Святыни и древности Турции - Евгений Викторович Старшов

преторский корабль Эвдама, замыкал строй Хариклит, а серединой командовал Памфилид. Увидев, что вражеский ряд выстроен и готов к бою, Эвдам вышел в открытое море и приказал кораблям, следовавшим за ним, раздвинуться и выровнять строй к бою. Поначалу эта команда привела к некоторому замешательству, ибо корабль командующего недостаточно далеко вышел в море, чтобы все корабли имели возможность выстроиться в ряд в сторону берега, а сам Эвдам, слишком уж торопясь, устремился навстречу Ганнибалу всего с пятью кораблями. Остальные за ним не последовали, так как имели приказ развертываться в ряд. Прижатым к берегу замыкавшим не хватало места. Пока эти корабли наталкивались друг на друга, на правом фланге уже началась схватка с Ганнибалом. Но как раз в этот миг всякий страх у родосцев пропал – сказались как превосходство их судов, так и опыт в морских делах. Ведь всякий корабль, быстро выплывавший в открытое море, освобождал место у берега для тех, которые двигались следом; сталкиваясь с вражеским кораблем, он тараном либо пробивал ему носовую часть, либо ломал весла, либо, проскользнув через неприятельский ряд, нападал со стороны кормы. Особенный страх навело потопление царской гептеры – для этого понадобился всего один удар куда меньшего по размерам родосского корабля. И вот уже правое крыло противника обращалось в безоглядное бегство. Однако Эвдама, имевшего превосходство во всем, кроме числа кораблей, теснил в открытом море Ганнибал и окружил бы, не взвейся на преторском корабле сигнал, каким принято собирать воедино рассеявшийся флот. Все суда, одержавшие верх на правом крыле, устремились на подмогу к своим. Тогда Ганнибал и все находившиеся при нем корабли бежали; родосцы не могли их преследовать, ибо многие гребцы были больны и оттого быстро уставали. Когда флот остановился в открытом море и все для подкрепления сил принялись за еду, Эвдам заметил, что враги тянут на канатах за беспалубными кораблями разбитые и изуродованные суда и что лишь немногим более двадцати кораблей уходят неповрежденными. С мостика преторского корабля он потребовал тишины и сказал: “Встаньте и бросьте взгляд на великолепное зрелище!” Люди поднялись и, увидев смятение и бегство врагов, почти в один голос закричали, что нужно пуститься в преследование. Корабль самого Эвдама был поврежден многими ударами, Памфилиду же и Хариклиту он приказал гнаться за врагом, пока не почувствуют опасность. Преследование продолжалось некоторое время, но после того как Ганнибал приблизился к суше, родосцы, опасаясь, как бы их ветром не прибило к вражескому берегу, вернулись к Эвдаму; с трудом дотащили они до Фаселиды захваченную гептеру, поврежденную в самом начале битвы. Оттуда они вернулись на Родос, не столько радуясь победе, сколько обвиняя друг друга в том, что не использовали возможность потопить или захватить весь неприятельский флот. А Ганнибал был так потрясен этой одной неудачей, что не решился плыть мимо Ликии, даже притом что хотел как можно скорее соединиться со старым царским флотом. Чтобы он так и не сумел этого сделать, родосцы послали Хариклита с двадцатью таранными кораблями к Патарам и гавани Мегисте. Эвдаму же с семью крупными кораблями из флота, которым он командовал, было велено возвратиться к римлянам на Самос и там употребить всю силу своих советов, все влияние, каким он обладает, чтобы побудить римлян к захвату Патар».

Также историк Полибий отмечает, что при Антиохе III Аспендос враждовал с Сидой, что выразилось в отказе оказать военную помощь в конфликте памфилийских городов с Сельгией: античный автор так и пишет, что сидеты сделали это «из ненависти к аспендянам».

