Заградотряд - Татьяна Михайлова

Денис, очнувшись, посмотрел по сторонам – внешне все было спокойно. Но тут же до него донеслись звуки попойки – где-то гуляла веселая компания. Из дальнего подъезда вышла женщина с маленьким ребенком. Малыш сделал несколько неловких шагов и упал в не успевшую просохнуть после дождей лужу. Мать, разразившись бранью, бросилась на своего ребенка, и Денису показалось, что она сейчас убьет его. Но та, продолжая материться, вытащила малыша из лужи и принялась орать на него так, что Денис невольно вспомнил Ларису Викторовну:

– Скотина, как же ты мне надоел! Такой же урод вырастешь, как твой чертов папаша! Всю жизнь мне испортил, чертово отродье! Надо было аборт делать, не мучилась бы сейчас с тобой!

– Ну, что с ней сделать, убить прямо здесь? Так не за что пока, закон не запрещает орать на собственных детей, – ни к кому конкретно не обращаясь, заговорил Чалый. – Смотри, – это он повернулся уже к Денису, – растет смена нашим клиентам. И ничего не поделаешь – вот так заверть на людей действует. Пошли отсюда, а то голова болеть начинает.

Хорт побежал впереди всех, стараясь как можно скорее покинуть нехорошее место. Усевшись в машину, Денис немедленно пристал к рексам с вопросами, а те словно только этого и ждали, были очень словоохотливы.

– Завертей этих теперь – полный город, куда ни пойдешь, обязательно в нее вляпаешься. Только базы наши да еще некоторые кварталы чистые более-менее. Петрович говорит, что под ними порода очень твердая, ее в последний момент корежить будут, – вещал Чалый, а Кошмар согласно кивал головой.

– А как она появляется – эта заверть? – Дениса разбирало любопытство, он никогда раньше не слышал про такие явления природы. И, более того, даже не видел ничего подобного – словно обляпанные изнутри грязью дома, двор. – Родник в подвале – это и есть заверть?

– Родник?! – хором спросили рексы.

Кошмар даже отвернулся на мгновение от дороги, а Чалый крикнул:

– Давай назад, возвращаемся! Сколько раз тебе говорить – видишь что-то, будь добр, скажи нам. Теперь придется снова туда тащиться. – Чалый казался расстроенным, но ни Денису, ни Кошмару, ни тем более Хорту возвращаться туда не хотелось.

– Я просто забыл, голова сразу заболела, – оправдывался Денис, – давай лучше дальше поедем, там дом красивый. Я, если что-нибудь увижу, то сразу скажу и сфотографирую.

Чалый согласился, машина понеслась дальше. Но и у действительно красивого дома, где обитал когда-то неудачник Таранов, обстановка была скверной – родник здесь бил прямо посреди двора, из уродливой трансформаторной будки. Только извергаемая из недр земли жидкость здесь напоминала своим видом грязный весенний городской снег. Денис добросовестно доложил об этом рексам, сфотографировал будку со всех сторон. Хорт же отказался выходить из машины, сделал вид, что крепко спит. Денис с рексами принялись рассматривать получившиеся кадры, но тут их постигла неудача – кроме мутных белесых кругов, запечатлеть ничего не удалось. Но не появилась на дисплее цифровика и будка – ее контуры лишь угадывались в переплетении молочно-серых окружностей.

– Чертовщина, – резюмировал увиденное Кошмар. – Я еще пойму, если не получился родник, но будка-то куда делась?

– Никуда она не делась, вот – где стояла, там и стоит. Просто ее не видно, но почему? – Денис тоже не мог понять, в чем дело.

Решили поехать по третьему адресу, в центр, полюбоваться на дом Тарабриной Анастасии Андреевны. Квартира профессиональной проститутки располагалась в престижном месте, но в очень старом и обветшавшем доме. В таких домах – Денис знал это точно – очень просторные коридоры и высокие потолки. Но сам дом выглядел запущенным и неухоженным, несмотря на близость к историческому центру города. Чалому все же удалось выманить Хорта из машины, и теперь рексы, недовольный пес и Денис шли вдоль некогда великолепного фасада. Обойдя дом, они остановились – панорама открывалась шикарная, за один вид из окон этого дома богатые люди были готовы платить сказочные деньги. Но Денису было не до красот: он с ужасом смотрел на фундамент величественной постройки – не родник, а целое озеро оранжево-красного цвета плескалось в подвале, шевелилось и волновалось, временами из-под гладкой матовой поверхности начинали бить небольшие гейзеры. Денис сфотографировал страшный дом, но снова толку от этого было ноль – снимки оказались такими же мутными, очертания и контуры фундамента и первого этажа едва угадывались в красно-бурых пятнах.

– Ты, наверное, что-то не так делаешь, дай мне.

