Вооружен и очень удачлив - Людмила Горбенко

— Классическая паранджа, — четко доложила Вторая, — есть сетчатая конструкция, длиной от макушки до щиколоток с прорезью для глаз. Размер ячеек не регламентирован, я лично проверила в архиве. Пусть тот, кто найдет в данном экземпляре паранджи несоответствие нормам Аброузии, первым бросит в меня камень.

— Э-э-э… А прорезь для глаз? — сглатывая слюну, спросил Третий.

— Мой костюм даже строже, чем приписывают традиции, — скромно ковыряя босым пальцем ноги пол, заявила Вторая. — Чтобы не нервировать похотливых самцов своими прекрасными девическими глазами, я отказалась от прорези. Что застыли? Так мы летим или не летим?

— Летим, — с трудом отводя глаза от заманчивого зрелища, сказал я.

Сзади шумно вздохнул толстяк и раздался треск все-таки порвавшегося на могучей груди балахона.

Полураздавленная энергия «си» вырвалась на волю.

Каперия. Пригород Крабса

Весна, как это часто бывает в приморье, нагрянула внезапно.

Этрюна, лениво стекающая с гор и представляющая собой практически весь год хилый ручеек, вдруг вспомнила о том, что она река, и угрожающе разлилась, наполнившись талой водой. Зимний лес очнулся от спячки и вновь обрел звуки. Окружающие луга зазеленели первой робкой травой, радуя домашнюю скотину долгожданным угощением. У деревенских жителей появился шанс найти то, что выскользнуло из рук за долгую зиму и бесследно пропало в снегу. А так как находки с завидным постоянством попадались под ноги вовсе не тому, кто посеял вещицу, предпочитая посторонних счастливцев, народная каперийская мудрость придерживалась в данном вопросе принципа «кто первый нашел, тот и хозяин».

Тропа чавкала при каждом шаге.

В очередной раз вытащив ногу из грязи, юноша с узлом за плечами наклонился и выудил из-под подметки нечто, подмигнувшее ему на солнце блестящим боком. Монетка? Увы, всего лишь полированная пуговица!

Разочаровано хмыкнув, молодой человек отшвырнул бесполезную вещицу прочь и упругим шагом (что само по себе было непросто, учитывая состояние тропы), двинулся дальше. Последний раз он вкушал пищу чуть более суток назад, и хотя родниковая вода была, несомненно, хороша и свежа на вкус, питательной ее назвать было никак нельзя. Хотелось уже не просто есть, а жрать. Впиться зубами в толстый кусок мяса — так, чтобы прозрачный сок потек по подбородку. Жевать мягкий печеный картофель, поливая его острым соусом, обжигая язык и охлаждая бушующий во рту пожар ледяной брагой. Одной рукой отшвыривать от себя обглоданное свиное ребро, а другой хвататься за следующее.

С грустной иронией юноша подумал о том, что граница между порядочным человеком и мелким преступником проходит аккурат по линии желудка. Стоит только как следует проголодаться — и ты начинаешь понимать базарных воришек, нарушающих божественные заповеди за горячий пирожок.

Несмотря на невеселые мысли, шага путник не сбавлял. Его близорукие голубые глаза с прежним упрямством смотрели вперед, а мягкие русые пряди взлетали над головой, повинуясь порывам озорного весеннего ветра.

Звали молодого человека Геллан, и он не просто гулял по окрестностям, а находился в процессе поиска работы.

Первоначальная наивная уверенность в том, что его— такого молодого, сильного и энергичного — отхватят с руками и ногами, давно покинула Геллана. Теперь, умудренный опытом трехнедельных отказов, он знал: энергичные молодые люди без документов и приличных рекомендаций ажиотажным спросом у работодателей не пользуются. Бодрым темным лошадкам хозяева предпочитают пусть не таких бодрых, но зато хорошо знакомых.

Вот такие нынче времена, увы. Нет между людьми прежнего доверия.

Впрочем… справедливости ради стоит отметить, что пара скелетов в шкафу молодого путника все же имелась.

Первая и основная тайна заключалась в том, что Геллана на самом деле звали Алессандр Ла-Эм, он имел от рождения гречишно-медовую кожу, высокие скулы, острые уши, скрученные жесткими дредами черные волосы и яркие зеленые глаза. Коротко говоря, юноша был чистокровным оттийцем, и за одно это сейчас в Каперии могли оторвать голову.

Кроме того, в жилах псевдо-Геллана текла кровь не рядового гражданина, а клана правителей Оттии, и за это голову могли уже не просто оторвать, а оторвать с особым цинизмом и выслать с курьером оттийскому королевскому дому.

На маленькое северо-западное островное государство имели зуб все соседи и некоторые соседи соседей. В свое время Оттия повоевала вничью со всеми, до кого дотянулась, и, не выиграв ни одной войны, все же сумела нанести противникам столь глобальные разрушения, что они долго зализывали раны и восстанавливали руины, проклиная тот миг, когда они по дурости ввязались в эту авантюру.

В самой Оттии рушить было практически нечего. Сельское хозяйство по праву гордилось высокоудойными коровами, морозоустойчивыми зерновыми, сомнительного качества льном и красным перцем такой убийственной остроты, что некоторые страны запретили его к ввозу, признав опасным для здоровья человека. При этом коренные оттийцы безо всякого ущерба для организмов приправляли этим продуктом большинство блюд, включая детские лакричные тянучки.

Но есть на свете справедливость. В настоящий момент страна расплачивалась за прошлые грехи, беднея и потихоньку уменьшаясь с каждым годом — со всех сторон на остров наступало море. Причины столь странного природного явления были покрыты мраком неизвестности, но ни коллективные молитвы всем богам, включая языческих, ни попытки укрепить берег с помощью новейших конструкций и самых дорогих магических реактивов ничего не дали. Остров таял.

Так как исторически сложившимися увлечениями оттийцев были морской разбой, вырезание фигурок из дерева и кости, а также умение драться, помногу пить и долго, разухабисто, с чувством петь, в самые патетические моменты переходя на ультразвук, то соседние страны принимали у себя переселенцев неохотно. Ситуация усугублялась еще и природной силой северных генов. Стоило оттийцу жениться на чужеземке, и уже через поколение никто не мог признать в совместном потомстве ничего материнского, кроме штанишек с национальным узором. Оттиец плюс иностранка всегда равнялось множеству маленьких симпатичных оттийцев — без вариантов.

Королевский дом держался до последнего. Но когда береговые улицы превратились в каналы, в фонтане на набережной вовсю плескалась морская вода и метали икру рыбы, а в окна нижнего этажа стали заглядывать гребни самых высоких волн, королева-мать сдалась.

Новая земля была не просто нужна — она была нужна позарез.