Отражения - Мария Николаевна Покусаева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Леди Лидделл…
Я не ответила.
Деревянные ступеньки скрипнули под моими ногами. Лестница уходила вверх, узкая, темная, неудобная настолько, что мне пришлось коснуться стены левой рукой – на всякий случай, чтобы не упасть.
– Мари, постойте!
Габриэль шел за мной, отставая на одну ступеньку – намеренно, чтобы мы оба не слетели с этой чертовой лестницы, если кто-то из нас оступится. Он дышал громко, запыхался, видимо, бедный мальчик.
Губы сами по себе сложились в жесткую усмешку.
Я толкнула дверь, которая вела в ту комнату под крышей башни, и зашла внутрь, на ходу стягивая перчатки, потому что надоели. Перчатки я бросила на чужой письменный стол, перед которым и остановилась, старательно пытаясь успокоиться.
Габриэль влетел следом за мной и осторожно закрыл дверь. Она даже не стукнула.
– Леди Лидделл… – мягко сказал он за моей спиной. – Я прошу прощения…
– Все в порядке, – ответила я, тщательно подавляя в себе желание развернуться и наорать на него.
Мне казалось неправильным кричать на человека, у которого я оказалась в гостях. И потом, если уж кто и был виноват в том, что я сейчас чувствовала себя провинившейся школьницей, то это точно был не Габриэль. У всех свои недостатки, думала я, и свои сложные родственники, даже в другом мире, даже у взрослых сильных мальчиков.
– Леди Лидделл, если вы сейчас не разожмете кулак, вы рискуете оторвать от юбки оборки, – с какой-то виноватой интонацией произнес Габриэль, и я только в этот момент поняла, что зажала кусок своего же платья в кулаке так крепко, что ткань натянулась и едва не трещала там, где шов соединял полоску кружева и саму юбку.
Пришлось разжать пальцы и обернуться.
Габриэль смотрел на меня сочувствующим, почти щенячьим взглядом и грустно улыбался.
– Я не думал, что…
– Что ваша тетя… или кто она вам там? Друг семьи? Решит спустить всех собак не на Кондора, а на меня? – мой голос едва не дрожал.
Он смутился, и улыбка померкла. Протянутая было ко мне рука опустилась.
– Леди Хеллен не любит Юлиана, – сказал Габриэль. – По своим причинам. И, видимо, решила, что все, к чему он прикасается, угрожает моему благополучию. И вы в том числе.
– В Бриджет, как я успела заметить, она угрозы не увидела, – съязвила я, отчего Габриэль отшатнулся, как будто я попыталась ударить его по лицу. – Простите.
– Что вы, – он тряхнул головой. Тонкие прядки светло-русых волос сместились, отлетев со лба. – Вы в своем праве злиться. И язвить. А я могу лишь просить вас проявить некую снисходительность к почтенной леди, которая, увы, с возрастом утратила чувство такта.
Я моргнула.
Хеллен Хьюм, кажется, оказалась тем, что я ожидала увидеть на месте Присциллы дель Эйве, когда Кондор впервые заговорил о своих тетушках. Но Присцилла дель Эйве всегда хорошо знала, что и зачем делает, и не имела привычки строго поджимать губы там, где могла криво улыбаться и вертеть окружающими по своему усмотрению. Присцилла напоминала мне нож – острый, хорошо заточенный кусок холодного железа, блестящий в лунном свете. Не то инструмент, необходимый для ритуала, не то опасное, коварное оружие, бьющее в цель.
Леди Хьюм ничем не отличалась от моей матери в те моменты, когда кто-то из нас – я, сестры или отец – делал вдруг что-то не то и не так.
Она так же злилась, теряя контроль.
Присцилла, кажется, контроль вообще не теряла.
Я шмыгнула носом и стерла что-то горячее и мокрое со щеки.
Габриэль смотрел на меня широкими от ужаса глазами.
– В глаз попало, – соврала я.
– Это пыль, – поспешил кивнуть Габриэль. – Я редко пользуюсь этой комнатой в последнее время, леди Лидделл, простите мне эту небрежность. Может быть, – он протянул мне руку. Если приглядеться, можно было бы заметить, что его пальцы слегка дрожали. – …мы переместимся в библиотеку? Там уютнее. И… мне говорили, что вы любите книги.
– Люблю, – сказала я.
– Или я могу показать вам дом…
Кажется, Габриэль не знал, что со мной делать, и если я сейчас разревусь, ему придется звать Кондора на помощь, а, значит, леди Хеллен получит дополнительный повод косо смотреть на всех нас.
– Лучше в библиотеку, – поспешила согласиться я, забирая со стола свои перчатки.
Там, где одна из них соприкоснулась с какой-то книгой, лежащей на поверхности, на кружеве появилось серое пыльное пятно.
– Замечательно, – просиял Габриэль.
***
Библиотека Замка напоминала подзапущенный склад книжного магазина, торгующего антиквариатом пополам с букинистическим хламом. Это было недалеко от истины: по словам Ренара, каждый, кому не повезло поселиться в зачарованном доме среди лесов Бергрензе, рано или поздно добавлял к начатой каким-то древним волшебником коллекции пару десятков книг очень разного толка.
Леди, которая вышла из зеркала до меня, к примеру, притащила туда «Франческу» – и бросила, как некоторые бросают в поездах и отелях дешевые романы.
Кто-то из предшественников Кондора оставил несколько записных книжек, распухших от жалоб на жизнь, Богиню и Сильвию. Кроме жалоб там было еще кое-что интересное – то самое, что помогло девушке, получившей имя Бриджет, прийти в этот мир.
Библиотека в резиденции Дара была строгой и уютной одновременно. Я запомнила ее темной и похожей на фотографию из интерьерного журнала: вылизанное до блеска, идеально чистое пространство, все на своих местах, перья и чернильницы куда-то спрятаны, пыль безжалостно истреблена.
Я иногда думала, а пользуется ли он ею вообще? Парадные интерьеры, сказал он тогда, предназначены не для того, чтобы в них жить, это – способ рассказать другим о том, кто ты есть, вызвать восторг, или страх, или зависть, или что-то еще – в зависимости от целей.
Мне было сложно представить, что кто-то еще мог сидеть в той библиотеке на ступенях лестницы, как я, и листать одну из книг – да и было ли там что-то, кроме сборников законов?
В Гнезде библиотека казалась мне тем местом, куда каждый обитатель так и норовит сбежать. Она была светлой – и из-за больших окон и огромного светового фонаря, и из-за светло-бежевого дерева, из которого были сделаны шкафы. Сам дом, в котором жили дель Эйве, их слуги и несколько человек, включая меня, связанных с этой семьей странными узами, представлялся мне спящим гигантом. Воздух в нем всегда был прохладным, свет – синеватым, время текло медленно,
