Дневники преступной памяти - Галина Владимировна Романова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Никого рядом с ней на записях нет. Возможно, она была не совсем честна с вами, Зоя Павловна, и знакомство произошло где-то еще. И ее слова о том, что она оценивала какие-то картины своего парня…
– Дяди ее парня, – перебила его в тот момент Зоя Павловна. И добавила: – Это были картины дяди ее парня.
– Возможно. Но возможно, что и дяди никакого не было. И его Светлана тоже выдумала. Более того…
Тут Коровин сделал в разговоре такую продолжительную паузу, что Зоя Павловна сочла, что он закончил разговор не простившись. И хотела отключиться. Но он снова вдруг заговорил: – Те картины, которые вы оценили как очень редкие и дорогие, нашлись.
– Да?! – Она изумилась до хрипоты, сделавшей ее голос неузнаваемым. – И где же, простите?
– В личной коллекции одного московского коллекционера. Оказалось, что он приобрел их несколько лет назад. Купил у родственников Светланы.
– Но как же так?.. – растерялась тогда Зоя Павловна. – Этого не может быть. Я сама видела и…
– Зоя Павловна, – невежливо повысил голос на нее Коровин. – Вы же знаете, что существует информация о том, у кого и где находятся известные полотна. Она передается из уст в уста. Даже есть определенный каталог. И известные коллекционеры знают все!
С этим она могла бы поспорить. Про их с мужем приобретения не знал никто. И, хвала небесам, Коровин в день гибели Светланы дальше прихожей в квартире Зои Павловны не пошел. И не увидел ничего из ее сокровищ. А она в то утро так расстроилась, так расчувствовалась, что готова была ему все показать. Но он, войдя в ее квартиру, вдруг заскучал. Она узнала этот взгляд: когда старики кому-то надоели настолько, что бросает в зевоту. Коровин не зевнул, но проходить отказался. И даже не захотел взглянуть на ее картины, фарфор и украшения.
Хорошо, что все так сложилось!
Коровин показался в конце коридора, когда спина ее уже окончательно одеревенела. И во рту от жажды было не просто сухо, а жгло.
– Зоя Павловна, доброе утро, – поздоровался он, поравнявшись с казенной скамьей, на которой она сидела. И тут же будто с упреком проговорил: – Вы рано.
– Вы хотели меня видеть, – еле протолкнула она сквозь пересохшие губы.
– Да. Дело не особо срочное, конечно, но я решил, что вам надо взглянуть на портрет одного человека. Возможно, вы кого-то в нем узнаете. Возможно, нет. Сущая формальность, но я счел необходимым…
Все это он говорил походя, отпирая кабинет, впуская ее туда и наливая воды в стакан из стеклянного графина.
– Выпейте. Мне кажется, у вас пересохло в горле.
Она с благодарностью глянула и быстро отпила половину. Присела на предложенный стул, стакан не отдала. И прежде чем начал говорить Коровин, пожаловалась:
– Я вчера снова обнаружила, что за мной следят.
– Да? Кто же?
Он глянул на нее как на сумасшедшую. Взгляд был безжалостным и злым.
– Сначала я заметила молодого парня. Но это было еще до смерти Светланы, – начала говорить Зоя Павловна, глядя в самый центр стакана с водой, чтобы не нарываться на взгляд подполковника, не суливший ей понимания. – Он довольно симпатичный, высокий, широкоплечий. Очень юркий и даже суетливый. Я несколько раз обнаруживала его в непосредственной близости от себя. В булочной, на прогулке и однажды у подъезда. Он то ли выходил, то ли пытался зайти, но не рискнул. Он все время отворачивал от меня лицо.
– И вам это показалось странным?
И вот тут Коровин откровенно зевнул. Даже не пытаясь подавить зевок. Какая наглость!
– Да. Показалось странным. А еще мне показалось странным, что он усаживался в машину со стороны пассажира. А та стояла прямо напротив моего подъезда.
– И? – последовал еще один зевок.
– И машина никуда не поехала. И стояла часа три, пока я не вышла из дома за молоком. И тогда машина поехала за мной. Медленно. Потом я увидела ее уже у магазина.
– Машина была до смерти вашей соседки или после?
– И до, и вчера. Но странность не столько в том, что эта машина кого-то караулит. Я решила, что меня. А в том, что эти двое – парень и мужчина средних лет – все время в темных очках. Такие от солнца. Хотя необходимости в этом не было. На улице было пасмурно, а однажды даже накрапывал дождь.
