Ксеноугроза: Омнибус - Питер Фехервари

«Мы с ней оба маги, но разные, — решил он. — Я рожден, чтобы идти в тенях, а она — в крови. Возможно, именно поэтому мое время безвозвратно ушло».

Кангре Таласка сидел на скамье среди безголовых трупов, неотрывно глядя на висящее тело священника. Он как будто решил, что сможет увидеть то, что видели мертвецы, став частью «паствы». Майор Ростик настаивал, чтобы тела убрали и похоронили как должно, но полковник отказал.

— Вам еще многое предстоит рассказать, — прошептал трупам Собиратель.

Говорили, что безумцы не сомневаются в собственном рассудке, а значит, подозревать в себе безумие было доказательством здравомыслия, но Таласка знал, что это полнейшая чушь. Он никогда не сомневался, что сошел с ума, но осознавал божественную природу сумасшествия и полностью отдавался ему, ибо оно даровало полковнику озарения.

Одно из таких озарений подсказало Кангре натравить Капитана Ведьму на след демона, рыскающего в Кладовке. Адеола оставалось загадкой в полку — она была одаренным тактиком и умелым бойцом, но вместо души у нее зияла тень. Однако же, не будь она их проводником, Восьмой никогда бы не выбрался с ледяных полей Облазти. Каждый боец полка знал это, и потому ненавидел ее, но Черные Флаги чтили долг крови. Иногда Таласка боялся, что безумие Омазет даже более свято, чем то, что преследовало его.

«Ночной Плетельщик станет её испытанием, — решил полковник. — Если она действительно благословлена Богом-Императором, то преуспеет».

Тут затрещал вокс:

— Посол уже здесь, сэр.

— Приведите его в храм, — ответил Таласка. Другое озарение подтолкнуло его к решению принять кругового магуса на месте бойни. Кангре хотел увидеть лицо Вирунаса, когда тот войдет. Его выражение скажет больше, чем тысяча слов.

— Вам разрешен вход в Кладовку, круговой магус, — воксировала охрана ворот. — Полковник кого-нибудь пришлет за вами.

— Проезжай, — сказал Вирунас водителю, когда стальные двери раздвинулись.

За воротами машину уже ждал отряд солдат.

— Мне проводить вас, круговой магус? — спросил водитель, поглядывая на Вирунаса в зеркало заднего вида. Лицо магуса выглядело невероятно истощенным, явно не из-за обычной усталости…

Водитель не стал выстраивать цепочку дальше. Пассажир мог почуять сомнение в его мыслях.

— Нет, оставайся здесь, — произнес магус, натягивая капюшон рясы. — Исполни свой долг перед Спиралью, брат.

Водитель ощутил дуновение воли старика, но то было лишь легкое касание, лишенное интереса. В конце концов, он ведь был просто культистом-человеком.

— Да охранит тебя Спираль, круговой магус, — сказал он Вирунасу, когда тот выкарабкался из машины. Водитель дождался, пока солдаты отведут его подопечного подальше, и только затем сбросил маску истинной веры. У него тут же затряслись руки, и спазмы быстро охватили все тело — пришлось даже стиснуть зубы, чтобы унять их стук. Поддержание ментальной маскировки на протяжении всего пути чуть не сокрушило его. В Шпилях он приучился надежно оберегать свои мысли, но рядом с самим круговым магусом…

«Я бы и секунды не продержался, взгляни мне ублюдок прямо в лицо», — осознал водитель. Он по-прежнему не мог поверить, что успешно скрыл от Вирунаса свое задание, но подобраться так близко к магусу было огромным риском. Он положился на высокомерие пассажира, но спасла его скорее усталость Вирунаса.

«Этот человек уже стар, он умирает, — подумал водитель. — Нет! Не человек! — он тут же злобно поправил себя. — Подобная ошибка недопустима!»

Набравшись мужества, водитель вылез из багги и поднял руки, когда его окружили часовые.

— Мне нужно увидеть Адеолу Омазет, — произнес он.

Капитан Ведьма сидела на молельном коврике. Замерев в позе лотоса, она выпрямила спину и скрестила ноги. Взгляд женщины был обращен на имперскую мандалу, что висела на стене ее личной комнаты. Это всегда помогало ей обрести ясность мысли.

В прежнем полку Адеолу Омазет называли «Ла-Маль-Кальфу». Она была не только офицером, но и кем-то вроде священника, хотя ее кредо основывалось на почитании Императора только в самом жестоком аспекте, как судии народа Его. Как и ее бог, Омазет не давала пощады сбившимся с пути. Её бывшие подопечные боялись Адеолу сильнее, чем любого комиссара, ибо она умела выискивать малейшие следы сомнений в их лицах и голосах, но и чтили её, словно темную святую.

