Черный ростовщик - Олег Мушинский

— Простите, падре, мирно тут проехать не получится, — подытожил Эспада результаты разведки.

— Да, я это уже понял, — вздохнул монах.

Шальная пуля, просвистев над ними, срезала лист с пальмы, и тот спланировал на круп одной из лошадок. Та мелко вздрогнула, но головы не подняла.

— Это уже в нас стреляли? — спокойно осведомился падре Доминик.

— Вряд ли, — отмахнулся Эспада. — Слишком высоко. Они там между собой отношения выясняют. Делят ваш кошелек, падре. Ну а нам бы лучше тут не задерживаться. Надеюсь, эти лошадки смогут показать достойную скорость.

— Боюсь, в этих зарослях пешком и то быстрее.

Эспада недовольно хмыкнул и огляделся. Местами заросли действительно были густыми, но проехать наверняка можно. Тот-то, в черном, как-то сумел заехать верхом.

— Поверьте, дон Себастьян, я знаю эти края.

— А пройдете ли вы их? До озера не близко.

— Пройду, — уверенно ответил падре.

В отдалении послышались голоса. Медлить дальше стало просто опасно. Эспада набросил на себя плащ и перекинул через плечо сумки. Падре выпустил поводья и на прощание похлопал лошадок по крупу.

— Ну, ступайте домой. Ступайте.

Те, не поднимая головы, неуверенно сделали пару шагов, убедились, что именно этого от них и ждут, и неспешно затрусили в сторону Каракаса. Падре Доминик и Эспада зашагали в другую сторону. Дорогу выбирал монах. Эспада только приглядывал, чтобы удобный путь, проложенный природой, не портили своим присутствием люди. Заросли то расступались, открывая широкие прогалины, то вставали сплошной темно-зеленой стеной. Падре Доминик, всякий раз почесав затылок через капюшон, сворачивал и вскоре находил пусть узенький и кривой, но проход.

Пару раз им попадались рукотворные просеки. Одна — совсем свежая, другая уже начала зарастать по новой. Было большое искушение воспользоваться шпагой, чтобы расчистить путь, но Эспада решил без крайней на то необходимости этого не делать, не желая оставлять преследователям столь четкий след. То тут, то там раздавались крики и гремели выстрелы. Когда эти звуки приближались, дон Себастьян трогал монаха за плечо, и тот послушно замирал, пока не получал сигнала следовать дальше.

Как-то раз преследователи прошли буквально на расстоянии вытянутой руки. Крайний из них — широкоплечий кряжистый мужчина в сером колете на голое тело — яростно орудовал саблей, перерубая толстые стебли на своем пути и одновременно отмахиваясь от докучавших насекомых. Поверни он голову — и увидел бы тех, за кем гнался. Правда, этот поворот головы закончился бы для разбойника ударом шпаги в бок, но с ним было еще человек восемь. Эспада застыл с занесенной шпагой и не пошевелился до тех пор, пока спина разбойника не скрылась из виду.

— Давайте возьмем правее, падре, — предложил дон Себастьян шепотом.

— Там болото, — возразил монах. — Уже здесь земля слишком сырая, можем завязнуть.

— Тогда привал десять минут, и пойдем за ними.

Позади лежало дерево. Толстый ствол оброс мхом, ветви и корни опутали лианы. Когда-то не так давно лесной исполин проиграл битву с природой, был повален и пленен и теперь гнил в тени папоротника. Падре внимательно заглянул за него и под него и только тогда сел. Эспада сбросил сумки и опустился рядом. Стянув шляпу, он отер ею вспотевший лоб и вздохнул. Солнце окончательно отвоевало небо у туч и теперь без помех изливало тепло вниз, на землю. Птицы приветствовали это громким пением. Где-то в стороне журчал ручеек. Эспада сразу захотел пить. В сумках были две фляги, с водой и вином, но тратить припасы, когда дело обернулось такими неприятностями, следовало рационально.

— Падре, — тихо позвал Эспада. — Мне показалось, что я слышал рядом ручеек.

— Нет, не показалось, — отозвался монах. — Но я бы не советовал пить воду близ болота. У нас вроде она была с собой.

— Всего одна фляга.

— В джунглях обычно проблемы от избытка воды, а не от ее недостатка, — усмехнулся монах. — Просто ту, которую можно пить, иногда приходится поискать, а мы, как я понимаю, спешим.

— Это верно.

Они все-таки вытащили флягу и успели сделать по глотку, когда впереди послышались стрельба и крики. Затем на смену выстрелам пришел звон стали и тяжелые, глухие удары по дереву.

— Думаю, мы еще немного тут задержимся, — прокомментировал Эспада.

Монах кивнул и принялся, раскладывать поверх сумки припасы. Пока неподалеку кипел бой, они слегка подкрепили свои силы ветчиной и сыром. Затем дон Себастьян все-таки сделал вылазку к ручью. Тонкая струйка бежала меж поросших мхом камней. Надежно укрытая листвой от солнца, вода была холодной и прозрачной на вид. Эспада, решив не рисковать, пить ее не стал, но с удовольствием умылся. Шум тем временем стих. Дав победителям время, чтобы обшарить карманы побежденных, Эспада осторожно выглянул на свежепрорубленную просеку. Не заметив никого крупнее сине-золотистого попугая — трое таких сидели на ветке и оживленно обсуждали очередное дело рук человеческих, — дон Себастьян жестом поманил к себе монаха.

— Идемте, падре.

Просека петляла, как змея в траве, порой огибая толстые деревья, а иногда отклоняясь в сторону без всяких видимых причин. Видимо, тот, кто ее прокладывал, замечал что-то подозрительное, но потом неизменно возвращался на прежний курс.

Через несколько десятков шагов на пути попался еще один ручеек. Затем просека оборвалась. Тот, кто ее прокладывал, лежал поперек нее, лицом вниз. Эспада осторожно опустился рядом на колено и коснулся шеи разбойника. Раньше, чем он нащупал пульс, пальцы коснулись чего-то вязкого и липкого. Сомневаться в том, что это такое, не приходилось. Кровь темнела и на траве, и на листьях папоротника.

— Ему перерезали глотку, — прошептал Эспада. — А с остальными, похоже, этот номер не прошел.

Монах перекрестился сам и перекрестил покойника, пробормотав себе под нос несколько слов. Эспада вытер пальцы, поднялся и махнул рукой, показывая, что пора идти дальше.

Упомянутые им остальные разбойники обнаружились буквально через несколько шагов. Вначале Эспада заметил прилично одетого сеньора в расстегнутом синем камзоле. Тот сидел, привалившись спиной к дереву и склонив набок голову. Рана на груди позволяла с уверенностью утверждать, что усадили его туда насильно, выстрелом из мушкета почти в упор. Покойник перед смертью, впрочем, тоже не оплошал. Его правая рука все еще сжимала эфес шпаги, клинок которой глубоко вошел в горло худощавого мужчины, скорчившегося у ног сеньора в синем. Под трупом виднелся мушкет. С одной стороны — потертый треснувший приклад, с другой — ствол.