ВАННА АРХИМЕДА СБОРНИК - ОБЭРИУТЫ

Снова будучи призван, Свистонов увидел Психачева у стола с мечом в руке. Вопросы следовали за вопросами.

Наконец последовало: – Желание ваше справедливо. Именем светлейшего ордена, от которого я заимствую власть свою и силу, и именем всех членов оного обещаю вам покровительство, правосудие и помощь.

Здесь Психачев поднял меч, Свистонов заметил, что меч не очень старый, и приставил острие к груди Свистонова. Продолжал с пафосом: – Но если ты будешь изменником, если сделаешься клятвопреступником, то знай…

Потом, положив меч на стол, Психачев начал читать молитву, которую Свистонов повторил за ним. Затем Свистонов произнес клятву.

– Поздравляю,- сказал Психачев.

И они сошли вниз и отправились в чайную.

Психачев под руку плавно ввел Свистонова в свое общество. Это были всё уже не совсем молодые женщины. Ноздри Свистонова неприятно защекотал запах духов. На глаза его неприятно подействовали изломанные томные движения. Некоторые курили надушенные папиросы, другие рассуждали о вещах возвышенных, могут пли не могут летать столы.

Введенный Психачевым неизвестный этим неизвестным женщинам Свистонов, сделав общий поклон, остановился. Хозяйка дома подошла к Свистонову и сказала: – Вы – друг Психачева, значит, вы и наш друг.

Свистонов любезно улыбнулся.

– Позвольте, я вас представлю.- И, беря инициа98 тиву в свои руки, Психачев, переходя от одной дамы к другой, представлял Свистонова.

Свистонову они напоминали животных. Одна – козочку, другая – лошадку, третья – собачку. Он чувствовал непобедимую антипатию, но лицо его выражало почтительную нежность.

– Вы – беллетрист, Андрей Николаевич? Мы невыразимо любим все искусства. Нам Владимир Евгеньевич недавно говорил о вас! Свистонову оставалось только поклониться.

И чтобы не было молчания, чтобы дать гостю отдохнуть, хозяйка подошла к Психачеву и попросила его исполнить обещание и сыграть каждой ее лейтмотив.

Психачев согласился.

Свистонов посмотрел на хозяйку. Он прочел в ней эгоизм, искусный и любезный, которым характеризуются люди, находящиеся под влиянием Меркурия, как говорил Психачев, которые умеют свои пороки заставить служить своим интересам. Она была мужественна и хитра.

Психачев сыграл ей соответствующую пьесу.

«Несомненно,- подумал Свистонов,- Психачев обладает даром импровизации, прекрасной памятью, • знает старых мастеров, может контрапунктировать неожиданно чудные темы и удивлять».

Поочередно Психачев сыграл всем дамам их лейтмотивы. Слушательницы пребывали неподвижны. от наслаждения. Психачев победно посмотрел на Свистонова.

– Я для вас играл,- сказал он шепотом.- Специально для вас! Свистонов сжал ему локоть…

– Мы сегодня вроде ипостасей Орфея. Вы – слово, я – музыка,- сиял Психачев.

– Да,- мнимо восторженно подтвердил Свистонов.

Психачев чувствовал в обществе дам себя роковым человеком.

– Наше молчание сказало вам больше, чем сказали бы наши аплодисменты,- подошла к стоящим у рояля мужчинам хозяйка.

Завязался общий разговор о музыке и о душах.

Разговор перешел на недавнее пребывание Психачева в Италии. Психачев вынул статуэтку триликой Гекаты, стал всем показывать.

– Носик-то какой,- говорил он.- Обратите вни4* 99 мание – круглый и, бог знает, настоящий ли. Я купил ее в Неаполе, и теперь она всюду со мной.- Он снова спрятал ее в карман.- Поближе к сердцу,- сказал он – и мило посмотрел на Свистонова.

– Рассказать ли вам об Изиде? – спросил он.

Он сел поближе к сидевшим полукругом дамам.

– Очень интересно, просим! – Изида – герметическое божество. Длинные волосы падают волнами на ее божественную шею. На ее голове диск, блестящий, как зеркало, или между двух извивающихся змей.

Психачев показал, как извиваются змеи.

– Она держит систр в своей правой руке. На левой – висит золотой сосуд. У этой богини дыхание ароматнее, чем аравийские благоухания.

– Все это я испытал.

Психачев постарался придать своим глазам загадочность. Он остановил их. Он встал с кресла, руки его поднялись в ритуальном жесте.

– Она – природа, мать всех вещей, владычица стихий, начало веков, царица душ.- Психачев побледнел.- В таинственном молчании темной ночи ты движешь нами и бездушными предметами. Я понял, что судьба насытилась моими долгими и тяжелыми мучениями.

– Вот ты тихо подходишь ко мне, прозрачное виденье, в сво.ем изменяющемся платье. Вот полную луну, и звезды, и цветы, и фрукты вижу я! Психачев умолк.

