Коллекция детективов - Дэвид Кук

Ну, леди, допустим, не такая уж прекрасная, — подумала Корделия, присаживаясь на скамейку, — а вот потомство у Арчибальда удалось. Она погладила щенка, прильнувшего к ноге хозяйки. Только с именем тебе, Арчи, не очень повезло, но что делать, все мы жертвы традиций.

— С тех пор, — с чувством продолжал Хонли, — призрак этой героической собаки является перед тем, как в замке происходит какое-то необыкновенное событие, и громко лает. Об этом в шестнадцатом столетии была даже сочинена баллада.

— Теперь еще и баллада, — Корделия закрыла уши. Что ж, придется стерпеть и балладу. Посещения туристов давали ощутимый доход, и Хонли, как и полагается настоящему дворецкому, был всей душой предан Эрморам и старался изо всех сил. Беда состояла в том, что в молодости Хонли служил на флоте, обладал голосом, перекрывающим бурю, и часто импровизировал, внося в балладу изменения, соответствующие лексике и вкусу отставного моряка.

— Прекрасная леди в замке жила, — орал Хонли хриплым голосом. — Э-хой, э-хой! С собакой по замку гуляла она однажды ночною порой. Зараза Бидвелл в покои проник, Э-хой, э-хой!..

Каждое «Э-хой!» сопровождалось могучим притоптыванием, и, судя по тому, что звук увеличивался, туристы с воодушевлением топали вместе с Хонли.

— Интересно, — подумала Корделия, углубляясь в парк, — чего ради эту женщину понесло ночью гулять по замку. Что-то в истории с неудавшимся похищением явно не сходилось. Леди Маргарет, если верить ее изображению, была дамой могучей. Тюдоровскую розу на длинном стебле она сжимала, как пику, и попытаться похитить эту мужеподобную особу мог только безумец, а «зараза» Бидвелл таковым не являлся. Судя по хроникам и портретам, это был настоящий охотник за приданым — ловкий, сообразительный и беспринципный красавец. У леди Маргарет, достигшей к тому времени тридцати пяти лет, не было ни красоты, ни приданого. Замуж она так и не вышла, а сам Бидвелл вскоре после неудавшегося похищения был заколот неизвестным в темном переулке.

— Историю эту закончить пора! — доносилось из дома. — Сбежал урод молодой! Но может вновь повториться она!

— Э-хой, э-хой, э-хой! — дружно подхватили японцы.

«Надеюсь, что на этом сегодня с портретом будет покончено», — подумала Корделия, возвращаясь к дому.

Но она ошибалась. После ужина ее младшая сестра Памела попросила спуститься в библиотеку, чтобы серьезно поговорить. Это не предвещало ничего хорошего. Девятнадцатилетняя Памела была истинным несчастьем их семьи. Она вечно попадала в какие-то истории. Вечеринки, которые заканчивались вызовом полиции, управление автомобилем в нетрезвом виде, появление обнаженной на костюмированном балу (она назвала это костюмом Евы) — список можно было продолжать до бесконечности. Ко всему еще она занималась живописью, совершенно искренне считала себя настоящей художницей и развешивала свои работы в стиле лирической абстракции (родственники не могли без слез смотреть на них) по всему замку.

— Корделия, ты обязана помочь мне, — сказала она и залилась слезами. — На этот раз все очень серьезно.

— Неужели?

— Дело касается Джеймса. Он попал в беду.

«В беду попала ты, дорогая, когда связалась с этим типом», — подумала Корделия.

Джеймс Дейвисон являлся тем, кого называют плейбоем, и никто не знал, где он доставал деньги для широкого образа жизни. Поговаривали, что он получает их от женщин. Молодые и не очень, красивые и уродливые, они вились вокруг него словно пчелы вокруг цветка, а он одаривал своим вниманием самых богатых.

Юная Памела была исключением. Деньги она могла получить только после достижения совершеннолетия, и было их совсем немного.

— Ну и что же с нашим прекрасным Джимми?

— Он попал в беду. Задолжал крупную сумму денег каким-то негодяям, и они сказали, что убьют его, если он их не вернет в срок.

— А при чем здесь ты?

— Но я люблю его! И потом, они сказали, что вначале уничтожат самое дорогое для него.

— Можешь не бояться, они имели в виду его «бентли», а потом, чем ты можешь помочь, денег-то у тебя нет. Пусть обращается к своим богатым подружкам.

— Это жестоко, Корделия, — Памела укоризненно покачала головой. — Его все бросили, а ты не хочешь помочь.

— Но почему я?!

— Потому что ты только ты знаешь, где хранятся копии картин.

