Блатная музыка. «Жаргон» тюрьмы - Василий Филиппович Трахтенберг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Перекрeп-то, перезяб я, добрый молодец,
Стоючи́ под стeнкой бeлокаменной,
Глядючи на город на Катаевский[9].
У Катаева воротцы крeпко заперты,
Они крeпко заперты воротцы, запечатаны.
Караульные солдатушки больно крeпко спят,
Крeпко больно спят солдатушки, не пробудятся.
Одна лишь не спит красна дeвица,
Красна дeвица — королевска дочь.
Брала она со престолу короночку,
Надeвала ее на свою буйну голову,
Ещо брала со престола златы ключи,
Отмыкала отпирала каменну кичу[10],
Отпускала невольников-подтюремщиков.
VIII.
Соловейко ты мой, соловейко,
Разнесчастный ты мой соловейко!
Ты не вей себe, не вей теплаго гнeздышка,
Не вей при дорожкe,
А совей-ко лучше его при долинe:
Там никто его, никто не раззо́рить
И твоих малых дeтушек никто не разгонит.
Как у Троицы было под горою,
За каменною было за стeною, —
Там сидит-сидит добрый молодец,
Он сидит-сидит в мeшкe[11] каменном.
Он не год сидит и не два года,
Но никто к нему, разудалому,
Не зайдет никто, не заeхает (sic!).
Тут зашла к нему гостья милая,
Гостья милая — мать родная ему;
Не гостить пришла, а провeдать лишь:
— «Каково-то тебe, сыну милому,
Во тюрьмe сидeть, во неволюшкe?
Во кичe[12] сидeт за рeшотками,
За рeшотками, за желeзными?»
— «Ах ты матушка, ты родимая!
Ты сходи-сходи к воеводe[13] в дом,
Попроси-ко ты его милости,
Не отпустит ли меня, добра молодца;
На свeт бeлый погулять ещо?»
IX.
Мой сизой голубчик,
Ты зачeм, для чего
В садик не летаешь?
Буйным вeтром
Сизова относит,
Частым дождем-дождиком
Крылья-перья мочит.
Мой миленькой,
Мой милой дружочек!
Ты пошто, для чего
Рeдко в гости ходишь?
Твой отец да мать
Тебя не спускают,
Род они племя
Тебe запрещают? [sic!]
Сидeл-посидeл
Удалой молодчик
Во темной темницe.
У той у темной, у темной темницы
Ни дверей нeту, нeту ни окошек,
Ешо в ней нeту ни красна крылечка,
Только есть одна труба дымовая.
Из той трубы, дым-от повeвает,
Меня мла́ду-мо́лоду горе разбирает.
Пойду я, млада, с горя в зелен садик,
Пойду возьму я ключи золотые;
Отопру я сундуки-ларцы кованы,
Возьму денег ровно сорок тысяч,
Стану дружка-друга выкупати,
Из неволюшки его выручати.
Грозен судья, судья воевода,
Моей казны-казны не примает,
Меня мла́ду-мо́лоду горе разбирает.
Пойду мла́да-мо́лода с горя в чисто поле,
Пойду, нарву я лютаго коренья,
Буду-стану я судью опоити.
X.
Привелось мнe, доброму молодцу,
Ѣхать мимо каменной тюрьмы;
На тюремном-то на бeлом окошечкe
Сидeл добрый молодец:
Он чесал свои русы кудерушки
Частым бeлым гребешком.
Росчесавши свои русы кудерушки,
Сам восплакал слезно и сказал:
— «Вы подуйте-ко, буйны вeтры,
На родиму сторону!
Отнесите-ко вы, вeтры бурные,
Мому батюшкe низкий поклон,
Как моей родимой матушкe,
Милой матушкe — челобитьицо!
А женe младой вот двe волюшки:
Как перва́ воля́ — во вдовах сиди,
А втора́ воля́ — замуж пойди!
На меня-то, молодца, не надeйся:
У меня-то молодца есть своя печаль,
Печаль грозная, непридумная:
Осужон-то я на смертную казнь,
К наказанью-ль кнутом да немилостному».
XI.
Ты не пой-ко, не пой, млад жаво́ронок,
Млад жаво́ронок, жаворо́ночек,
Сидючи́ весной на проталинкe,
На проталинкe — на прогалинкe.
А воспой-ко, воспой, млад жаворо́ночек,
Ты воспой, ты воспой при долинe-то,
Что стоит-ли тюрьма, тюрьма новая,
Тюрьма новая, дверь дубовая;
Что сидит-ли там сидит добрый молодец,
Он не год сидит и не два́ года,
Сидит ровно он длинных се́мь годов.
Заходила к нему его матушка,
Заходила, слезьми́ разливалася:
— «Уж я семь-то раз, семь раз выкупала;
Уж и семь-то я семь тысяч потеряла,
А осьмой-то осьмой тысячи не доста́ло мнe».
XII.
Сад ли мой, садочек,
Сад-зеленый виноград!
Отчего садик поблек?
В саду Ванюшка гулял,
Красных дeвок забавлял,
Во побeдушку попал,
Во побeду во нужду:
В крeпку каменну тюрьму.
Под окном Ваня сидeл,
С конем рeчь говорил:
«Ах, ты, конь мой вороной,
Конь, добра лошадь моя!
Ты не выведешь меня
Из побeды, из нужды,
С крeпкой каменной тюрьмы».
Как солнце на восход,
Ведут Ваню на допрос.
Поперёд палач с плетьми,
Позадe жена с дeтьми
Уливается слезьми.
— «Ах, ты, жонушка моя!
Жена, барыня моя!
Чeм дарила палача?
И рогожка-ль[14] хороша?»
— «С бeлой шеи я платком,
С правой руки я кольцом».
— Красно солнце на закат,
Ведут Ванюшку назад.
XIII.
Ходи́л-то я, добрый молодец, по чистому полю:
Мягкая постелюшка — зелено́й песок,
Изголовьице моё — шелкова трава!
Как во селe было во Лысковe, —
Тут построена темница крeпкая.
Как во той темницe крeпкой
Посажон сидит добрый молодец,
Добрый молодец, Чернышов Иван Григорьевич.
Он по темницe похаживает, сам слезно плачет.
Сам слезно плачет, он Богу молится:
— «Ты возмой-возмой, туча грозная!
Разбей громом крeпкия тюрьмы:
Во тюрьмах сидят все невольнички,
Невольнички-неохотнички».
Всe невольнички разбeжалися,
Во темном лeсу они собиралися,
Соходилися они на поляночку,
На поляночку на широкую.
— «Ты взойди-взойди, красное солнышко!
Обогрeй ты нас, добрых молодцев,