К началу. История Российской Империи - Михаил Яковлевич Геллер

Современный биограф Александра III приходит к выводу, что политический режим при нем неуклонно приближался к тоталитарному, обнаруживая сходство не столько в степени жестокости репрессивной системы, сколько в некоторых ее исходных принципах». Историк видит главным принципом тоталитаризма в «нетерпимости к инакомыслию», сравнивая «самодержавное государство, авторитетное по своей природе, с диктатурой пролетариата»45.

Нетерпимость к инакомыслию - один из принципов тоталитарного режима, но не основной, не «исходный». Тоталитаризм - система, которая нарушает собственные законы, живет без законов, по воле высшей инстанции - партии и ее вождя. По сути дела, подлинный тоталитаризм - это порождение XX в. Система Александра III, ставившая во главу угла полный контроль над обществом и государством, видевшая своей главной задачей сохранение абсолютного самодержавия, была на пути к тоталитарному режиму. Излюбленной командой русских армейских офицеров была - стрельба залпом. Дружный залп показывал выдержку и хорошее обучение воинской части. Специалист отмечает: «Меткость подобного декоративного» огня была, конечно, ничтожной»46. Европейские армии уже давно перешли на индивидуальную стрельбу.

На дороге в капитализм

Арестанты преувеличивали понятие о действительной свободе, и это так естественно, так свойственно всякому арестанту.

Анатоль Леруа-Болье, историк и современник эпохи контрреформ, сравнивает два события, совпавших по времени: освобождение негров в США и освобождение крестьян в России. «В Америке, - пишет он, - освобождение рабов, купленное ценой убийственной войны, осуществленное насильно, без арбитра или посредника, бросило временно белого хозяина к ногам освобожденного черного и установило на берегу Мексиканского залива порядок почти такой же удручающий, такой же опасный, как само рабство». И наоборот, констатирует историк, «в России освобождение не вызвало борьбы классов и не могло, конечно, вызвать расовой борьбы; не пробудило ни враждебности, ни соперничества, социальный мир не был нарушен». А между тем, значительно более довольны были в США. Всеобщую неудовлетворенность в «империи Севера» Анатоль Леруа-Болье объясняет почти так же, как Достоевский, но делая упор на русский характер. «Чрезмерность надежд, которая у русских больше, чем у всех других народов, превосходит реальность, «а» страстность желаний всегда обманута обладанием. Иллюзиями питались как неграмотный крепостной, так и политик и писатель, общественное мнение целиком».

Заключение, сделанное французским историком, относится ко всему послереформеному периоду: «Образованные русские видели в своих мечтах земной рай, почти такой же химерический, как Эльдорадо, которое в своих мечтах видел русский мужик: они видели свободную Россию, совершенно новую, совершенно непохожую на прежнюю. Но изменения не были ни достаточно быстрыми, ни такими глубокими, каких ждали: внезапной метаморфозы не произошло»47.

Эти наблюдения особенно хорошо передают настроения русского общества в 80-е годы. Позади были 60-е годы - время грез, рожденных реформами, затем 70-е - годы террора, который пугал, но соблазнял возможностью радикальных перемен. 80-е годы начались контрреформами, которые подтвердили справедливость общественного недовольства великими реформами Александра II: оказалось, что все зависит от желания или каприза императора. Вчера - реформы, сегодня - контрреформы: все зыбко, непрочно, ненастоящее.

Современники и затем историки единодушно говорят о «глухом» времени - 80-х годах. Александр Блок написал о них48:

В те годы дальние, глухиеВ сердцах царили сон и мгла:Победоносцев над РоссиейПростер совиные крыла.

Жесткая цензура, репрессивная политика, контрреформы не объясняют всех причин отрицательного отношения к 80-м годам. Тем более, что, несмотря на все препятствия, воздвигаемые правительством, результаты реформ давали о себе знать. Развивалась земская деятельность, суд присяжных становился привычным, приобретали авторитет адвокаты, росла сеть народных школ и библиотек. Путешествуя по северной России, англичанин Маккензи Уоллес обнаружил к своему огромному удивлению «Историю цивилизации» Бокля в крестьянском доме. Джордж Кеннан подробно описывает библиотеки ссыльных, содержавшие, наряду с русскими книгами, произведения французских, американских авторов - часто в переводе на русский (с цензурными купюрами)49.