С этими словами Чалый взял у Дениса фотоаппарат и сделал несколько снимков. Но результат оказался столь же плачевным – бурая багровая муть и тонкие, едва намеченные линии, означающие дом.

Хорт жалобно поскуливал, рвался назад – псу явно было здесь некомфортно. Чалый внял его страданиям, скомандовал грузиться в машину. Потом задумался, посмотрел карту и скомандовал:

– Едем сюда, сюда и сюда. Это центры тех районов, где жили наши «друзья». Посмотрим, что там делается, и все на сегодня. Если Петрович скажет, обойдем каждый дом, но и этого пока хватит.

В особняк вернулись только вечером – голодные, злые, уставшие. Чалый и Кошмар несколько раз сменяли друг друга за рулем, Хорт на все призывы выйти погулять под конец начал рычать и огрызаться, Денис был словно в трансе. Он и представить себе не мог, какое количество грязи выплескивается ежедневно из земных недр, отравляет людей и животных. Да что там животных – в одном из дворов они обнаружили старую липу, растущую здесь, видимо, с незапамятных времен. Дерево появилось там еще до образования заверти – ровный сначала ствол на высоте примерно двух метров вдруг начинал изгибаться под невероятным углом, утолщаться и ветвиться. Казалось, липа пытается спастись, скрыться от бьющего почти из-под ее корней гнилого родника. Но в неравной борьбе дерево проиграло – в начале лета лишь на верхних, наиболее отдаленных от заверти ветвях только-только проклюнулись из почек кончики листьев.

Денис добросовестно сфотографировал липу и окружавшее ее грязно-зеленое болотце.

– Что, сынки, дерево наше понравилось? – раздался сзади старушечий голос, и все дружно обернулись. Высохшая седая женщина, опираясь на палку, медленно шла к ним, вернее, к лавочке, стоявшей под живым когда-то деревом. – Высохла липка наша, высохла, бедная, – запричитала старуха, усаживаясь на скамью. – Какая красавица была, только вот засохла почему-то.

– Бабушка, вы тут часто гуляете? – спросил старуху Кошмар, и та часто закивала, глядя на рексов слезящимися блеклыми глазами:

– А как же, каждый день выхожу, да где ж еще тут погуляешь! Машины кругом, страшно со двора выйти. Так и лавочка здесь есть, очень удобно. Только вот не одной мне эта лавочка пригодилась – больно уж с нее вешаться народ полюбил. Зимой троих с дерева сняли, залезут на спинку лавки, петлю вон на ту ветку забросят, и привет. И что их сюда несет, шли бы в парк, раз уж приспичило, а здесь люди все-таки гуляют и дети.

Денис шарахнулся от бабки, Чалый и Кошмар тоже сделали пару шагов назад, подняли головы. В самом деле, прямо над лавкой удобно расположился корявый крепкий сук. Денису даже показалось, что вокруг ветки обмотаны остатки веревки.

– Давай-ка, бабушка, встань, а я тебе помогу.

Чалый подхватил старушку под локоть, помог подняться, отвел в сторонку. Кошмар ловко забрался на спинку лавки, подпрыгнул, схватился руками за страшную ветку, покачался. Сук хрустнул, но держался еще крепко, тогда рекс снова закачался, подтягивая ноги к животу и резко опуская их вниз. Наконец ветка обломилась, и Кошмар, словно кот, легко приземлился, держа в руках кусок сухого дерева.

– Вот спасибо, сынки, вот спасибо, – радостно запела бабка, – неповадно им будет людей пугать. А может, придет кто, увидит, что ветки нет, и передумает раньше времени в гроб ложиться.

Старуха снова уселась на лавку, а рексы и Денис пошли к машине. На фотографии, как обычно, оказалось все, кроме липы, – о ее существовании напоминала только затянутая белесым маревом кривая линия. Тут, вспомнив что-то, Денис побежал назад к оставшейся на лавке под сухим деревом бабке.

– Бабушка, а когда липа засохла, вы не помните? – обратился он к пожилой женщине, и та величественно посмотрела на него:

– Молодой человек, мне семьдесят девять лет, а здесь я живу уже тридцать пять лет. Я прекрасно помню это дерево – под ним когда-то была песочница и качели. Однажды, после сильных ливней, качели целиком провалились под землю, но песочница осталась, вернее, только ее деревянные борта, а песок тоже провалился вниз. Почему это произошло – никто не понял, тогда приехало много милиции и еще людей в штатском, они опрашивали всех, кто жил в этом доме. Но тогда так ничего и не узнали, а потом остатки песочницы провалились на глазах у многих людей – это было уже позже, года через три. Мне показалось, что кто-то тащит их вниз, сквозь землю. Это было очень страшное зрелище, уж можете мне поверить. Мы долго боялись выйти во двор, но больше ничего не происходило. Потом все забылось, под деревом положили асфальт, поставили лавочку. А дерево засыхало постепенно, на нем только в этом году не распустились листья.