненароком не прилетело на трибуну от порой съезжавших с катушек сражающихся рабов. Данный ярус считался самым престижным и предназначался для сливок ослямбского общества: местной аристократии, сановников высшего звена, мрачных жрецов Ахримана, ради игрищ выползающих из своих подземных храмов, а также для очень богатых купцов и безмерно удачливых воителей знатных родов в звании не ниже тысячника. С восточной стороны по центру привилегированного уровня протянулось несколько именных лож, принадлежавших императорской семье; наиболее роскошная из них, конечно, являлась собственностью самого Эдиза, грозного правителя Ослямбии.

На втором ярусе обычно сиживали придворные рангом поменьше, а также зажиточные землевладельцы, купцы среднего достатка, капитаны военных и торговых галер, хозяева постоялых дворов, увеселительных заведений и богатые работорговцы, позорная профессия которых навсегда закрыла им доступ на первый уровень, какими бы возможностями, средствами аль влиянием они ни обладали.

На третьем этаже располагались обычные свободные граждане Нурязима: ремесленники, мелкие торговцы, цирюльники, сапожники, портные и другие представители рабочих специальностей, а также ничем особо не выделяющиеся из толпы многочисленные гости Золотого города, не владеющие хоть сколь-нибудь значимым состоянием и, соответственно, не обременённые какими-либо особыми привилегиями, обычно идущими рука об руку с большими деньгами.

Четвёртый, верхний ряд состоял исключительно из стоячих мест и предназначался для беднейших слоёв населения вроде рыбаков, могильщиков, пахарей, сеятелей и прочего разномастного, мягко говоря, не жирующего люда, могущего себе позволить приобрести лишь самые дешёвые билеты.

Ратибор, внимательно озираясь, машинально подметил про себя, что кровавые следы утреннего противостояния стравливаемых диких зверей, предшествующих людским баталиям, ещё виднелись на песке. Впрочем, туши мёртвых животных уже уволокли прочь. Ну а кровь в Кузгаре являлась чуть ли не главным атрибутом проходящих игрищ, лишь разогревая праздных зевак ещё пуще.

— По идее, нас тутова сейчас должны были растерзать на потеху почтенной публике пред твоим боем, громила… — испуганно промямлил позади Ратибора бывший счетовод, тощий алгуриец Зекир, одной рукой неловко неся вручённый ему на входе одноручный топор, а другой нервно поглаживая свои длинные сальные лохмы.

— Тебе же пояснил наш главный надсмотрщик, да прижжёт Ахриман ему зад раскалённым добела трезубцем, что порой бывают исключения! В этот раз нам «повезло»: зеваки хотят, чтобы нечестных дьяков на ремешки кожаные не зубами зверюг порвали, а постругали сталью острой. Везение, конечно, такое себе!.. Голосование, как гутарят знающие люди, даже устроили по этому поводу! Эх, чернь непостоянна… — угрюмо просопел шалмах Гюльбар, второй горе-напарничек Ратибора по сегодняшнему дебюту на легендарной арене Запада, самой известной и наиболее крупной во всей Ивропии.

— Чернь? — могучий исполин слегка повернул голову к аскеру. — Ты сам-то, пухлыш несчастный, чьих будешь? Из бояр, что ль, аль ещё каких господ?

— Да нет, что ты, что ты!.. — суматошно замахал короткими ручонками тут же смутившийся тучный писарь, уронив при этом свой одноручный колун в песок. — Ента я обобщил… Не мной придумано! Принято так называть зрителей в Кузгаре!.. Это я, так сказать, образно…

— Да заткнись ты уже! — бросил ему раздражённо Зекир, встревоженно всматриваясь в противоположный конец ристалища. Там из южных врат подземелья уже появились трое их оппонентов: довольно высокие, крепкие черногривые воины с широченными бородами-лопатами аж ниже пупа. Неспешно оглядевшись, они уверенно направились к центру овальной поляны. Публика приветствовала выход бородачей аплодисментами. Впрочем, не особо бурными.

— Напротив иберийцы, ежели что! Родные братья: Дорх, Конивер и Вульдар, — продолжил вещать долговязый счетовод, судя по специфичным знаниям, явно регулярно хаживавший в бытность свою свободным человеком на трибуны Кузгара. — Насколько слышал, сами сюды припелёхали. Опытные бойцы; как понимаете, не за плошку с гороховой похлёбкой на арене кочанами рискующие… Месяцев пять как уже тутова. С десяток схваток за ними осталось. Действуют слаженно! А ещё, как лопочут недоброжелатели, в свободное время подрабатывают иберийцы охотниками за беглыми рабами…

— Да ты что! Ну, ента они зря, — Ратибор грозно оскалился. — Отохотились, маракуши!..

— Мы можем тебе чем-нибудь подсобить, о всесокрушающий рубака?.. — несмело поинтересовался смущённый Гюльбар. — Ну, конечно, окромя моральной поддержки? Понимаешь, я в жизни ничего тяжелее пера да ночного горшка никогда в руках не вертел!.. Счетовод из таких же…

— Можете! Под ногами не путайтесь, трутни подхалимные. Будете должны, — хмуро проворчал Ратибор, после ловко подкидывая мыском ноги в воздух чуть ранее выроненный писарем одноручный топорик и сноровисто его подхватывая на лету. — Ну и енту игрушку я позаимствую, коли тебе, летописец, она без надобности.

— Возьми ещё мой колун!.. — радостно было проблеял Зекир, неуклюже выуживая из-под мышки своё оружие, но могучий русич уже развернулся и быстро потопал навстречу замершим в центре иберийцам. Томящаяся в ожидании первого людского сражения, недовольно гудящая публика тем временем недоумённо замолкла, не совсем понимая, что происходит: почему вместо обещанного боя три на три, с северной стороны идёт рубиться всего лишь один воин.

— Приветствую вас, дорогие горожане и гости столицы! Итак, начнём же, наконец, представление! Я, Мехмер, на протяжении уж полутора десятков лет бессменный распорядитель великих игрищ, снова с вами, мои ненаглядные любители пощекотать себе нервишки! — тем часом разнёсся на изначальном языке натренированный, зычный глас над ареной, неплохо слышимый даже на верхнем ярусе. Вещавший, низенький, плотный мужичок средних лет, сложив ладони лодочкой, кричал со