Ситуация начинала проясняться. Корделия задумалась. Если она сразу откажет Памеле в помощи, то та решится на какой-нибудь безумный поступок — попытается ограбить банк или возьмет в заложники одного из их богатых родственников с целью выкупа. Надо было потянуть время.

— Хорошо, наш долг помогать попавшим в беду, но объясни, пожалуйста, что ты намерена делать.

— О, все очень просто. Ты, как я уже говорила, знаешь, где хранятся копии наших картин. Мы подменяем «Портрет леди Маргарет» на копию, и Джеймс быстренько реализует подлинник. Я вообще не понимаю, почему мы экономим на всем, но не продаем это старье. Кстати, Джеймс обещал после продажи отдать оставшуюся от долга сумму мне. И именно он придумал про копию — никакого шума.

— Как благородно с его стороны, а ты знаешь, сколько стоит эта картина?

— Какая разница, — пожала плечами ее легкомысленная сестра, — кстати, половину я отдам тебе. Все по-честному.

Корделия не любила впадать в патетику, но тут не выдержала.

— Ты знаешь, почему были сделаны копии?

— Ну, знаю, — вяло отозвалась Памела.

— Их начали делать еще во времена Тюдоров, чтобы уберечь от разных бедствий. Эти картины пережили революцию, один пожар, три разорения и две войны. Мы стараемся изо всех сил! Несчастный Хонли поет и танцует перед туристами.

— Не без удовольствия, — вставила Памела.

— Неважно, не прерывай меня. Мы пытаемся удержать то, что осталось от наших предков, а ты готова избавиться от того, что с таким трудом сохранилось! Кстати, а кому вы собираетесь продать Гольбейна, если будет считаться, что оригинал у нас?

— Джеймс сказал, что у него есть друзья, которые продают всяким сумасшедшим коллекционерам картины не вполне законного приобретения.

— Очень деликатная формулировка и чрезвычайно милые друзья.

Памела надула губы.

— Если ты не хочешь помочь нам, то я сама сделаю копию!

Корделия представила мужественную леди Маргарет, изображенную рукой Памелы, и содрогнулась.

— Этой женщине и при жизни-то не очень везло.

— Тогда помоги мне!

Корделия знала, что сейчас спорить бесполезно. Надо было попытаться разрешить ситуацию наиболее безболезненным способом.

— Знаешь, Пэм, наверное, ты права. Если никто не узнает, а мы еще и получим деньги, то можно подумать. Только попытайся поторговаться.

— Умница, я всегда знала, что у меня добрая сестричка! — Памела чмокнула ее в щеку и выбежала.

На другой день сияющая Памела сообщила, что с Джеймсом они обо всем договорились, и он обещал отдать им все, что останется от суммы долга, но сколько именно, не сказал. Из чего Корделия сделала вывод, что все разговоры о деньгах были чистым блефом. Прекрасно понимая, что шума глупые девицы поднимать не будут, Дейвисон ничего отдавать, конечно, не собирался.

За обедом Корделия едва сдерживалась, наблюдая за Дейвисоном, любезно беседующим с ее родителями, которых он совершенно очаровал, попросив, чтобы их старшая дочь показала фамильные портреты. В галерею прошествовали втроем — Корделия, Дейвисон и семенящий за ними Арчи. Он сразу же подбежал к портрету леди Маргарет и улегся в непринужденной позе под тяжелой рамой. Точно также на портрете возлежал Арчибальд I, и Хонли длительной дрессировкой добился точного повторения позы, чтобы во время экскурсий демонстрировать перед туристами поразительное сходство предка и потомка.

— Какая умная у вас собака, знает, что самое интересное в этом зале.

Дейвисон подошел к портрету и с нескрываемым удовольствием оглядел его.

— Это не самое ценное, — попыталась переключить его внимание Корделия и показала на громадную картину с изображением батальной сцены, вынести которую можно было, только разобрав стену.

— Ну, вы же знаете, — Дейвисон обворожительно улыбнулся и взял Корделию за руку, — я всегда желал обладать женщинами, только женщинами.

— Вы получите и эту, — промурлыкала Корделия, осторожно высвобождая руку и пятясь к стене.

— Когда? — резко спросил Дейвисон.

— Через неделю.

— Почему так долго?! — возмутился Дейвисон.

— Потому что сейчас в замке слишком много людей, и тяжело незаметно пронести картину.

— Это невозможно, — жестко проговорил Дейвисон, — я не могу ждать.

Корделия заметила, что он сильно побледнел. Видимо, действительно боится и не врет, что его могут убить. А было бы неплохо.

— Хорошо, — успокоила его Корделия, — я постараюсь сделать все возможное.