Если вы не влюблены - Галина Куликова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Рысаков фыркнул презрительно.
– Ближе к ночи – это, выходит, после спектакля! – заявил он. – А после спектакля я обычно медитирую. Потом ужинаю и ложусь спать.
– Ну, не всегда, – подпустил яду Страхов. – Иной раз вы по ночам цветочными ящиками кидаетесь.
Рысаков аж захлебнулся от возмущения и вопросил хорошо поставленным голосом:
– В чем меня обвиняют?!
Тут же выяснилось, что его ни в чем не обвиняют, а всего лишь хотели призвать в свидетели. Но коли он ничего не видел, то и говорить не о чем. Страхов как-то очень быстро ретировался, оставив троицу в гримерке в расстроенных чувствах.
– Ну? – спросил Будкевич, грозно глядя на Тихона, когда за следователем закрылась дверь и шаги его затихли вдали. – Ты ведь наверняка врал как сивый мерин. Ты был возле кафе и видел женщину, с которой встречалась Романчикова.
– Может, видел, да не скажу! – быстро ответил Рысаков. – Мне охота со спектаклями ездить и на сцене выступать, а не в предвариловке сидеть, ожидая, пока менты преступника изловят.
– Я с ума от вас сойду, – сердито сказал Будкевич. – За вами глаз да глаз. Успевай только поворачиваться!
– Но ты же знаешь, что я ни в чем не виноват! И никто не виноват, – успокоил режиссера Тихон. – Романчикову наверняка кто-то из местных пришил.
– Романчикову и еще двух свидетелей, – напомнил Будкевич. Потом обратился к Тане: – А ты своему приятелю не звонила? Парню тому, который на собрание приходил?
– Не звонила, – покачала головой Таня. – Передумала.
Сначала-то она твердо решила звонить, а потом засомневалась. Вроде бы, все как-то утряслось. Рысакова выпустили, больше никому из их труппы обвинений не предъявили…
– Передумала? А почему?
– Ну, что ты, Алик, как маленький, – встрял Тихон. – У того парня на Татьяну виды. А она еще толком не поняла, нравится ей это или нет.
– Да? – удивился Будкевич. – Я думал, вы с ним просто друзья.
– Ты когда-нибудь дружил с женщиной «просто»? – спросил Рысаков. Будквич озадачился, а Тихон продолжал: – То-то и оно. В «просто дружбе» с женщиной есть нечто бесчеловечное, а мужчины по сути своей гуманны.
– Жаль, – заключил Алик. – Я все же думаю, нам нужен какой-то консультант. Может, адвоката нанять? Дорого, конечно, но вся эта история с убийством меня напрягает. У милиции есть такая манера – сначала посадить, а потом уж разбираться. Так с кем все-таки Романчикова встречалась накануне смерти? – спросил он, глядя попеременно то на Таню, то на Рысакова. – Честно говоря, я думал, что с Тарановым. А тут вдруг еще дама какая-то вылезла! Тань, это, случайно, не ты была?
– Ну, вот еще, – обиделась Таня. – Разумеется, не я.
Конечно, в тот день она следила за Тарановым и вполне могла бы тоже оказаться возле пресловутого кафе. А когда тебя уличают в чем-то возможном, но не свершившемся, это почему-то особенно обижает.
В гостиницу Таня отправилась одна. Она заплетала ногу за ногу и дышала размеренно, надеясь утишить головную боль, которая после разговора со следователем вернулась и вгрызлась в ее виски с новой силой. На улице было хорошо и тихо. Летняя ночь медленно наступала на город, опаивая поздних прохожих сладким воздухом, принесенным с цветущих полей. От него голова становилась восхитительно пустой и пьяной, как от вина.
В гостиничном ресторане Таня оказалась последней посетительницей и наскоро поела, размышляя, идти ей к Таранову или не идти. Потом подумала, что раз уж она решила, то непременно пойдет. Не в ее характере откладывать важные дела на потом. А разговор с Лешкой тет-а-тет она считала чрезвычайно важным. Впрочем, несмотря на приступ отваги, в тот миг, когда она постучала в дверь тарановского номера, сердце ее колотилось о ребра, как невинно осужденный пленник о прутья решетки.
Таранов долго не открывал, а когда наконец распахнул дверь, стало ясно, что он уже лег спать – такой он был взлохмаченный и сонный. Кроме наскоро натянутых джинсов на нем ничего не было, и Таня немедленно смутилась. Ее щеки налились быстрым тяжелым румянцем, который она ненавидела. С этим румянцем ничего нельзя было поделать, и Таранов всегда над ней по этому поводу подшучивал.
– Салют, – сказала Таня, напуская на себя независимый вид. – Нам нужно поговорить.
Таранов не стал распространяться про то, что уже безумно поздно, что ему снился девятый сон, что он должен отдохнуть… Или что там еще говорят мужчины, когда хотят набить себе цену. Он просто отступил в сторону и пропустил ее внутрь.
