G.O.G.R. - Анна Белкина

— Полегче, — пролепетал он заплетающимся от ужаса языком, чувствуя, как на его несчастной спине веселятся холодные мурашки.

На миг Филлипс представил, что его бывшая подруга по несчастью, противная Эммочка тоже, наверное, влезла сюда и была схвачена, и может быть, уже уничтожена…

Мэлмэн же был невозмутим и неумолим. Светя фонариком, он продвигался только вперёд и даже не запачкал туфли паутиной, что струилась почему-то у самого пола. Верный признак того, что тут не ступала нога человека со времён, наверное, царя Гороха. Коридор закончился, Мэлмэн втолкнул Филлипса в некое просторное помещение. Подождав несколько минут — а вдруг Филлипса тут настигнет неизвестно кто? — Мэлмэн вошёл сам и внёс фонарик, освещая им пространство вокруг себя. Из сырой мглы выплывали чёрные и замшелые остатки мебели, пузатые бобины толстого кабеля, валяющиеся, где попало, проеденные ржавчиной ящики с клавишами…

— Эй, да тут ничего нет — один хлам, — заметил Филлипс, ничего вокруг себя не видя, кроме настоящего хлама и обломков. — Может, назад, а? Вы уже всё осмотрели…

— Цыц! — Мэлмэн устремил свой орлиный взор куда-то вдаль, где луч его фонарика явил из мглы некое подобие двери. — Ковыляй!

Пихнув Филлипса, он направился как раз туда, где торчала эта влажная и дырявая серая дверь. Постояв около неё и не найдя её опасной, Мэлмэн толкнул дверь и они с Филлипсом оказались в небольшой комнате. Единственным сохранившимся здесь предметом был приземистый сейф зелёного цвета.

— Стой! — скомандовал Мэлмэн Филлипсу, а сам подошёл к этому сейфу, положил свой фонарик на его крышу, повертел ручку до щелчка, открыл толстую дверцу. Залез и извлёк пухлую, растрёпанную старую папку. С неё сыпался серый песок.

Филлипс стоял там, где его поставили, и наблюдал за тем, как этот Мэлмэн аккуратненько открывает эту папку и выуживает из неё какие-то жёлтые листы.

— Что это? — Филлипс задал этот несмелый вопрос не потому что собирался получить ответ, а лишь для того, чтобы разогнать ту звенящую страшную тишину, что повисла здесь, под этими мёртвыми сводами.

— Карта, — неожиданно ответил Мэлмэн загадочным полушёпотом, поднеся один их этих листов под свет фонарика. — Её никто не видел, кроме меня и того, кто её нарисовал. Надеюсь, что она правильная, иначе нам с тобой не видать обратного пути, как своих ушей.

— А я-то тут причём?? — заскулил Филлипс, состроив обречённую мину. — Это ваша карта, вы по ней и идите. Вы и ищите вашу базу!

Услышав сей всплеск эмоций, Мэлмэн на секунду замер, отложил карту, вперил в Филлипса насмешливый взгляд и расхохотался.

— Нет, дружок, — прокряхтел он, подавив хохот. — Ты слишком много знаешь про всё это и пойдёшь со мной!

Мэлмэн притащил Филлипса в одно из брошенных помещений в подземных катакомбах советской базы «Наташенька». Отсюда должно было начаться их путешествие на нижние ярусы, где, если верить старой карте, которую кто-то криво вычертил химическим карандашом, пряталась в непреодолимых лабиринтах секретная лаборатория. А в этой лаборатории и хранился нужный всем и не принадлежащий никому так называемый «Образец 307». О том, что это такое — вещество, существо, или что-то ещё — умалчивает даже военная история. Но, судя по спросу на этот «Образец» — это нечто важное, неотъемлемое и неоплатно дорогое. А старик Росси — просто озолотит того, кто ему его предоставит.

Мэлмэн взял с собою папку с картами, фонарик и строго бросил Филлипсу:

— Шагай!

Глава 79. Побег из темницы

— Смотри-ка, Гейнц, — сказал Гопников, ткнув костлявым пальцем в широкий жидкокристаллический дисплей, что прицепился к довольно ободранному потолку с помощью специальной металлической подставки. — Кажется, Третий тащит живого! — Гопников сотворил на своём остреньком личике выражение голодного грифа и плотоядно потёр свои руки, засунутые в резиновые перчатки. — Ты знаешь, что я уже почти закончил все приготовления, четверо подопытных у меня уже есть. Не хватает пятого!

— Это Филлипс! — узнал Генрих Артерран пленника Мэлмэна. — И я тебе его не отдам. Он много знает про Росси. Этот «живой» останется у меня.

— Карта неверная, — плюнул Гопников, стряхнув со своего белого халата клок паутины. — Я её туда специально подложил. Если он попрётся туда, куда я нарисовал, он навсегда пропадёт. Позвонить бы ему, что ли? Гейнц? — это Гопников попытался выпросить у Генриха Артеррана телефон.

— Нет, — возразил Генрих Артерран, явно не желая отдавать хищному экспериментатору Гопникову ни Филлипса, ни Мэлмэна. — Кажется, наш Третий решил отбиться от рук. Видишь, куда он пошёл?

Гопников посмотрел на дисплей, определил направление следования Альфреда Мэлмэна, пожал плечами и хмыкнул:

— В четвёртый сектор… Что он там потерял? Устранить бы его пора, а?

