Число и культура - А. Степанов

Не говоря о старых аргументах геополитиков: коренной интерес Германии в выходе к Средиземному морю, обретении независимого пути к ближневосточной нефти.

В рамках такой трактовки Косово отличается двойственной принадлежностью: не только к только что названному исламскому ансамблю, но и – в качестве края Сербии – к Югославии (см. выше тамошний кватернион). О прецедентах двойственной принадлежности ранее упоминалось; ср. также современное Соединенное королевство Великобритании и Северной Ирландии, состоящее из Англии, Шотландии, Уэльса и Северной Ирландии, М = 4, при этом в управлении Северной Ирландией с 1998 г. принимает участие Ирландская республика.

Известны революции XX века в различных областях культуры и общественной жизни: в науке (физике, математике, биологии, психологии, филологии и др.), технике, философии, искусстве (возникновение модернизма и авангарда), а также социальные и национально-освободительные революции. Не менее важно понять, что произошло в другой специальной области: собственно в политике.

В июле-августе 1903 г. на втором съезде РСДРП возникла принципиально новая по концептуальным основам и методам, менталитету и морали партия. Благодаря найденным и реализованным этой партией эвристическим принципам (организационно-эстетическим, структурно-идеологическим), ей удалось не просто прийти к власти, опрокинув и уничтожив многочисленных соперников, но и создать первый в мире тоталитарный политический режим. Что же, собственно, произошло?

В традиционных демократических обществах, с открытой сферой социально-политической жизни, практически неизменно складываются три основные группы политических сил, называемые соответственно консервативными, радикальными и либеральными. Они могут выступать в своей чистой, генетической форме (что, впрочем, бывает не столь часто), могут заимствовать друг у друга те или иные признаки (тем не менее сохраняя свой господствующий центр в одном из секторов указанного размежевания), представляясь обществу в конкретном фенотипическом разнообразии (в свою очередь поддающемся классификации). Так, среди консерваторов различают этно- (или националистическую), социо- (или государственную), этно-социальную, конфессиональную, идеологическую модификации; известны и другие, более дифференцированные подразделения. В абсолютных монархиях, где открытая политическая жизнь практически отсутствует, три указанных основных типа существуют в виде более или менее скрытых тенденций, в виде противостоящих друг другу сил и мнений в придворно-правительственном окружении.

В 1905 г., после дарования Манифеста, в нашей стране впервые началась легальная общественно-политическая жизнь. Размежевание по трем основным политическим группам произошло практически мгновенно, При этом скамью консерваторов заняли монархисты (в этно-социальной модификации «Союз русского народа», «Союз Михаила Архангела») и умеренные, но проникнутые охранительными чаяниями октябристы (которых в общем устраивал достигнутый постманифестационный уровень); скамью радикалов – эсеры и социал-демократы (меньшевики), а скамья либералов принадлежала кадетам. Большевики имели своих представителей во второй – четвертой государственных думах, но о них речь впереди.

Социально-исторические теории различают рассматриваемые политические группы по признаку репрезентации, т. е. по тому, интересы каких конкретных общественных сил они представляют и защищают. Отнюдь не отказываясь от результатов подобного анализа, обратим также внимание на особенности аксиологических структур и предлагаемых социальных проектов, носителями которых они оказываются. Консерватор придает статус высшей – идеальной, а то и сакральной – ценности существующему или даже минувшему. Источником основных социальных бед ему представляются перемены, измена священным традициям, а наиболее важными общественными задачами – соответственно противостояние переменам, консолидация общества под флагом добрых старых традиций, защита их от разного рода коварных или безответственных лиц. Радикалу, напротив, свойственно считать, что социальные несчастья обязаны недостаточной решительности в утверждаемых переменах. Идеал он видит не в прошлом, но крайней мере не столько в прошлом, сколько в будущем. Рассудок, энергия, оптимизм (или героический пессимизм), нетерпеливость и нетерпимость (последнее, впрочем, присуще и консерваторам), братство с товарищами по борьбе, готовность жертвовать собой и другими ради заветных идеалов будущего, новая и строгая корпоративная этика – вот те карты, которые разыгрывают радикалы.