– Опять ботинки как попало валяются, – заметила Таня, споткнувшись о башмак, брошенный возле порога.
– Ты прямо как сварливая жена, – проворчал Таранов, наклоняясь и отбрасывая обувь в сторону. – Случилось что-нибудь? Еще кого-то убили?
У него был тот противный тон, который означал, что Лешка собирается вредничать до последнего. Плохой знак.
– Я хотела поговорить о твоем свидании с Романчиковой, – бухнула Таня, решив, что предисловия в данном случае ни к чему.
– Вот блин, – пробормотал Таранов, потерев шею. – Ты чертовски неоригинальна. Кто уж только не желал со мной поговорить о свидании с Романчиковой! Каждая собака знает о том, с кем, когда и где я назначаю встречи. Уму непостижимо. Одно слово – артисты!
Он прошел в комнату и бухнулся на разобранную кровать. Таня последовала за ним и остановилась напротив.
– Сегодня из Перегудова следователь приезжал. Он уже знает, что Валентина Васильевна тебе свидание назначила. Однако по его сведениями, в кафе она разговаривала и еще кое с кем. С какой-то женщиной. Причем из нашей труппы.
– И что? – спросил Таранов. – Тебя лично что интересует? Что тебя так разобрало до сути докапываться, когда уж ночь на дворе?
– Леш, чего ты на меня набросился? – обиженно спросила Таня. – Я волнуюсь, потому что за нами теперь таскается милиция, и Алик на взводе…
– Алик может сам за себя постоять. Не впервой.
– Леш, а с Романчиковой правда кто-то из наших разговаривал?
Таранов несколько секунд раздумывал, потом вздохнул и ответил:
– Это была Белинда. Мы с Валентиной Васильевной выпили по чашке кофе, и она на минуточку вышла в дамскую комнату. А когда возвращалась, словно из-под земли возникла твоя подруга и подскочила к ней. Они о чем-то поговорили, и Валентина возвратилась к столику вдрызг расстроенная. Сколько я ни спрашивал, что случилось, она так и не сказала.
– Белинда?!
Таня ожидала услышать про кого угодно. Она даже грешным делом подумывала о Маркизе… Но Белинда? Это не укладывалось у нее в голове.
– Что, она тебе не призналась, да? – Таранов все никак не хотел расстаться со своим насмешливым тоном. – Да уж, настоящей подруге можно поведать все, кроме самого сокровенного…
Потрясенная Таня некоторое время переваривала информацию. А потом неожиданно для самой себя попросила:
– Леш, давай помиримся, а?
Таранов вскинул голову и некоторое время молча смотрел на нее. Потом вскочил и нервно прошелся по комнате. Его гостья стояла, не шевелясь, и следила за ним блестящими глазами.
– Нет, – наконец, ответил Таранов, глядя прямо на нее. – Ничего не получится.
– Нет? – растерянно переспросила Таня.
Она думала, что от такого прямого и искреннего предложения он просто не сможет отказаться!
– Если помнишь, поначалу я и сам хотел с тобой помириться. Принес цветы и все такое… Но потом, когда ты меня прогнала…
Таня проглотила комок в горле. Она поступила так, потому что еще не знала всей правды, но разве сейчас это имеет значение?
– Когда ты меня прогнала, я стал размышлять и пришел к выводу, что нам не стоит начинать все сначала. – Таня смотрела на него во все глаза. – Сама подумай: когда наш роман был на самом пике и я собирался сделать тебе предложение, ты заподозрила меня в измене. Это было так… пошло! Раз ты обо мне такого низкого мнения, значит, ты совсем меня не знаешь! И какое будущее нас ждет, если мы не доверяем друг другу?
«Нас ждет прекрасное будущее, – хотела воскликнуть Таня. – Я стала умнее и доверчивее, и я скучаю по тебе». Однако вопреки своим чувствам она молчала. Мать, бабка и тетка твердо вбили в нее правила: мужчина должен прилагать усилия для того, чтобы завоевать сердце женщины. Он и только он должен быть инициатором любовных отношений. А если инициативу проявит женщина, значит, она вертушка и просто вешается ему на шею. А это неприлично.
В глубине души Таня понимала, что сейчас следует наплевать на приличия, однако отказ Таранова больно ее ранил.
– Конечно, ты прав, – процедила она, ощущая, что того жаркого румянца, который смутил ее несколько минут назад, больше нет и в помине. Лицо ее было спокойным и бледным – таким, каким и положено быть лицу уставшей актрисы. – Будущего у нас точно нет. Так что и разговаривать больше не о чем.
Таранов посмотрел на нее недоверчиво. Наверное, он ждал возражений или даже слез. «В таком случае, – подумала Таня, – ты тоже плохо меня знаешь».