— Рано, — отрезал Генрих Артерран, отвернувшись от дисплея, глядя куда-то в бедное пространство той небольшой комнатушки, где они с Гопниковым сейчас находились. — Я думаю, что он тоже халтурит на Росси. Слишком уж странно он себя ведёт. И у Серёгина засветился.

— Серёгин никому уже больше не помешает! — пропел Гопников, опустив свою небольшую массу в кожаное кресло, что выделялось из общего запустения своей новизною и дороговизной.

Пётр Иванович и Недобежкин томились в соседнем помещении, которое даже и комнатой не назовёшь. Четыре голые стены, голый пол, периметр метр на метр. Карцер — и всё тут. И в этом карцере Пётр Иванович и его начальник торчали уже сутки, сидели сиднем на твёрдом полу. Иногда — вставали по очереди и переминались с ноги на ногу, чтобы ноги не затекали. Выйти они не могли: комнатёнка не имела и подобия двери. Сначала, когда они только пришли в себя в кромешной темноте — Недобежкин пробовал ломиться в сплошные стены, звать на помощь и пытался зажечь разрядившийся фонарик, который каким-то образом сохранился у него в кармане. Потом — когда у него ничего не получилось — он просто топтался на месте, кипел и шипел:

— Ну вот, приехали! Абдуцировали, или как там у них говорится?! Ну, вообще, ну, хоть стой, хоть упади! Чёрт! Эээй!!! — это милицейский начальник ещё пытался временами призвать кого-то к ответу, но ответа не следовало, и он замолкал.

Сейчас Недобежкин просто сидел, бессильно привалившись к стенке, и бормотал проклятия в адрес «верхнелягушинских чертей» и бандитов из «банды Тени». Пётр Иванович имел лучшую выдержку. Он тоже сидел у стенки, но молча, и размышлял о том, что рано, или поздно, но их всё равно кто-то должен навестить. Не замуровали же их тут раз и навсегда?? Ещё Пётр Иванович думал о Сидорове. Серёгин всё старался предположить, где эти бандиты могли бы его держать. Однако в голову лезли абсолютно ненужные и вредные мысли, такие: «Вот, Сидоров! Такой молодой был, а пропал ни за грош, ни за копейку!». Серёгин облокотился на стенку боком, он пытался заснуть, но заснуть не получалось — очень уж было жёстко. Поёрзав немного, Пётр Иванович вдруг замер: откуда-то из-за сплошной стены долетали некие едва слышимые звуки. Серёгин перестал ворочаться и прислушался. Скулит кто-то, или… Всё на свете тут заглушал Недобежкин своим зубровым рёвом и топотом.

— Василий Николаевич, — тихо сказал Серёгин. — Тише, там за стенкой кто-то есть.

— Что? — шумно осведомился Недобежкин и со всего маху приземлился около Серёгина. — Что?

— Прислушайтесь, — прошептал Пётр Иванович, приложив к стенке правое ухо. — Похоже, что мы тут не одни.

Наконец-то Недобежкин умолк и раскрыл уши. Да, за стенкой безусловно, томится кто-то ещё. И этот кто-то тихо плачет тоненьким голоском.

— Эй, кто здесь? — громко и отчётливо поинтересовался Пётр Иванович и постучал в стенку кулаком так, чтобы сосед услышал его.

Кажется, услышал — плач прекратился, а вместо него последовали три приглушённых удара — сосед стучал в ответ. Ответил, значит, не всё так безнадёжно. Тут есть кто-то ещё. Присутствие соседа почему-то заставило моральный дух подскочить чуть ли не до потолка. С этого момента оба были уверены в том, что выпутаются и выберутся на свободу.

А за стенкой томилась Эммочка. Гопников всё грозился провести над ней какой-то эксперимент, пару раз пугал последствиями, но почему-то ничего не делал. Но и не выпускал. Её «апартаменты» не являлись карцером, а больше напоминали гостиничный номер средней руки, вот только без окон и без дверей. Эммочка не раз пыталась убежать. В ванной комнате она нашла вентиляционную шахту. Шахта была достаточно широка, чтобы в неё мог протиснуться человек, вот только что закрыта решёткой. За то время, пока её тут держали, Эммочка нашла способ сковырнуть эту решётку и однажды залезла-таки в шахту. Она совсем недолго по ней ползла, прежде, чем натолкнулась на другое, на сей раз — непреодолимое препятствие. Впереди бешено вертелся гигантский вентилятор. Его лопасти с силой перекачивали огромные массы воздуха, чтобы проветрить подземные помещения. А если попытаться между ними полезть — можно запросто превратиться в фарш. Эммочка не хотела превращаться в фарш, и поэтому полезла назад, убеждённая в том, что обязательно должна отыскать что-то, что могло бы хоть на время застопорить этот чудовищный вентилятор. На беду, в её «узилище» не нашлось ничего подходящего: мелочь вроде фена, чайника, или кастрюли не годилась. А вся нехитрая мебель была намертво привинчена к полу. Эммочка попробовала отодрать хоть что-нибудь, однако ничего не поддалось. Но и после этого она не сдалась, а отыскала другую лазейку — ещё одну вентиляционную шахту, которая вела… Эммочка и в неё лазила, однако так же безуспешно: её «темница» сообщалась всего лишь с какой-то тёмной клетушкой, которая так же не имела ни окон, ни дверей. До настоящего времени клетушка пустовала, однако с недавних пор у Эммочки завелись шумные соседи. Эммочка сразу смекнула, что они могут ей помочь, и решила пойти на контакт. Она села у стенки, смежной с соседней клетушкой, и сделал вид, что плачет…