Впрочем, несмотря на политическую неустойчивость, в эллинистическую эпоху Аспендос процветает за счет развитой торговли через судоходную реку Эвримедонт и чеканит собственную монету. Главным объектом торговли являются знаменитые местные кони, соль, вино и мебель из лимонного дерева. Когда в 133 г. до н. э. хозяевами города становятся римляне, его расцвет продолжается, и во II–III вв. н. э. Аспендос становится вторым по значимости городом Памфилии.

Если поговорить о философии, то в этом отношении знамениты два уроженца Аспендоса: Деметрий, ученик Аполлония из Сол, и один из первых киников Диодор, которому, как и Антисфену, приписывается то, что он первым начал спать на собственном сложенном вдвое плаще и первым отпустил длинную бороду и странствовал с посохом и сумой, – именно таким запомнился образ киника в истории. О таком замечательном явлении нельзя не сказать несколько слов. Изначально «киник» значит «собака», так как известно, что гимнасий основателя кинизма Антисфена, в котором тот преподавал, назывался «Киносарг» – «Зоркий пес», и потому его учеников стали обзывать собаками – впрочем, они сами, особенно Диоген, приняли это наименование с удовольствием. Термин «киник» существует и доныне в русском и иных языках, правда, в латинизированной форме – циник. Однако разница – и существенная – есть. Обычно «наш» циник уязвляет словом, зачастую низко и бездумно, и может быть представителем любого класса общества; античный киник уязвлял и словом, и делом, зачастую нисколько не жалея себя в качестве примера. Представьте себе «гремучую смесь» философа, «античного хиппи» и византийско-русского юродивого – это и будет киник. Диоген – известнейший из киников – в сатирическом диалоге Лукиана Самосатского «Продажа жизней» дает такой рецепт, как стать киником: «Ты видишь перед собой космополита – гражданина мира… [подражающего] Гераклу… Моя львиная шкура – потертый плащ. Воюю же я, как и он, против наслаждений, и не по приказанию, а добровольно, поставив своей задачей очистить жизнь… Я – освободитель человечества и врач страстей, а в общем я хочу быть пророком правды и свободы слова… Прежде всего, приняв тебя в обучение, я сниму с тебя изнеженность, запру вместе с бедностью и накину на тебя потертый плащ. Потом я заставлю тебя работать и трудиться, спать на голой земле, пить воду и есть что попало. Божества же твои, если они у тебя есть, ты, повинуясь мне, бросишь в море. Ты не будешь заботиться ни о браке, ни о детях, ни об отечестве, и все будет для тебя пустяком. Оставив дом отца, ты будешь жить или в склепе, или в оставленной башне, или в глиняном сосуде; котомка твоя пусть будет полна бобов и свертков, исписанных с обеих сторон. Ведя такой образ жизни, ты назовешь себя более счастливым, чем великий царь. Если же тебя будут бить и подвергать пыткам, ты в этом не увидишь ничего неприятного… [ибо] тело твое будет испытывать боль, а душа будет безболезненна. То, чего больше всего должно быть у тебя, заключается вот в чем: надо быть грубым и дерзким и ругать одинаковым образом и царей, и частных людей, потому что тогда они будут смотреть на тебя с уважением и считать тебя мужественным. Твой голос пусть будет грубым, как у варвара, а речь незвучной и прямо-таки подобной собаке. Надо иметь сосредоточенное выражение и походку, соответствующую такому лицу, и вообще быть диким и во всем похожим на зверя. Стыд же, чувство приличия и умеренности должны отсутствовать; способность краснеть навсегда сотри со своего лица. Старайся быть в самых многолюдных местах, но в них пребывай в одиночестве, не связываясь ни с кем, и не стремись приобретать друзей или приятелей – все это уничтожает силу власти. На виду у всех смело делай то, чего другой не сделал бы и в стороне, в любовных делах выбирай наиболее смешные и, наконец, если это покажется тебе нужным, умри, съев сырого полипа или каракатицу. Вот это благополучие мы даем тебе в дар». Сам Диоген, современник Платона и Александра Македонского, воистину стал притчей во языцех. О его остроумных словах и поучительных действиях можно прочитать во многих хороших учебниках