– Гм-м…
Коровин посмотрел на нее как-то странно. Будто с пробудившимся интересом. Зоя Павловна не посмела анализировать, чтобы не обмануться. Допила воду, поблагодарила и поставила пустой стакан на край его стола. И в который раз за утро пожалела, что вырядилась в теплое шерстяное платье и кофту. Спина взмокла и от напряжения, и оттого, что на улице столбик термометра с раннего утра показывал плюс двадцать.
– Покажите мне портрет, и я пойду, – произнесла она слабым голосом. – Я устала.
Ей неожиданно стало очень жаль себя – никому не нужную, тревожную старуху. И захотелось, чтобы кошмар одиночества, в котором она пребывала все время после смерти любимого мужа, наконец-то закончился. Все равно как! Пусть даже этот конец будет трагичным.
Она почувствовала, что подбородок ее задрожал, а из глаз вот-вот польются слезы. Кажется, подполковник Коровин тоже что-то такое уловил. Засуетился, перебирая бумаги на столе.
– Может, еще воды? – Он смотрел с участием.
– Пожалуй, не откажусь. – У нее в горле снова пересохло. – И, пожалуйста, не считайте меня старой дурой! И что касается картин… Они были в квартире Светланы. И это были подлинники. Я всю свою жизнь занималась экспертизой живописи.
Коровин снова засомневался. Она неплохо читала его настроения. Может, потому, что он не пытался притворяться?
– Конечно, я не афишировала свои знания и занималась этим за закрытыми дверями своего дома, но… – Она сделала еще пару глотков воды из стакана, который участливо предложил ей подполковник. – Но картины на стенах висели, когда я была в гостях у бедной девочки. А потом они пропали. И нашелся какой-то коллекционер. Кстати, как его фамилия?
– Сейчас… Так сразу не вспомню. – Коровин снова начал листать бумаги. – Ага, вот. Фролов Иван Сергеевич.
Зоя Павловна напрягла память. Но тут же отрицательно качнула головой.
– Не слышала о таком. Знаете, все имена в мире коллекционеров на слуху, а Фролов… Нет, точно не слышала. Когда, говорите, он приобрел картины?
Коровин нашел нужную строку в отчете капитана Смирнова.
– Пять лет назад, – ответил он. – Пять лет назад он купил картины у ваших соседей.
– Еще одна ложь, – строго глянула на Коровина Зоя Павловна. – Мои соседи умерли друг за другом более восьми лет назад. Пару лет квартира стояла запертой. Затем затеялся ремонт. Потом въехала Светлана. Вас водят за нос, уважаемый товарищ подполковник.
Она взяла в руки композиционный портрет возможного преступника, составленный со слов и при помощи Воронкова Сергея Сергеевича. Долго вглядывалась, затем проговорила:
– Я не узнаю в этом человеке того, кто сидел за рулем автомобиля, сопровождающего меня и стоящего возле моего подъезда. Но я могу и ошибаться. Темные очки, высокий воротник куртки. Рассмотреть черты лица очень сложно. Вот молодого прохвоста я вам с радостью опишу, хотя он и старался отвернуться.
Тратить еще пару часов драгоценного времени их сотрудника Коровину отчаянно не хотелось. И он даже не пытался этого скрыть. Принялся что-то говорить о возможной занятости коллеги.
– Может, перенесем встречу? – предложил он ей с фальшивой улыбкой.
– Может быть, если не будет очень поздно.
– Что вы имеете в виду? – задался он вопросом, когда Зоя Павловна уже встала и направилась к двери.
– Меня могут убить, как Светлану, – не оборачиваясь, обронила она. – И вы снова спишете это на несчастный случай.
Он отчетливо чертыхнулся, потом крикнул:
– Да погодите вы! Сейчас я отведу вас в нужный кабинет…
Удивительно, но портрет молодого парня, все время попадающегося ей на глаза, вышел очень удачным и нарисован был быстро.
– Похож? – спросил молодой человек.
К слову, оказавшийся очень воспитанным и учтивым. Приготовил ей чашку замечательного чая. И даже угостил ее шоколадкой – маленькой, но ее любимой. Понятно, он не угадал, так совпало. Но ее это растрогало.
– Рада была общению, Николай. Вы очень талантливый молодой человек, – похвалила Зоя Павловна, поднимаясь с места.
– Я учился на художника, неплохо рисовал с детства.
– Да? – удивилась Зоя Павловна. – А зачем вы