Избранные творения - Григорий Нисский

Ибо думаю, что некоторые не уразумели хорошо цели написанного им в Шестодневе; а поэтому винят его в том, что не сообщил им ясного ведения о солнце; почему светило сие после трех дней особо созидается, а не вместе с другими звездами; так как не возможно дневной мере определяться утром и вечером, если солнце не станет непременно производить вечер своим захождением, и утро восхождением.

А также не допускают создания двух небес, говоря: хотя Апостол упоминает о третьем небе (2 Кор. 12:2.), тем не менее в рассуждении сего остается сомнение; потому что в начале сотворено одно небо, а потом твердь, об ином же небе, то есть, о вторичном творении, не написано у Моисея, и нельзя доказать, что под сими двумя разумеется и третье небо, так как ни после тверди не сотворено иное небо, ни выражение: в начале не позволяет подразумевать какого либо прежде бывшего неба. Если в начале сотворено небо, то явно, что тогда началось творение. Не согласно было бы с разумом наименовать началом, что имеет другое высшее себя начало. Что занимает второе по порядку место, то — не начало, и не называется началом. Но Павел делает упоминание и о третьем небе, о котором не говорится при описании творения. Значит и здесь упоминание о втором небе принадлежит к числу вопросов.

Предлагающие это и подобное сему не обращают внимания, кажется мне, на ту цель учения, какую имел отец наш, который, беседуя в Церкви многолюдной при таком стечении народа, по необходимости соображался с приемлющими слово. В таком числе слушателей, хотя много было способных разуметь слова более возвышенные, однако же большая часть не могла следовать за более тонким разысканием мыслей; как люди простые, трудящиеся, занятые сидячими работами, как собрание жен, не учившихся таким наукам, и толпа детей, и престарелые по летам, все они имели нужду в такой речи, которая удобопонятным наставлением посредством видимой твари, и того, что в ней хорошего, руководила бы к познанию все Сотворившего. Почему, если кто будет судить о сказанном, соображаясь с целью великого учителя; то не найдет никакого недостатка в словах его. Ибо вел не такую речь, в которой с жаром оспариваются предлагаемые возражения, но всецело был занят простейшим истолкованием речений, чтобы предложить слово полезное для простоты слушающих, и чтобы вместе толкование его, указывая на многоразличные учения внешнего любомудрия, удовлетворяло несколько и слушателей, способных разуметь высшее; а таким образом и для простого народа было оно понятно, и в сведущих возбуждало удивление.

Но ты, как бы на горе Синай, оставив внизу многочисленный народ, и превысив других разумением, усиливаешься с великим Моисеем войти в тот мрак созерцания тайн, в котором был он, и видел незримое, слышал неизглаголанное словом, и стараешься узнать необходимый порядок творения, почему по приведении в бытие неба и земли, свет, чтобы стать светом, ожидал Божия повеления, а тьма была уже и без повеления? И если свету ничего недоставало к тому, чтобы озарить лежащий внизу воздух, и определить время дня и ночи; то какая была потребность в устроении солнца? И если вместе с небом в начале приведена в бытие земля; то почему приведенное в бытие было не устроено? Ибо устроить и сотворить не представляется в понятии чем либо различным. А если сотворить тоже, что и устроить, то почему сотворенное не устроено? И в рассуждении влажной сущности встречаются затруднения; а именно поверх небесного свода, имеющего вид шара, не возможно держаться чему либо текучему. Ибо чем утверждена влага на скате, когда влажное по всей необходимости с выпуклости шара стекает на наклонные ее части? Как при непрестанном движении того, что под влагою, будет она иметь в себе постоянство, всегда скользя на собственном своем основании? Почему не рассеется при самом быстром вращении полюса, без сомнения отталкивающего то, что на нем? Да и утрата влажного естества невероятною кажется возражающим; потому что в равной всегда мере видимы собрания вод в источниках, реках, озерах, исключая только некоторые источники, которые, свое обилие вод заимствуя с земной поверхности, изливают наполняемое дождями и снегами, и подобно временным потокам, по приливу сверху, и убывают и увеличиваются. Об источниках же, из которых изливается непрерывный ток, без всякого умаления или приращения, по необходимости признано, что в них не утрачивается влажная сущность: потому что расточаемое не может всегда оставаться в равной мере. Да и огонь, если бы действительно он истреблял воду, не оставался бы не возрастающим в собственной своей мере, и не усиливающимся. Ибо от истребления горючего вещества невозможно не возрастать естеству огня.