Черные Флаги поступали так же.

Но, при всех своих талантах, Омазет не была псайкером. Она не имела врожденного дара видеть следы демонов. Но опять же, Адеола еще не уверилась, что среди них рыскает именно демон. Осквернение храма выглядело слишком уж показушным. «Настолько показушным, что почти…»

Раздался стук в дверь.

— Войдите. — произнесла Омазет. Она ждала Арикен, но это оказался Нюлаши. Нож-сержант застыл на пороге. Никто из роты Адеолы не решался входить в ее покои, даже бойцы, которым она благоволила.

— Капитан, к вам посетитель, — произнес Нюлаши. — Один из спиралеголовых. Говорит, что порвал с культом. Говорит, вы его знаете.

— Бхарло, — догадалась Омазет, не отрывая глаз от мандалы.

Отделение Арикен захватило Тразго перед сумерками — бойцы окружили шиларца, когда тот ввалился в лазарет. Он посетил уже практически все места в форте, поэтому медике рещила, что настанет и ее черед. Косоглазый сержант оглядел солдат и тряхнул головой, будто разочарованный стволами, направленными на него.

— Вы собираетесь хладнокровно убить тронобоязненного человека? — спросил он.

— Вопросы здесь задаю я, — отрезала Арикен, глядя ему прямо в лицо.

— Это тебя череполикая сучка надоумила? — спросил Тразго, уставившись на эмблему ее роты.

— Ты подходил сегодня к моему отделению… и к другим тоже, по всему форту, — надавила медике. — Мы поспрашивали в округе.

— Просто совершал обход. Я же сержант, капрал.

— Нам ты сказал, что в увольнении, — произнесла Хайке, коренастая бритоголовая женщина. Бывшая бригадирша с мануфакторума была жестче всех остальных бойцов отделения, вместе взятых.

— Настоящий солдат никогда не бывает в увольнении, плавняк, — подначил Тразго.

— Ты что-то знаешь об убийствах, — произнесла Арикен.

— Неужели, девчонка?

— Ты сказал, что свершилось правосудие Императора, — прошипела Хайке, ткнув в него дробовиком. — Будто бы угрожал всем остальным!

Арикен почувствовала, что теряет контроль над ситуацией. Ее друзья — ее бойцы — были в ужасе. Как и почти все в форте, но этих ребят совсем недавно забрили в солдаты. В любой момент кто-нибудь из них мог пристрелить засранца.

— Мы не хотим умирать, — уже мягче сказала медике. — Ты знаешь что-то, сержант. Мы просто хотим стать частью этого. — Она подошла ближе к шиларцу, безуспешно пытаясь поймать взгляд косящих глаз. Его шинель воняла так, что Арикен замутило. — Когда-то и мы поклялись в верности Развертыванию.

Похоже, она попала в цель. Правый глаз Тразго дернулся в сторону металлической спирали в руке девушки, хотя левый продолжил смотреть ей в лоб.

— Ты можешь спасти нас, сержант? — нетерпеливо спросила Арикен.

— Я могу показать вам чудо. — Тразго улыбнулся, обнажив желтые зубы.

Круговой магус безмолвно осматривал место резни. Таласка, что ждал возле оскверненного алтаря, вглядывался в лицо древнего жреца, улавливая аугментированным зрением все движения крошечных мышц. Он не видел в нем ни ужаса, ни отвращения. Возможно, неодобрение, но даже оно было легким, мимолетным. Полковник чувствовал, что лишь учиненный кавардак обеспокоил Вирунаса. Картина резни была противна врожденному стремлению магуса к порядку. Это была именно та бесчувственная, бездушная реакция, которой ждал Кангре, но, когда магус наконец заговорил, слова его оказались неожиданными.

— Наше время на исходе, Собиратель. Демон набирается сил.

— Круговой магус, вы считаете, что это вторжение демонической природы? — Таласка не смог скрыть удивления.

— Как и ты сам, — ответил Вирунас. — Мы оба достаточно долго противостояли скверне, чтобы изучить ее признаки. Поэтому я и пришел к тебе, Собиратель.

— Честно говоря, ваша просьба о встрече была неожиданной.

— Когда я услышал об этом непотребстве… — старик обвел рукой картину бойни, — то понял, что не могу больше ждать. — Он направился к полковнику вдоль прохода между скамей, касаясь подолом мантии потеков засохшей крови. — Спиральная Заря тоже страдает от подобных зверств. Враг осквернил много наших святилищ, убил немало жрецов. Меня печалит, что это зло постигло и вас. Мы так старались оградить вас от его жажды…

— Оградить нас? — спросил Кангре словно в дремоте, пытаясь разобраться в словах старейшины. Его мысли вдруг стали вялыми, их оплели тени.