Цвет волшебства - Терри Пратчетт

Хрун пожал плечами и вернулся к умащению своих бицепсов, натирая их до блеска.

– По мне, все хорошо, – буркнул он.

– Попробуй подбросить монетку, – посоветовал Ринсвинд.

– Чего?

– Монетку, говорю, подбрось.

– Хокей, – согласился Хрун. – Если ты так настаиваешь…

Он достал из кошелька пригоршню мелких монет, награбленных в дюжине разных государств. Покопавшись в них и выбрав щлотскую свинцовую четвертьйоту, Хрун уравновесил ее на пурпурном ногте большого пальца.

– Ты называй, – предложил он. – Решка или… – он сосредоточенно изучил оборотную сторону монеты, – рыба какая-то с ногами.

– Ты подбрасывай, а я назову, – ответил Ринсвинд.

Хрун ухмыльнулся и щелкнул пальцем.

Йота, вращаясь, взлетела в воздух.

– Ребро, – не глядя, определил Ринсвинд.

Магия не умирает. Она постепенно растворяется.

Это можно проследить на примере областей, которые служили ареной для великих сражений Магических войн, случившихся вскоре после Создания. В те дни магия в сыром виде была весьма распространена и охотно использовалась Первыми Людьми в их войне с Богами.

Истинные предпосылки Магических войн затерялись в туманах Времени, однако философы Диска сходятся на том, что во всем виноваты Первые Люди: обнаружив, что их сотворили, они, естественно, очень разозлились и начали драку. Великими, исполненными пиротехнических эффектов были последовавшие затем войны – солнце каталось по небу, моря кипели, потусторонние ураганы опустошали землю, а в шляпах таинственным образом появлялись маленькие белые голуби. Подверглась угрозе сама стабильность Диска (который, как-никак, передвигался в пространстве на спинах четырех гигантских, едущих на черепахе слонов). Пришлось Великим и Древнейшим, которым подотчетны сами Боги, применить жесткие меры. Богов загнали на высокогорья, людей пересоздали в изрядно уменьшенном виде, а большая часть старой неуправляемой магии была выкачана из земли.

Впрочем, это не разрешило проблему тех регионов Диска, которые во время войны пострадали от прямого попадания заклятий. Магия постепенно растворялась. В течение долгих тысячелетий высвобождались при ее распаде мириады субастральных частиц. Реальность под действием частиц существенно исказилась…

Ринсвинд, Двацветок и Хрун уставились на монету.

– Точно, ребро, – сказал Хрун. – Впрочем, ты же волшебник. И что тут такого?

– Я не занимаюсь… подобными чарами.

– То есть не можешь.

Ринсвинд начисто проигнорировал это замечание.

– Попробуй еще раз, – предложил он.

Хрун вытащил пригоршню монет.

Первые две приземлились обычным образом. Четвертая тоже. Третья упала на ребро и осталась так стоять. Пятая превратилась в маленькую желтую гусеницу и резво уползла. Шестая, взлетев над головами, с резким «чпок!» исчезла. Мгновение спустя послышался тихий раскат грома.

– Эй, это ж было серебро! – завопил Хрун, вскакивая на ноги и вглядываясь в небо. – Ну-ка верни ееl

– Я понятия не имею, куда она подевалась, – устало произнес Ринсвинд. – Может быть, она все еще набирает скорость. Во всяком случае, те, с которыми я экспериментировал сегодня утром, так и не вернулись.

Хрун упорно пялился в небо.

– Что? – спросил Двацветок.

Ринсвинд вздохнул. Этого вопроса он и боялся.

– Мы забрели в зону с сильным магическим индексом, – объяснил он. – Не спрашивайте меня, как. Когда-то, давным-давно, здесь возникло по-настоящему мощное магическое поле, и мы ощущаем на себе его последствия.

– Вот именно, – подтвердил проходящий мимо куст.

Голова Хруна дернулась вниз.

– Значит, это одно из тех самых мест? – осведомился он. – Надо мотать!

– Правильно, – согласился Ринсвинд. – Если мы вернемся по собственным следам, то, глядишь, уберемся с миром. Примерно раз в милю будем останавливаться и подбрасывать монету.

Он поспешно поднялся на ноги и принялся запихивать вещи в седельные сумки.

– Что? – спросил Двацветок.

Ринсвинд остановился.

– Послушай, – рявкнул он. – Только не спорь. Поехали!

– С виду здесь все нормально, – не унимался Двацветок. – Да, народу вокруг не видно, ну так это…

– Да, – сказал Ринсвинд. – Странно, не правда ли? Поехали!

Высоко в небе раздался звук, похожий на хлопок от удара кожаным ремнем по мокрому камню. Над головой у Ринсвинда промелькнуло нечто стеклянистое и нечеткое, над костром поднялось облако золы, а свиная туша снялась с вертела и стрелой взмыла в небо.

