Совершенные лжесвидетельства - Юлия Михайловна Кокошко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ибо меня шокирует бесповоротность — поражение цели прямым попаданием и все, что нельзя корректировать, неустанно совершенствуя и преображая… кстати о преображении. Неосмотрительный лейтмотив: но что-то произошло — и… Здесь — уплотнение, невозможность — репродуцировать… Но в препозиции кое-кто намеривал себе волнующие поступки, а в постпозиции сделал непреднамеренное, и налицо вдруг — колошение трещин в доме судьбы вплоть до полного их размежевания, интервенция немотивированных тел и несистемных элементов… А я уже вдыхала любительскую сладость иной жизни! Дымки дичков или дички дымков в ее подвешенных садах… до слезы обратимы! Ведь распорядись имярек — как предполагал, как предписывало ему что-нибудь: правдолюбие — или оптимизм, мои надежды, парк транспортных средств… Но преломление, разводящее нас, меня и крылатую славу полуслучившегося, все более многоколенно и многолико. Разливая нас временами… пред чьей водой не предположить ли, что замысел приведен в исполнение, но — в другом материале… нецелевое использование средств… в другом масштабе или на невидимом фронте. Предшествовал — и пластично развоплотился, прошел… На межу человеков и птиц, смешавшись с богами… на линию заглядения — ясных шаровых красок и равновеликих полушарий лиц, на дикорастущую черту ассиметрии… Но редкие аборигены из того золотящегося распадка событий лишь показывают фатальное вкрапление и нечистоты формулировок. Что, черт возьми, произошло, и почему в моем варианте сего свирепствующего сюжета нельзя — ни ремарки…
Но разумеется. Не к запрету ли на правку собственных текстов — я пронесла через сорок оловянных и травяных царств и спасла от пересмотра мою художническую интуицию: никаких затемненных от подозрений, прельщающих мест, где бы он — по инерции, по ассоциации… словом, превзойдя мои пределы, многократно остался. Пока не сообщение о доброхотке, все это время буднично наблюдавшей — невидимого…
Впрочем, невзирая на оглашенную непреложность и прочерк в планах, я еще собираюсь просить о Невидимом… Рассыпанные до перепада в яблоки облака — или переходящие знамена осени… Улицу Розы, в чьем передержанном и излишне плотном сердце хранятся наши встречи — и на заставках дверей и окон этюдно представлены все, кто мной обожаем. Но сквозь эти жизнеутверждения и невзвешенные пассажи негоциантских особняков все навязчивей проступают дамское ателье, и новый конфекцион, и магазинчик с охотницким снаряжением… что за проводимость! Святой же двор столь необъятен, что, подавив его неритмичное присутствие — в рожденных из бедра дерева козлоногах по колено в опилках, и в голубином опереньи поленниц и в призраках роз, — процветают позднейшие наваждения: проникнутая английским абрисом крепость, и два консульства под крестами и звездами, и выставлены сверкать «мерседесы» или «тойоты»… Тиранить просьбами город полночи, которым я приближаюсь к какой-нибудь определенности, наблюдая из вязких па движения, как летят напиться лилового сидра луны — острова астр, как сошедшиеся с мраком обнаруживают себя — и негасимый страх — пылающими щитами окон… как атланты-деревья, превозмогая молниеносность штрихов, сливают свои громокипящие души — в горловину звездного большака… как пересыпается складчатое одиночество снега… И в случайном повторе тьмы возможен дом, перехваченный радиоголосами и чужими музами, ergo — мой…
Он получил анонс обо мне — с вечерней почтой. Надеюсь, он не смутился собственной щедростью и помнил, что дарованная им жизнь — преходящее. Рассрочка между случившимся (мной) — и описанием, включающим укрупнение, говорит в его пользу — он ждал. Чтоб устроить в моей жизни великолепный, сферический сквозняк — означить место, где недавно был.
Похоже, в последний раз мы виделись в День дарения велосипеда — на трехлетие моего участия в мире, хотя между миром и засеянной в сердцевине, в геенне века войной наши несколько бессердечных предстояний прибиты — почти к самой войне… к сорокадавним провинциям, под призор огня. Возможно, мы встречались и несколько ближе — в День дарения ложки на все времена… Псевдоострый коллаж в стиле пятидесятых: прессшпан, ультрамарин, сталь. На плоском от солнца сегменте улицы он вручил мне узкую голубую картонку с нержавеющими сокровищами: нож, трезубец и десертная ложка. Каковые приобрел для меня — между шагом, не подольщаясь к спесивой двери горы. Но в отличие от дара — опять остался невидим. Лишь жест — длань, похищающая с высот. По широте и небрежности хватившая в воспоминание — сразу два или пять перекрестков, где свершалось: на углу проспекта Парадов и улицы Борца Карла, там стоял полный сладкой музыкой театр и ловил проходящих… в позднейшем — непринужденно перелетевший, вобрав в себя уловленных… и на Неисходимой улице — накануне или на месте побега Розы. На углу реального мира — и более стойкого. Возможно, второй пучок инструмента — и остальные — вручались согласно прецеденту, но все совершенствуясь — смещаясь к более символичным ландшафтам, к помещению лезвия в златые колосья, на поздних перекрестках — секира и меч. Но несомненно — благословляющее нас скрещение улиц.
Детский нож от первого перекрестка был наигран, не продуцируя смыслы — острое, опасное недосчетом… не желая купировать целое и множить ничтожное, но имея — оледеневший лоскут зимних сумерек. Трезубец что-то пронзал и втянулся… Но как только Невидимый воскреснет, я осыплю его благодарностями за ложку — хитроумная плывет за мной сорок лет, из дома в дом — и кормит меня до сих пор. Правда, ее отнесло от таких максим, как — ежеполуденно воскресающий суп, возможно, мелькнувший дарителю, зато она безмерна — с растворившимся кофе и с воскресной солью в какую-нибудь картофельную кастрюлю, а некогда — и с мукой, но эта композиция не удержалась. Воистину — ложка на все времена! Хотя не на все яства. Но в целом всегда находит, что зачерпнуть.
И если мне помнится такой преизбыток благословения — столь множественные перекрестки, мы, несомненно, путешествовали — я и Невидимый, то есть видимый всем, кроме… надеюсь, мне достало приличия не разглядывать путеводные звезды улиц или архитектурный облом — сквозь него. Мы бродили по перекресткам мира, с пятого на десятый,