И вдруг в углу комнаты раздался женский пискливый голос: – Я тронулась твоими мольбами, Психачев. Я – праматерь всего в природе, владычица стихий…

Головы всех повернулись Это говорил Свистонов…

Но Психачев нашелся.

– Вы прогнали видение,- сказал он.

Ночь прошла незаметно. Психачев определял цвета дамских душ. У Марьи Дмитриевны оказалась душа голубая, у Надежды Ивановны – розовая, у Екатерины Борисовны – розовая, переходящая в лиловую, а у хозяйки дома – серебряная с черными точками.

– Вот так-то мы и проводим время,- сказал Психачев, прощаясь со Свистоновым на набережной в утренних лучах солнца.- Как по-вашему, ничего? 100 – Великолепно! – ответил Свистонов,- совершенно фантастически! Между тем приказчик Яблочкин, которого Психачев назвал Катоном, по наущению Психачева составлял свой портрет.

Он писал, кто и кем были его бабушка и дедушка, отец и мать, кто ему враги, какие у него друзья, какие у него доходы, и копался в своей душе.

С воодушевлением новый Катон стал читать плутарховского Катона, врученного ему мнимым иерофантом.

Всюду перед Яблочкиным вставали вопросы, и на полях книги он ставил вопросительные знаки.

Он жил на шестом этаже, и город лежал под его ногами. Вечерние и утренние зори освещали его комнату.

Он вставал пораньше, ложился попозднее, читал и с каждой зарей чувствовал себя умнее и умнее.

Свистонов встретился с Катоном у Психачева. Иерофант, сидя под старинными портретами, объяснял своему ученику цифровой алфавит.

Свистонов с собранием историй, удивительных и достопамятных, сидел в другом кресле и выписывал на листок бумаги нужную ему страницу…

La nuiet de се jour venue, le sorcier meme son compagnon par certames montagnes vallees, qu'il n'auoit oncques veues, luy sembla qu'en peu de temps ils auoyent fait beaucoup de chemam. Puis entrant en vn champ tout епшгоппё de montagnes, il vid grand nombre d'hommes ,de femmes qui s'amassoyent la, vmdrent tous a luy, menans grand feste ' N Свистонов стал раздумывать. Что -будет со всеми этими женщинами и мужчинами, когда они прочтут его книгу? Сейчас они радостно и празднично выходят ему

навстречу, а тогда, быть может, раздастся смутный шум

голосов, оскорбленных самолюбий, обманутой дружбы, осмеянных мечтаний.

Яблочкин писал: 12, 11, 10, 9, 8, 7, 6, ____________________ А, Б, Ц, Д, Е, Ф, Г.

' Когда наступила ночь, колдун повел своего спутника по какимто горам и долинам, которых тот прежде не видывал, и ему показалось, что за небольшой отрезок времени они проделали довольно большой путь Потом, когда они вышли на ровное место, окруженное со всех сторон горами, он увидел огромную праздничную толпу мужчин и женщин, идущих ему навстречу (старофр) 101 Свистонов, как тень, сидел у окна.

Психачев заботился о своем здоровье. Всюду расставлены были банки, стаканы, чашки с простоквашей, в которых чернели мухи, а на потрескавшемся подоконнике лежали и дозревали помидоры.

– Сердце твое должно быть чисто,- говорил Психачев Яблочкину,- и дух твой должен пылать божественным огнем. Шаг, который ты делаешь, важнейший шаг в твоей жизни. Произведя тебя в кавалеры, ожидаем от тебя благородных, великих, достойных этого титула подвигов.

И почувствовал Яблочкин, что он приобщился тайне, а когда он вышел, весь мир для него повернулся по-но-.

вому. Как-то иначе город загорелся.'Предстали поновому люди, почувствовал, что ему надо работать над самоусовершенствованием и над просвещением других людей.

Свистонов угадывал, что происходит с Яблочкиным, ему было жаль разбивать его мечту, погрузить его снова в бесцельное существование, доводить до его сознания фигуру Психачева. Он знал, что Яблочкин обязательно прочтет его книгу, книгу ближайшего друга Психачева. «Ну ладно, будь что будет. Психачев мне необходим для моего романа»,- решил Свистонов и, устроившись поудобнее в комнате Психачева, в психачевском кресле, стал переносить Психачева в книгу.

Хозяин перетирал реликвии. Говорил о Яблочкине, строил планы. Нева замерзала, скоро по ней на лыжах будут кататься красноармейцы. Скоро будет устроен каток, и под звуки вальса в'отгороженном пространстве завальсирует молодежь.

Свистонов посмотрел на Психачева. «Бедняга,- подумал он,- сам напросился».

– Дружище,- сказал он,- не согреть ли чайку, что-то прохладно становится? – Хотите, печку затоплю? – спросил хозяин.

– А это совсем хорошо бы было,- ответил гость.- Мы превосходно проведем время. Пусть снег за окном.

Мы будем сидеть в тепле и холе.