«Мир Приключений» 1977 (№22) - Николай Коротеев

Интрига держит читателя в напряжении от первой до последней страницы. Выдуманное восстание «туркестанских племен», в ходе которого они якобы захватывают часть Восточной Сибири, служит фоном для динамичного действия. Фельдъегерь Михаил Строгов, преодолев тысячи препятствий, прибывает в Иркутск, к генерал-губернатору, с личным посланием царя и в финале разоблачает предателя, возглавившего восстание кочевников.

В то же время почти безупречно географическое описание России на всем пути следования героя от Москвы до Иркутска — через Нижний Новгород с его прославленной ярмаркой, Казань, Пермь, Тюмень, Омск, Колывань, Томск, Красноярск и другие города.

Жюль Верн хорошо знает специальную справочную литературу, правильно указывая даже самые захолустные села и посады, почтовые станции и перевалочные пункты, состояние проезжих дорог и объездные пути. Он лает также описание природы, рассказывает о населении и занятиях жителей. В этом смысле роман имел для французских читателей несомненную познавательную ценность. Французские школьники в течение многих десятилетий знакомились с географией России по «Михаилу Строгову».

Однако если бы это был только путеводитель, не было бы увлекательной книги. Привлекают к ней, кроме сюжетных хитросплетений, благородные мужественные герои — бесстрашный Михаил Строгов, которого не останавливают никакие преграды, обаятельная русская девушка Надя, отправившаяся в Сибирь на поиски отца, сосланного на пожизненную каторгу. Отец Нади, рижанин Василий Федоров, осужден за участие в тайной политической организации, а революционная деятельность, как известно, каралась в царской России сурово.

Нечего и говорить, что Надя после всех испытаний, выпавших на ее долю, все-таки находит отца, который, кстати, получает прошение за доблесть, проявленную в боях с «татарами», а Михаил Строгов, проделавший вместе с Надей значительную часть пути, обретает верную, любящую спутницу жизни.

Если «Вокруг света в восемьдесят дней» мы назвали апофеозом скорости, то «Михаила Строгова» с тем же основанием можно назвать апофеозом смелости. Смелость в соединении с благородством души — лучшие человеческие качества, которые отличают положительных героев Жюля Верна.

«Михаил Строгов», инсценированный Жюлем Верном в соавторстве с тем же Деннери, как и «Вокруг света в восемьдесят дней», обошел театры многих городов мира, а потом, разумеется, и киноэкраны — в качестве заглавного героя популярного фильма.

«СЕН-МИШЕЛЬ»

С тех пор как писатель приобрел в 1866 году старый рыбацкий баркас и переоборудовал его в парусное судно «Сен-Мишель», большую часть времени, с весны до осени, он проводил в «плавучем кабинете» — на борту своей яхты. В синей каскетке и морской робе, с обветренным загорелым лицом, коренастый, плотный, он походил на человека, привыкшего чувствовать под ногами шаткую палубу, и, заходя в какой-нибудь порт, радовался, когда даже бывалые моряки принимали его за собрата.

«Чтобы воспевать море, — пишет Жан Жюль-Верн, — он должен был находиться на море. Нельзя преуменьшать значения «Сен-Мишеля» в жизни писателя. Он провел на борту значительную часть своей жизни и если не мог повторить далекие путешествия своих героев, то много плавал под парусами, сделавшись профессиональным яхтсменом. Мысли, которые высказывают его персонажи, — его собственные мысли, и в капитане Немо воплотилась частица его собственного существа».

Внук писателя прослеживает маршруты каждой из трех яхт, дополняя «морскую биографию» деда новыми неизвестными фактами.

Баркас водоизмещением в восемь тонн был достаточно прочен, чтобы смело пускаться в каботажные плавания. Этот выработанный веками тип небольшого шлюпа, которому рыбаки от Северного моря до океана вверяют свою жизнь, не сложен в управлении парусами. Обычный экипаж такого судна состоит из трех человек. Чтобы иметь возможность постоянно выходить в море, Жюль Верн нанял двух бретонских матросов, пенсионеров военного флота, Александра Дюлонга и Альфреда Берло, которые сопровождали его во всех плаваниях.

Писатель избрал своей «резиденцией» поселок Ле-Кротуа, расположенный на северном берегу Соммской бухты, и здесь же стоял на якоре его «Сен-Мишель», названный именем покровителя французских моряков, столь же широко распространенным в Нормандии и Бретани, как у русских поморов «Святой Николай». Вместе с баркасом Жюль Верн покупает в Ле-Кротуа скромный домик, проводит в нем даже зимние месяцы и отдает сына в местную школу.

В первый же сезон он добрался до Нанта и оттуда взял курс на Бордо, где служил его брат Поль, офицер торгового флота. «Я не мог отказаться от соблазна повидаться с Полем и взять его к себе на борт», — сообщает он в письме к Этцелю. В Бордо писатель гостил около двух недель, а на обратном пути «выдержал ужасную бурю и впервые испытал все, что испытывают настоящие моряки».

Этцель, предпочитавший лечиться и отдыхать на Лазурном берегу, не мог разделять его чувств. В этом отношении друзья решительно расходились во вкусах. В то время как один упивался голубым небом, другой обожал бурное море. Но зато частым гостем и спутником Жюля Верна был сын издателя Жюль Этцель-младший, которому писатель охотнее рассказывал о своих рейсах, чем его отцу.

«Я не ответил на ваше письмо, потому что плавал на «Сен-Мишеле», — писал он своему юному другу. — Чудесное путешествие из Кротуа в Кале и возвращение в штормовую погоду с остановкой в Булони. Очень качало! Но без этого разве можно понять прелесть морского плавания?»

Выходы в море не обходятся без некоторого риска. Летом 1868 года он вынужден был долго отстаиваться в Дьеппе в ожидании, пока не уляжется шторм. В Ле-Кротуа владелец яхты рассчитывал застать Поля, чтобы после короткого отдыха совершить с ним переход в Булонь, Кале и Дувр.

«Благодаря некоторой переделке, — сообщал он отцу, — «Сен-Мишель» стал одним из лучших ходоков в Соммской бухте, и когда дует попутный ветер, он выпрямляется, как цветок под солнцем. Как жаль, что вы не разделяете подобных чувств! Мы оказались на высоте во время шторма, и судно хорошо выстояло под натиском бури».

Вряд ли бы он поверил тогда, что в один прекрасный день назовет свой парусник, которым так гордился («лучший ходок Соммской бухты!»), примитивным баркасом.

Между прочим, мы узнаем из того же письма, что писатель решил окончательно осесть в Ле-Кротуа и отказаться от парижской квартиры. Он рассчитывает теперь проводить в Париже не более трех-четырех месяцев в году.

А издатель все не может смириться с тем, что его автор предается риску морских плаваний, которые он считает не только опасными, но и бесполезными. В ежемесячных отчетах бюро «Veritas» приводились сведения о потерпевших крушение коммерческих парусниках. В списке значилось не менее сотни судов, и это заставило Этцеля забить тревогу.