Качнувшись в сторону, чтобы не врезаться в купу деревьев, туша выровнялась, с ревом описала вокруг путников тугую петлю и понеслась к Пупу, оставляя за собой дорожку горячих капель свиного жира.

– И что они? – спросил старик.

Девушка глянула в свое волшебное зеркало.

– Удирают что есть мочи в направлении Края, – доложила она. – Кстати, сундук на ножках бежит за ними.

Старик хмыкнул – от стен темного и пыльного склепа отразилось неприятное эхо.

– Груша разумная, – заявил он. – Замечательно. Да, думаю, нам следует его заиметь. Пожалуйста, позаботься об этом, дорогуша. И не затягивай, они ведь могут выйти за пределы действия твоей силы.

– Замолчи! Иначе…

– Иначе что, Льесса? – поинтересовался старик. Сверху на него падал тусклый свет, и в позе старца, в том, как он обмяк в каменном кресле, присутствовало нечто очень необычное. – Если помнишь, один раз ты меня уже убила.

Она фыркнула и поднялась на ноги, пренебрежительно отбросив за спину рыжие с золотистым отливом волосы. Льесса Червмастер производила умопомрачительное впечатление. К тому же одежду она не признавала, если не считать пары сущих лоскутков легчайшей кольчуги и сапог для верховой езды из переливчатой драконьей кожи. Из одного сапога торчал хлыст, необычность которого заключалась в том, что он был длиной с копье, а наконечник его покрывали крошечные стальные шипы.

– Не беспокойся, я с ними справлюсь, – холодно заявила она.

Неясная фигура, казалось, кивнула или, по меньшей мере, заколыхалась.

– Ты всегда так говоришь.

Льесса фыркнула и зашагала к выходу из зала.

Отец даже не потрудился проводить ее взглядом. Во-первых, он был мертв уже три месяца, и глаза его пребывали не в лучшем состоянии. А во-вторых, зрительные нервы волшебника пятнадцатой категории, пусть даже мертвого, приспосабливаются видеть уровни и измерения, далекие от повседневной реальности, и вследствие этого не совсем пригодны для наблюдения за простыми земными делами (пока волшебник был жив, его зрачки казались фасетчатыми и до жути похожими на глаза насекомых). Кроме того, в настоящее время маг был заключен в узком пространстве между миром живых и мрачной тенью Смерти, и его взору открывалась вся Причинно-Следственная Связь целиком. Вот почему, если не считать слабой надежды на то, что сегодня его несносная дочурка наконец-то свернет себе шею, он не стал прибегать к своим незаурядным способностям, чтобы побольше разузнать о трех путешественниках, которые отчаянным галопом неслись к границам его владений.

В нескольких сотнях ярдов от мертвого волшебника его дочь в сопровождении полудюжины всадников спускалась по выщербленным ступеням в полое чрево горы. Льесса пребывала в странном расположении духа. Похоже, у нее появился шанс… Может, это и есть ключ к выходу из тупика, ключ к трону Червберга. Разумеется, трон этот по праву принадлежал ей, но, согласно традиции, считалось, что править Червбергом может только мужчина. Это раздражало Льессу. Когда же в ней полыхала ярость, Сила изливалась намного более мощным потоком и драконы выходили особенно крупными и злобными.

Будь у нее муж, все было бы по-другому. На роль мужа подошел бы любой рослый и крепкий детина с изъяном по части мозгов. Хороший муж должен беспрекословно исполнять то, что ему говорят.

Самый здоровый из троицы, что сейчас удирала из драконьего края, как раз сгодился бы. Даже если он и не подойдет, то вечно голодные драконы с удовольствием попробуют его на зуб, тем более что этих зверюг надо регулярно кормить. А уж она позаботится, чтобы сегодня у драконов было плохое настроение.

Во всяком случае, хуже, чем обычно.

Лестница нырнула под каменную арку и закончилась узким карнизом у самого потолка огромной пещеры, в которой отдыхали драконы.

Солнечные лучи, падающие из разбросанных по стенам входных отверстий, крест-накрест прочерчивали пыльный полумрак, словно янтарные прутья темницы, внутри которой застыл миллион золотистых насекомых. Внизу взгляду не открывалось ничего, кроме легкой дымки. Но вверху…

Пешеходные кольца начинались рядом с головой Льессы, на расстоянии вытянутой руки, и тысячами расходились по перевернутым акрам свода пещеры. Двум десяткам каменщиков понадобилось два десятка лет, чтобы вбить крюки для этих колец, – рабочие вбивали крюк, цеплялись за него, лезли выше и вбивали следующий. Однако эта величественная картина ни в какое сравнение не шла с восьмьюдесятью восьмью главными кольцами, которые гроздью висели под самым куполом. Еще пятьдесят были утрачены в далекой древности, когда их заводили на место отряды обливающихся потом рабов (а тогда, в первые дни Силы, рабов было предостаточно), – огромные кольца с грохотом рухнули в недра пещеры, увлекая за собой несчастных людишек.