Особенность 80-х годов - потеря высокой цели. Народничество исчерпало себя. Народ, объект воздействия революционной интеллигенции, отказался следовать за ней. Он остался равнодушным к ее призывам в период «хождения в народ», он в ужасе осудил убийство императора, которое - по мысли террористов - должно было стать сигналом к революции. Консерваторы, напуганные 1 марта, присоединились к правительственному лагерю, ища зашиты перед народной «стихией», которая оставалась страшной, несмотря на лояльность, убедительно подтвержденную в годы охоты на царя.

Активное вторжение капитализма в Россию в 80-е годы становится поводом для объединения русского общества. Против новой опасности - капитализма - выступают «западники», знающие о социальном неравенстве, которое он порождает; против выступают «славянофилы», видящие угрозу «русскому духу», коллективизму.

Образованное общество, интеллектуальная элита, отвергает капитализм, как цивилизацию, «разрушающую земледельческие идеалы», по причинам этическим, ибо он «губит цельность и гармоничность человеческой личности», а также по причинам эстетическим. Против был Константин Леонтьев (1831-1891), известный своим рецептом: «нужно подморозить Россию, чтобы она не гнила», надеявшийся на то, что «бушующий и гремящий поезд Запада промчится мимо нас в бездну социальной анархии. Историк литературы констатирует: «Если бы надо было назвать реакционнейшего из всех русских писателей второй половины XIX столетия, то вряд ли можно было бы найти кого-нибудь, кто смог бы оспаривать это место у Константина Николаевича Леонтьева»50. Против был крупнейший русский сатирик Михаил Салтыков-Щедрин. Салтыков-Щедрин, автор «Города Глупова», «Господ Головлевых», сатирических сказок, редактор «Отечественных записок», находился на противоположном конце политической радуги. Между этими полюсами располагалось все русское общество, которое единодушно - идеологически - осуждало вхождение России на путь капиталистического развития.

Робкие голоса, проповедовавшие необходимость «малых дел», отдававших предпочтение «постепенному движению» вместо «революционного прыжка», заглушались обвинениями в самом страшном преступлении - мещанстве. Дореволюционный автор «Истории русской общественной мысли» категоричен: «Восьмидесятые годы возвели самосовершенствование, теорию малых дел и постепенство в принцип, положили их во главу угла, и тем самым впали в беспросветное мещанство»51.

Мещане были сословием, организованным Екатериной II (1775) из горожан, которые не имели капитала в 500 рублей и поэтому не могли быть записанными в купцы. В середине XIX в. «мещанин», «мещанство» приобретают идеологическую окраску. «Мещанство», объясняет советская энциклопедия, это «ограниченность кругозора, узость взглядов, обывательское стремление к личному благополучию, оторванность от общих интересов коллектива». Это значение придавали слову и в 80-е годы XIX в. Как и в советское время, мещан осуждали за нежелание «делать революцию».

Неприязненно встретило вторжение капитализма в деревню подавляющее большинство крестьянства. Наиболее активные, энергичные, беззастенчивые и предприимчивые крестьяне быстро богатели за счет своих односельчан, выбивались в купеческое сословие, становились капиталистами, вызывая зависть и ненависть. Их называют презрительно - Колупаевы и Разуваевы, слово «плутократ» произносят с ударением на первом слоге, выражая общее представление, что богатство может быть достигнуто только плутовством.

В 90-е годы XX в. Россия, пережив эпоху строительства социализма, вернулась к строительству капитализма. Отрицательное отношение общества очень напоминает эпоху 80-х годов XIX в.

Правительство Александра III имело программу экономического развития страны. Центральной задачей стало упорядочение финансов. Они должны были обеспечить протекцию и контроль государства. Министру финансов подчинялись департаменты железных дорог, торговли и промышленности. В его руках было управление экономикой России. Три министра руководили финансами в царствование Александра III. Разные по характеру и взглядам, они вели одну и ту же политику.