Зверобой - Купер Джеймс Фенимор

Зверобой продолжал держать шею старухи, лишь иногда давая ей раз-другой глотнуть воздуха. Однако старая ведьма изловчилась и сумела воспользоваться этим: в какой-то миг она издала пару таких пронзительных воплей, что подняла на ноги весь ирокезский лагерь. У костра раздались тревожные крики, послышался топот бегущих воинов, и уже через минуту на вершине холма замелькали тени мингов. Пришло и для охотника время спасаться бегством. От досады Зверобой едва не придушил старуху и, дав ей на прощание пинка, от которого та мешком повалилась на землю, метнулся в кусты, держа наготове карабин.

Глава 15

По сравнению с Чингачгуком и Уа-та-Уа Зверобой оказался в крайне невыигрышной и опасной ситуации. Ему ли было не знать повадки индейцев: в случае внезапной тревоги, особенно в лесной чаще, они мгновенно отправляют мелкие отряды из двух-трех воинов, тем самым увеличивая шансы настигнуть беглеца или обойти его с тыла. Минги, несомненно, поступили так и сейчас – топот ног и выкрики доносились уже с покатого склона за вершиной холма и даже с оконечности мыса.

И все же Зверобою удалось бесшумно нырнуть в гущу кустарника.

Добежать до озера, где его уже поджидал Чингачгук, сидевший в пироге вместе с Уа-та-Уа, было минутным делом. Передав карабин вождю, Зверобой схватил весло и уже был готов оттолкнуть пирогу от берега, как внезапно вынырнувший из кустов рослый ирокез прыгнул, словно пума, ему на спину. Последним отчаянным усилием, давая возможность друзьям ускользнуть от погони, охотник оттолкнул лодку, а сам рухнул в воду, увлекая за собой дикаря.

Глубина в этом месте достигала метра, однако и этого оказалось достаточно, чтобы Зверобой, придавленный тяжестью индейца, наглотался воды. Однако руки его остались свободными, а минг был вынужден разомкнуть свои цепкие объятия, чтобы глотнуть воздуха. Завязалась отчаянная борьба, похожая на схватку аллигатора с чересчур крупной и упорной добычей, – и наконец оба вынырнули на поверхность. Поединок на этом не закончился: охотник ловко перехватил руку воина, чтобы помешать ему нанести смертельный удар ножом. Неизвестно, чем бы это обернулось для минга, но тут с полдюжины дикарей с воплями выскочили на берег и бросились в воду.

Сопротивляться было бесполезно, и Зверобою пришлось сдаться в плен, но теперь он был спокоен: вождь и Уа-та-Уа далеко и в безопасности.

Не прошло и нескольких минут, как пленник стоял посреди ирокезского лагеря, озаряемый пламенем костра. Большинство воинов, отправленных в погоню, уже вернулись, и лишь несколько продолжали рыскать в зарослях, надеясь отыскать сбежавшую делаварку.

К этому времени старуха-ирокезка уже настолько отдышалась и пришла в себя, что смогла рассказать, каким образом была похищена Уа-та-Уа. Однако преследовать пирогу было поздно – как только воины поволокли Зверобоя к лагерю, Чингачгук погрузил весло в воду и, держа курс на ковчег, бесшумно погнал легкое суденышко прочь от берега.

В лагере Зверобоя тотчас окружила толпа свирепо вопящих дикарей. Сквозь нее с трудом пробился Расщепленный Дуб, бросил короткий взгляд на пленника, вернулся к вождям и обронил несколько слов вполголоса. Теперь тот, кто убил одного из лучших воинов племени, всецело находился во власти мингов. У охотника отобрали нож, оставив его руки свободными, а лодыжки стянули крепкой волосяной веревкой, позволяющей кое-как передвигаться. Взбудораженной толпе велели разойтись, а за пленником установили неусыпный надзор.

Несмотря на то что к нему относились как к воину врага, чье достоинство не должно быть унижено, Зверобою не удалось избежать некоторых неприятных моментов, связанных с его теперешним положением. Ему указали место на бревне у костра, в который снова навалили валежника и обрубков бревен. Внезапно к охотнику бросилась старая ирокезка, которую он едва не прикончил у ручья, и обрушила на него град визгливых ругательств и проклятий.

От этих унижений Зверобоя избавил Расщепленный Дуб, отогнавший прочь разбушевавшуюся старуху. Затем вождь неторопливо присел на бревно рядом с пленником.

