Большое шоу - Вторая мировая глазами французского летчика - Пьер Клостерман

С помощью моих механиков я выпрыгнул из "спита", онемевший и окоченевший, и тут же мне сообщили, что сразу же после завтрака я должен вернуться в зону рассредоточения для резервной готовности.

Прикрытие

21 декабря 1943 года. В 10.30 инструктивное совещание. Погода отличная, температура чертовски холодная - в небе ни следа облачка. Крылья "спитфайра" поливали струйкой воды, так как только что прошел удаляющий лед трейлер, который нагревали горячим воздухом. Взлетно-посадочная полоса была покрыта льдом.

Чтобы застегнуть свои ремни, мне пришлось снять перчатки. Руки замерзли, и я не мог согреть их снова. Я открыл кислород, чтобы прибавить себе уверенности.

Лед на взлетно-посадочной полосе спровоцировал за эти последние дни массу несчастных случаев - и серьезных, и незначительных: разбитые шасси, поломки при выруливании и так далее. Сейчас у нас было лишь 11 исправных самолетов.

Дамбрел, Жак и я были в самом многочисленном отделении. Вместе с 132-й эскадрильей мы должны были патрулировать район Кэмбрай, где немецкие истребители были особенно активны в последнее время. Мы поднялись па высоту 22 000 футов, затем опустились до 17 000 футов, так как было очень холодно.

Зимнее небо было таким ясным и ослепительным, что все двадцать минут полета над Францией мы постоянно щурились.

Диспетчер сообщил нам, что недалеко от нас находится сильное формирование вражеских истребителей, но в ослепляющем свете невозможно было ничего заметить. На всякий случай, так как Грасс Сид становился настойчивее, мы снова набрали высоту.

И - о ужас! - над нами было десятка три "фокке-вульфов". Мы не успели и глазом моргнуть, как твари открыли огонь. Повсюду вихрь огромных радиальных двигателей, коротких тонких крыльев, обрамленных молниями, трассирующих снарядов, проносящихся со свистом во всех направлениях, мелькание черных крестов. Паника. Все грохотало. За секунду два наших расчета, безукоризненно выстроенные в боевом порядке, были разгромлены, рассеяны в беспорядке. Слишком поздно! Дружище Джон падал вниз, объятый пламенем, а шотландец Морган, старший сержант, вошел в штопор, одно его крыло оторвало градом "маузера".

Не была счастливей и 132-я. Трех ее летчиков сбили. Четвертому, как мы позже узнали, удалось провести свою сильно поврежденную машину до; полпути назад через Канал, затем он упал, и его вытащили спустя час.

Когда изумление прошло, мы сплотились вместе. Капитан Обертин, командовавший Скиттлами, неожиданно обнаружил себя изолированным; номер 2 и номер 4 сбили, а номер 3 исчез, как дым, бедняга Спенс получил 20-миллиметровый снаряд, который пронесся в 10 дюймах от его головы, превратив его радио в осколки. Наполовину выведенный из строя, он инстинктивно дернул ручку управления на себя, открыл дроссель и взмыл на высоту 36 000 футов, оказавшись в небе абсолютно один.

"Фокке-вульф" преследовал капитана, но промахнулся. Скорость отнесла его, и Обертин тут же разделался с ним. К несчастью, 4 других "фокке-вульфа" вступили с ним в бой, и ему не только не удалось разбить своих противников, но самому пришлось уйти после богатой событиями погони со скоростью 45 миль в час, петляя меж деревьев, вокруг церковных колоколен и по сельским улицам. Его "спитфайр" поразили семь раз.

Тем временем мы с Жаком, вопреки нашим устоявшимся привычкам, следовали за Сатерлендом по пятам, как верные охотничьи собаки, и имели удовольствие наблюдать, как он ликвидировал еще один "190-й" с прицелом в 600 ярдов. Самолет немца разлетелся в воздухе, но летчику удалось спастись; чуть позже мы увидели парашют, раскрывшийся под нами.

Дэнни стрелял в "190-й" искусной очередью огня, но промахнулся.

В результате из 23 "спитов" б были сбиты, 8 других повреждены, не считая Вильямса из 132-й, которого ранили и ему пришлось сесть на "брюхо".

7 января 1944 года. На этот раз долгое путешествие. Мы летели в Реймс, чтобы привести домой сильное войсковое соединение "Летающих крепостей" и "либерейторов", возвращающихся из Германии. Первые три группы должна была прикрывать 602-я - всего 180 бомбардировщиков, а три следующие группы 132-я.

Мы взлетели в 12.10 после поспешного ленча и подняли самолеты, отягощенные дополнительными баками в 45 галлонов, на высоту 23 000 футов. После тридцати минут полета мы миновали Париж, который был у нас с правого фланга, скорее осознавая, нежели видя внизу покров тумана и дыма. По пути немецкие тяжелые батареи пустили несколько орудийных залпов, которые взорвались очень близко, - мы тут же рассеялись по небу. Повсюду появились клубы черного дыма. Поднимаясь с Томмерсоном при полностью открытых дросселях, мы ушли за предел видимости, хотя не без труда.

10.50. Немцы, казалось, реагируют, и "фокке-вульфы", должно быть, взлетают со всех мест, так как руководство начало волноваться. Возле нас пока ничего особенного не происходило.

Но вскоре на горизонте появилось скопление черных точек, за которыми следовали другие. Наши бомбардировщики!

Увидев "тандерболты" и "лайтнинги", мы почувствовали облегчение, вернулись на базу и заняли свои позиции - в барражировании четверками с обеих сторон от основной группы.

Полет "крепостей" определенно впечатляющее зрелище! Фаланга бомбардировщиков в безупречном оборонительном порядке - несколько массивных коробок из сотни или почти сотни четырехтактных самолетов в ряду на высоте 27 000 футов, каждая коробка снабжена пятью тяжелыми пулеметами, посылающими снаряды более чем на 20 миль.

С обеих сторон обеспечивающие прикрытие "спитфайры" растянулись настолько далеко, насколько мог видеть глаз. Верхнее прикрытие "Спитфайрами-VII и -IX" смотрелось лишь как белые инверсионные следы самолета.

Видимость в тот день была превосходной. Небо было сине-фиолетового цвета, светлее к горизонту, с переходом от изумрудно-зеленого к молочно-белому, где оно сливалось с полосой тумана над Северным морем.

Ниже, словно волшебный ковер, расстилалась Франция. Спокойная извилистая Сена и ее притоки, темные массы лесов с их причудливыми геометрическими формами, крохотные, словно игрушечные, деревушки, небольшие города, загрязняющие прозрачное небо следами дыма, прилипающего к теплым слоям воздуха.

Солнце жгло сквозь выдающиеся вперед кабины самолетов, и все же я чувствовал, что в моей кислородной трубке образовывался лед, а выхлопные газы из газообразного состояния превращались в микроскопические кристаллы, образуя в небе мутную струю, выходящую из моего "спитфайра".

Усталость, онемение, болезненные судороги в спине, обжигание холодом пальцев ног и рук через кожу, шерсть и шелк - все было забыто.

В построении "крепостей" здесь и там были интервалы. Ближе к нам можно было видеть машины с одним, иногда двумя стационарными двигателями. Другие самолеты были с разорванными хвостами, зияя дырами в фюзеляже, крылья пострадали от огня или блестели от черного масла, тонкой струйкой вытекающего из пробитых двигателей.