На либерала настороженно, а то и снисходительно взирают как консерваторы, так и радикалы (характерная метафора: «деревянный меч фальшивого либерализма»). Обладая определенными социально-аксиологическими предпочтениями, либерал, однако, с определенного исторического момента лишен так называемых «твердых» общественных идеалов, склонен к пространным обсуждениям, широким компромиссам, не считает возможным приносить в жертву глобальным планам не только человеческие жизни, но и ряд обыденных интересов людей. Либеральная позиция, в отличие от консервативной и радикальной, лишена, так сказать, внутренней, политической чистоты, обладает заведомой раздвоенностью: между политикой и здравым смыслом, между политикой и «не идущим к делу» гуманизмом, между политикой и другими, «посторонними», интересами. Этой платформе свойственна терпимость к чужим («чуждым») взглядам, поэтому она плохо терпима в обществе последовательных консерваторов и радикалов. Принципиальная двойственность либерала заставляет подозревать его в определенном лукавстве и робости, что, впрочем, иногда не столь уж не соответствует истине. От открытого противостояния консерваторов и радикалов либерал стоит в стороне, то подвизаясь в роли посредника между ними, то соглашаясь в чем-то с одной из сторон, а в целом имея какие-то «побочные» интересы.

По мере изменения конкретных условий симпатии общества попеременно обращаются то к консерваторам, то к радикалам, то к либералам. Сами данные группы не остаются глухими к изменению своих личных и общественных обстоятельств и, соответственно, трансформируются, заимствуют друг у друга те или иные признаки / 2 /.

Политические позиции консерватизма, радикализма и либерализма известным образом напоминают трех богатырей русских былин. При этом роль старшего, наиболее корневого типа, Ильи ближе всего соответствует консерватизму; среднего, великодушного и идеалистически настроенного, полного благородства и чести, Добрыни – радикализму; а младшего, не лишенного лукавства и хитрости, естественных человеческих слабостей, Алеши Поповича – либерализму. Коллективное сознание не отделяло их друг от друга, поскольку при всех различиях каждый из них не является самодостаточным и только всем вместе дано совершать наиболее трудные и опасные дела.

Илья изначально лишен движения, будучи скован параличом и лежа на печи. Но когда приспевает критический момент, его призывает сама святая земля, исцеляют и благословляют «калики перехожие», и нет ему тогда равных по силе и твердости. Илья простодушен, прям, лишен сантиментов и двойственности. И совсем не случайно – как не без иронии отмечают исследователи – именно ему народная молва приписала победу над Соловьем, этим традиционным образом поэзии и поэта, а в данной былине представшего в виде разбойника. Илья связал злокозненную силищу и доставил ее ко двору великого князя. А когда и там она проявила свой нрав, тогда отсек ей Илья голову. «Когда говорят пушки, музам молчать!..» Аналогично и с остальными. Так, Алешу Поповича фольклор наделил двойной – и военно-богатырской, и смиренно-клерикальной – природой. По происхождению из духовного звания, он и смотрит на сторону, отнюдь не исключая для себя перспективы покинуть ратное дело. Будучи более других богатырей не лишен человеческих слабостей, он и врагов одолевает порой не столько силой, сколько лукавством и выдумкой.

Любопытно, что в «Трех мушкетерах» Дюма представлены образы, аналогичные архетипической тройке богатырей (при этом Портос оказывается семантической параллелью Ильи, Атос – Добрыни, Арамис же – Алеши). Однако при этом в романе появляется и четвертая главная фигура. Тип Д'Артаньяна был еще неведом народной традиции, но он прочно вписался в исходную архаическую тройку.

Рассматривая различные области мышления, мифологии и культуры, Карл Юнг сделал вывод о фундаментальности четырехчастного строения. «Кватерность» (или «кватерниорность»), согласно Юнгу, является неотъемлемой логической основой любого целостного суждения. При этом структура указанной четверки выражается формулой 3+1: ее последний член занимает особое, отличительное положение. Он делает три предшествующие члена одним, символизирует их сумму целиком, так сказать, замыкает ее и придает ей новое качество. Пример четырех канонических Евангелий, из которых первые три в заметной степени сходны между собой и потому называются «синоптическими», а последнее, четвертое, значительно отличается по своему характеру от предшествующих, – отнюдь не единственный из разобранных Юнгом / 3 /. Но здесь для нас существенней то, каким образом указанная «кватерниорность» работает в области политического мышления, в области политической реальности.