Путь в архипелаге (воспоминание о небывшем) - Олег Верещагин

— жизнерадостно бухтел Сергей. Я покосился на него, борясь с искушением устроить ему внеплановый заплыв. Потом спросил:

— А как ты думаешь, акулы тут есть?

— А как же? — Сергей покосился на меня. — Ты меня скинуть собрался? Не надо… Есть, есть акулы. Помнишь, какую мы видели пять дней назад?

Я молча кивнул и невольно передёрнулся. Чудовищная тварь — не меньше когга длиной! — бесшумно всплыла слева по борту и часа полтора шла вровень с нами, не прилагая к этому никаких усилий. Во всём её теле — от скошенного рыла до острого огромного хвоста — была тупая, непреклонная жестокость, направленная на одно: на убийство. Мы всё это время торчали у борта в абсолютном молчании, ожидая одного: атаки, которая превратит нас в груду щепы. Но акула ушла так же бесшумно и мгновенно, как и появилась. А я навсегда запомнил её чёрный, бездумный и холодный глаз, который видел с расстояния метра в три. Дело было даже не в величине и хищности кархародона — дело было в его абсолютной чуждости миру, в котором я жил. Негр-переросток. Такой же враждебный моему окружающему…

— Не напоминай, — повторил я. — Так, ладно. Я пойду… подумаю, а потом — с инспекцией по кораблю. Пора начинать день.

— Ну давай, — сказал мне вслед Сергей, и я услышал, как он завопил вслед:

— Ещё не бывал ты на Конго-реке…Дёрнем, парни! Дернули!Там жмёт лихорадка людей в кулаке…Пёрн… ой, то есть — дёрнем, парни! Дернули!..

…Первым делом я завернул в сортир. Пардон — в гальюн, помещавшийся в корме, за-под каютой. У меня это заведение всегда вызывало отчётливое опасение. Мне так и представлялось, как я сажусь над дырой, доски подламываются — и я лечу в гостеприимные воды Атлантики. Басс напротив — уверял, что там ему приходят в голову самые лучшие идеи и именно там он сочинил песню, которую вот уже три дня распевал весь «Большой Секрет». Как там? «Если в безветрии парус повис…» И что-то ещё. Обычно я учил стихи «на раз», без напряжения, но тут что-то не то было, не успел запомнить. Ладно, успею ещё. Она недлинная и хорошая, эта песня.

Если в безветрии парус повис,А это тебя не трогает,И если ты равнодушен и тихПеред дальней дорогою,И если ты перед шквалом дрожишь,Кто за это в ответе?Ты сам!Ты не понял,что житьТем лучше,чем крепче ветер!

По столу качка таскала бортжурнал, который я вчера забыл закрыть. Как ни странно, но рундуках сидели Ленка Власенкова и Ленка Чередниченко. Наша завхоз зачитывала что-то по блокноту, девчонка Сергея писала обломком угля прямо на столе. На меня они нагло внимания не обратили.

— Вы, может, спать бы пошли? — почти робко предложил я. — Поздно… то есть, рано уже.

Ленка Власенкова снизошла до ответа:

— Мясо плесневеет, — угрожающе, как о конце света, заявила она. — Из той партии, где… которую, то есть, перед самым отплытием коптили. И лук подгнивать начал. Витаминов лишимся, надо перебрать лук, а мясо почистить и подсушить на ветерке…

— Бери, кого надо, — отрезал я, — и работай, — после чего поспешил ретироваться.

На кормовом весле с хладнокровным лицом полувисел Йенс. Немец в деле мореплаваний был новичком, но курс вполне мог держать. Меня он поприветствовал взмахом руки и поинтересовался:

— Завтрак скоро?

— Как только — так сразу, — пояснил я. — Ты увидишь — как бросятся все на нос, значит — завтрак и есть… На мачте кто?

— Вильма, но, по-моему, она спит, — Йенс поднял голову к «вороньему гнезду», над которым и правда не было видно ничьей головы. — Пользуется тем, что ты туда не полезешь.

— Поговори… — лениво заметил я. Впрочем, Йенс был прав. На мачту я не лазил ни разу и не собирался, не скрывая, что боюсь такой — да ещё раскачивающейся — высоты (Раде по этому поводу иронизировал, что не ожидал от меня боязни вообще чего-то. Я ответил тогда, что боюсь ещё и пауков). — Вильма, ты не спи! — неоригинально, но громко заорал я. Белокурая голова немки тут же появилась над краем.

— Я задумалась, — объяснила она…

…На носу Линде и Лидка готовили завтрак. Одновременно Лидка учила Линде произносить русские слова и фразы как можно правильней, и обе смеялись.

— Люк.

— Лук, Лиин.

— Лу-ук. Люк. Шеснок. Или это — чест-нок?

— Чесн-нок. «Люкин брат», знаешь анекдот?

— Я не до такой степени плохо знаю русский…

Девчонки обернулись ко мне. Лидка помрачнела, замкнулась. Она до сих пор шугалась от парней, если исключить брата, хотя Колька, пользуясь моими советами, в самом деле ненавязчиво о ней заботился. У них должно было «свариться» рано или поздно. А я иногда подумывал, что сделал бы с теми сволочами, которые держали её с братом в публичном доме. Ну, сразу они бы у меня не умерли — это точно. Я поймал себя на мысли, что хочу улыбнуться Лидке и остановил это побуждение. К ней надо было относиться без «сю-сю ля-ля», просто как ко всем — самое лучшее лекарство…

— Чем кормим? — я присел на скамейку у борта.

— Горох со свининой и луком, — Лидка поболтала черпаком в котле, болтавшемся над разожжённым на глиняном круге огнём. — Ещё чай… Послушай, Олег, а там картошка есть? В Америке?

— Есть, — зевнул я, прикрывая рот. — Я тоже соскучился.

— Ещё там есть помидорки, перец… — мечтательно сказала Линде.

— Помидоры, — поправила её Лидка. — Ты будешь есть, Олег? Готово.

— Клади, — лениво махнул я рукой, — попробуем… На обед сделайте что-нибудь… — я щёлкнул пальцами. — Короче, ясно.

— Рыбу пожарим, — решительно ответила Линде. — Вчера рыбы много поймали… Олег, а Видов спит?

— Спит. Почти все ещё спят, — я взял из рук Лидки котелок и вспрыгнул на перильца фальшборта, обвив ногами прочные столбики. Здесь мне всегда сиделось хорошо, и высота не пугала. Я знал, что «Большой Секрет» идёт всего лишь со скоростью быстро бегущего человека, но отсюда казалось, что скорость очень высокая, и выглядело это красиво. Кстати, я никогда не задумывался, что на парусниках флаг развевается по ходу судна, а не против, как я рисовал в своё время — ветер-то дует в корму… И кухня — ну, камбуз — по этой же причине на носу, иначе дым, чад и запахи несло бы на палубу…

… — Олег, ты здесь? — Джек всунулся за загородку. — Доброе утро, девчонки, — и он движением бровей позвал меня за собой.

Я неспешно доел завтрак и, взяв кружку с чаем, пошёл следом за Джеком…