Итак, если, любопытствуя о сем и подобном сему, усиливаешься познать все возвышенное, то сам своею мудростию можешь увидеть и что сокрыто во мраке Моисеева видения, не к другому кому обращаясь, но к той благодати, которая в тебе, и глубины Божии испытывая тем Духом откровения, Который является в тебе по молитвам. Но как, по апостольскому закону, надобно нам угождать друг другу ради любви, и достойному похвалы рабу свойственно приводить в исполнение, что ему приказано; то в кратких словах, сколько это возможно, попытаюсь открыть об этом свою мысль, молитву твою употребляя в споборника слову. Но прежде нежели приступлю к делу, пусть будет засвидетельствовано, что не предложим учений противных тому, что о миробытии любомудрствовал святый Василий, хотя бы слово наше, по какой–либо последовательности мыслей, пришло и к иному истолкованию. Напротив того Василиево да удерживает за собою верх, уступая первенство одному богодухновенному завету; а наше да предлагается читателям, как ученическое в каком либо училище упражнение, от которого никому никакого не произойдет вреда, если и найдется в сказанном нечто несогласное с общим мнением. Ибо слова сего не выдаем за догмат, чем подали бы повод клеветникам, но признаемся, что упражняем только свое разумение в предлагаемых мыслях, а не истолковательное учение излагаем в последующем. Посему никто да не требует от моего слова, чтобы оно занялось решением затруднений, представляемых нам из святого Писания, и из того, что правильно истолковано нашим учителем, н кажется не согласным с общими мнениями. Мне предлежит не то, чтобы придумать какое–либо оправдание противоречиям, представляющимся с первого взгляда. Напротив того да будет дозволено, свободно и сообразно с моею целью, исследовать смысл речений; если только в состоянии буду, при помощи Божией, оставляя в словах собственную их выразительность, придумать какое–либо связное и последовательное представление совершившегося во время творения.

Сказано: в начале сотворил Бог небо и землю (Быт. 1:1), и за сим все, что содержит в себе слово о миробытии, сказуется приведенным в бытие в продолжение шестоднева. Но прежде исследования написанного надлежит, думаю, согласиться слову в том, что в Божеском естестве изволению сопутственно могущество, и мерою Божия могущества служит воля. Воля же есть премудрость; и премудрости свойственно не незнать, как может произойти каждая вещь. А с ведением неразрывно и могущество; почему совокупно с тем, как познал Бог, чему должно произойти, воздействовала и творящая существа сила, приводя в действо умопредставленное, и в следствие ведения ни в чем не обманываясь, так что согласно и нераздельно с решением воли оказалось и дело. Ибо решение воли в Боге есть вместе и могущество наперед предъизволяющее, чтобы существа пришли в бытие, и предуготовляющее поводы к осуществлению умопредставленного. Посему в деле творения должно представлять себе в Боге все в совокупности, волю, премудрость, могущество, сущность существ. А когда сие действительно так: никто да не затрудняет сам себя, доискиваясь и спрашивая о веществе: как и откуда оно? Ибо, слышим, иные говорят: «если Бог не веществен; то откуда вещество? Как количественное от неколичественного, видимое от незримого, от неимеющего величины и определенного очертания непременно определяемое объемом и величиною? И все прочее, усматриваемое в веществе, как и откуда произвел Тот, Кто в естестве Своем не имеет ничего подобного»? Но на каждый вопрос о веществе решение у нас одно — не предполагать, будто бы премудрость Божия не могущественна, и могущество не премудро; а напротив того держаться той мысли, что одно с другим неразрывно, что то и другое оказывается одним и тем же, так что совокупно и вместе с одним усматривается и другое. Ибо премудрая воля Божия явлена могуществом в совершаемом, а действенное могущество Божие довершено премудрою волею. Посему, если в одном и том же и вместе есть премудрость и могущество, то не не знает Он, как могло найтись вещество к устроению существ, и не имеет недостатка в могуществе умопредставленное привести в детство. Всемогущий же по премудрой и могущественной воле к совершению существ положил основание в совокупности всему тому, из чего составляется вещество: легкость, тяжесть, плотность, скважность, мягкость, твердость, влажность, сухость, холодность, теплоту, цветность, образ, очертание, протяжение. Все сии свойства сами по себе — понятия и голые умопредставления. Ибо ни одно из них само по себе не есть вещество, но сходясь между собою, делаются они веществом. Посему, если о Преимуществующем премудростию и могуществом скажем, что все знает и все может, то приблизимся, может быть, несколько к возвышенному слову Моисея, который говорит: в заглавии (??? — сие слово употребил Акила вместо слова: начало) сотворены Богом небо и земля. Поскольку Пророк книгу Бытия соделал введением в боговедение, и у Моисея та цель, чтобы преданных чувственности посредством видимого руководить к превышающему чувственное понимание, а небом и землею определяется познаваемое нами посредством зрения; то слово наименовало их, как крайние объемы существ познаваемых нами посредством чувства, чтобы, сказав: от Бога получило бытие содержащее, означить им все содержимое внутри сих пределов, и вместо того, чтобы сказать: Бог сотворил все существа в совокупности, изрекло: в заглавии или в начале сотворил Бог небо и землю. Ибо одно значение сих двух слов: в начале и в заглавии; обоими равно выражается совокупность. Словом: в заглавии показывается, что все вместе приведено в бытие, а словом: в начале выражается мгновенность и неразрывность. Слово: начало чуждо понятия о всяком протяжении. Как точка — начало черты, и атом — начало телесного объема; так мгновение начало временного протяжения. Посему совокупное положение основания существ неизреченным Божиим могуществом у Моисея наименовано началом или заглавием, в котором сказуется все состоявшимся. Ибо нарек крайние пределы существ, а с тем вместе молча указал и на заключающееся между сими пределами. Пределы же разумею по человеческому чувству, которое не простирается и до того, что под землею, и не восходит далее неба.