– Мой бледнолицый брат – желанный гость в лагере ирокезов, – сказал индеец, кивая и улыбаясь столь дружественно, что требовалась немалая проницательность, чтобы разгадать в его дружелюбии коварство, и столько же мужества, чтобы, разгадав, не потерять самообладания. – Вожди велели развести жаркий костер, чтобы белый охотник мог просушить свою одежду и обувь… Соколиный Глаз – так, помнится, назвал тебя наш соплеменник, которого ты убил?

– Благодарю и за гостеприимство, и за огонь. И то, и другое хорошо, а огонь особенно приятен человеку, только что искупавшемуся в таком холодном озере, как Мерцающее Зеркало. – Ни один мускул на лице Зверобоя не дрогнул. – Говори, чего тебе надо от меня, вождь? Ведь ты не просто так сел рядом с пленником?

– У Соколиного Глаза не лживый язык, он привык говорить, что думает. Он знаком с Водяной Крысой, жил в его вигваме, но он Крысе не друг. Белый охотник не ищет скальпов, сражается как мужественный бледнолицый воин. Водяная Крыса не белый, не краснокожий, он не зверь, не рыба, а водяная змея: иногда живет на озере, иногда на суше… Мой брат может вернуться и рассказать ему, что перехитрил индейцев и убежал. И когда глаза Водяной Крысы затуманятся, когда он не сможет из своей хижины увидеть берег, тогда Соколиный Глаз отопрет нам дверь… А как мы будем делить добычу? Что ж, Соколиный Глаз унесет все лучшее, а минги подберут остальное. Скальпы можно продать в Канаде, так как наш бледнолицый брат в них не нуждается…

– Вождь, довольно слов. Я понял, чего ты хочешь… В доме Водяной Крысы, поев его хлеба, пошутив с его дочками, я напустил бы ему в глаза такого густого тумана, что он не разглядит даже собственной двери, не то что леса…

– Верно! – перебил охотника индеец. – Соколиный Глаз должен был родиться ирокезом. Кровь у него белая только наполовину.

– И все равно ты дал маху, – усмехнулся охотник. – Это все равно, как если бы ты принял волка за дикую кошку… Значит, когда старик Хаттер и его дочери спокойно и крепко уснут, а Гарри Непоседа будет уверен, что его друг бодрствует на часах, мне нужно будет только подать сигнал. Предположим, зажечь факел… а потом отворить двери и позволить ирокезам проломить головы всем, кто находится в доме?

– Мой брат не ошибся ни в одном слове. Он достоин быть великим вождем среди мингов!

– Может, так все и случилось бы, вождь, если бы я ответил согласием на твое предложение… – Зверобой в упор посмотрел на минга. – Однако я родился простым человеком, христианином, и не могу участвовать в таком злодеянии. Я знаю, есть немало белых, по которым вы, индейцы, составили ложное представление о нашем народе, но эти люди – изменники, негодяи и бродяги. Ни один порядочный белый не согласится сделать то, о чем ты просишь, не говоря уже о том, что так не поступит и могиканин. Разве что ирокезы, и то не все, способны на такое.

Расщепленный Дуб выслушал отповедь охотника с нескрываемым неудовольствием. Однако минг все еще не терял надежды, он был терпелив и хитер. Принужденно улыбаясь, некоторое время он что-то обдумывал, а затем продолжил натиск.

– Соколиный Глаз нам друг, – произнес он. – Ему известно, что Расщепленный Дуб – хозяин своего слова. Они уже торговали однажды, а торговля раскрывает душу. Мой бледнолицый брат пришел в эти края на веревочке, за которую тянула женщина? Может быть, это одна из дочерей Водяной Крысы?

– Конец этой веревочки привязан не ко мне. Он привязан к сердцу потомка Ункаса, великого вождя могикан и делаваров. Имя его Чингачгук – Великий Змей. Мы пришли сюда вместе. И только…

– Один конец был в руках могиканина, а другой?

– А другой еще сегодня ночью был здесь, возле этого костра. Уа-та-Уа хранила его в своем сердце.

– Я догадался, на что ты намекаешь, брат мой, – кивнул ирокез, до которого теперь дошел смысл переполоха в лагере. – Великий Змей оказался сильнее: он потянул крепче, и Уа-та-Уа была вынуждена покинуть нас… Значит, Соколиный Глаз и Чингачгук пришли в наш лагерь только за пленницей?