Сватовство шкипера. Рассказы - Уильям Джейкобс

— Я его спрашиваю, не жаль ли ему, что он не присоединился к нашему синдикату, — повторил Сэм, стараясь говорить спокойно.

Повар поднял обе руки, как бы безмолвно призывая всех в свидетели этой невероятной наглости.

— Нечего, нечего смотреть, — сказал Сэм. — Два с половиной фунтика — вот, что мне нужно, и лучше давай сейчас, пока ты их не потерял.

Тут повар обрел дар речи и, обращаясь к благодарной аудитории, состоявшей из Дика и Генри, произнес пламенную речь в защиту священных прав собственности. Никогда в жизни он не был так красноречив и изобретателен, и когда он закончил прекрасной тирадой о правах и неприкосновенности личности, называя Сэма толстым пройдохой, он решил, что дело его выиграно.

— Два с половиной, два с половиной, — отчеканил Сэм.

Кок провел языком по пересохшим губам и снова начал говорить еще более пространную речь.

— Два с половиной фунта, — еще настойчивей заявил Сэм. — Я не знаю, конечно, что ты сделаешь со своими десятью шиллингами, а я свои отдам Дику.

— Почему же ты не отдаешь Сэму деньги? — горячо вступился Дик.

— Потому что синдикат провалился, — ответил кок. — И вообще, синдикат был синдикатом, только когда мы искали капитана вместе. Если синдикат…

— Ну, хватит! — нетерпеливо прервал Дик. Отдай парню его деньги, вот и все. Все знают, что вы с ним были на паях. Мне просто совестно за тебя, кок! Вот уж никогда бы и не подумал, что ты способен на такую проделку.

Задачу решили простым делением, причем Дик взял остаток, который причитался Сэму, и намекнул повару довольно прозрачно, что может и ему оказать ту же услугу. Но повар был глух и нем ко всяким просьбам и, гордо отказавшись пойти на берег и выпить чего-нибудь, мрачно ушел в камбуз.

В обед от Эннис пришла телеграмма, а на утро получилось от нее письмо, которое шкипер прочел вслух счастливому отцу. Он читал письмо не совсем плавно, глотая некоторые фразы и куски фраз: очевидно, он думал, что они не очень интересны для старика и слишком касаются его, Вильсона, лично.

После этого все занялись погрузкой и капитан Гиссинг, засучив рукава и сняв куртку, тоже помогал, несмотря, на протесты.

К пяти часам трюм был загружен и люки закрыты. В кают-компании оба капитана и штурман неторопливо распивали чай.

— Снимемся часа в три? — спросил штурман.

Шкипер Вильсон утвердительно кивнул.

— Да, снимемся около трех, — повторил он, — и прямо в Нортфлит. Всех матросов позову на свадьбу, а вы, Джим, будете шафером.

— А Генри — маленьким пажом, в белых атласных штанишках. Он будет поддерживать невестин шлейф. — Штурман даже фыркнул, мысленно представив себе эту картину. Все расхохотались, кроме Генри, который как раз внес кипяток и с плохо сдержанной презрительной улыбкой слушал эти издевательства. Через полчаса шкипер и штурман пошли на берег, чтобы уладить кой-какие дела, и оставили старика в каюте, с трубкой в зубах. Матросы тоже пошли угощать друг друга пивом, чтобы окончательно загладить все недоразумения. На шхуне остался один Генри.

— Ты останешься на корабле, юнга, — сказал шкипер, сходя на набережную.

— Есть, сэр, — совсем уныло ответил Генри.

Шкипер и штурман пошли вдоль берега и завернули на главную улицу. Шкипер добродушно пожал плечами, увидев свою команду в полуоткрытую дверь таверны. Очевидно, это был пример, достойный подражания, и в следующем трактире штурман выпил портвейна вместо своего любимого виски в честь торжественных событий. По этому же поводу он спрятал трубку в карман, взял предложенную сигару и последовал за своим начальником.

— Есть здесь хороший портной? — спросил шкипер, оглядывая улицу.

— Зачем? — удивился штурман.

— Я хочу достать платье для капитана Гиссинга, — ответил тот. — Не может же он в таком виде показаться своей семье.

— Отчего же вы его не взяли с собой? — спросил штурман. — Как теперь быть с меркой?

— Он, наверное, и слушать не захотел бы ни о чем, — ответил шкипер, останавливаясь в глубоком раздумье перед витриной, где стояли три восковые фигуры. — Он очень уж гордый человек. Но если я куплю платье и принесу, ему трудно будет отказаться.

Он вошел в лавку и попросил показать мужские костюмы. По совету штурмана он попросил показать еще несколько костюмов. Потом, опять по настоянию штурмана, он — спросил, все ли это, что у них имеется, и, получив утвердительный ответ, стал снова перебирать все костюмы. Очень трудно было выбрать костюм по мерке для отсутствующего, но шкипер и штурман честно перемерили все пиджаки, пока штурман не уронил горящую сигару в рукав одного из пиджаков и нашел ее гораздо медленнее, чем того требовал портной. Тот совершенно потерял терпение и потребовал, чтобы они взяли этот костюм.

— И отлично, — сказал штурман, когда они вышли с пакетом из лавки. — Ведь попорчена только подкладка. Я с самого начала остановился именно на этом костюме.

— Так отчего же вы сразу не сказали? — удивился шкипер.

— Вышло дешевле, — подмигнул штурман. — Держу пари, что если бы мы сразу остановились на этом, он бы заломил цену вдвое.

Уже совсем стемнело, и, купив фуражку и кое-какие мелочи, оба под управлением штурмана взяли курс на таверну.

— Спешить нам некуда, — проговорил штурман, с облегчением складывая покупки на стул. — Ну, капитан, вы каким ядом желаете отравляться на сей раз?

ГЛАВА XII

Если бы были другие времена, если бы телеграф не был изобретен, капитан Гиссинг спокойно сидел бы на "Чайке" и без дальнейших приключений был бы благополучно доставлен к своим родным. Но должно было случиться, что телеграмма капитана Вильсона попала в руки миссис Гиссинг как раз в тот момент, когда мистер Гловер, терпеливо выслушивавший весь вечер ее скучные разговоры, собирался уходить. На него эта телеграмма произвела не менее потрясающее впечатление, чем на жену отыскавшегося капитана, и он ушел на вокзал, терзаемый ревностью и досадой. Всю дорогу он измышлял, как бы вырвать у своего соперника награду, и когда поезд подошел к Фенчерч-Стрит, он составил небольшой, но весьма ядовитый план, чего нельзя было ожидать от человека, большая часть жизни которого протекала в безупречном обществе разнообразных образчиков дамских чулок. Полчаса спустя он уже сидел в грязной меблированной комнате своего друга на Вальворс-Роде.

— Вы должны сделать мне одолжение, Тиллотсон, — сказал он плохо вымытому, нечесаному обитателю комнаты.

— С наслаждением, — ответил мистер Тиллотсон, засовывая руки в карманы и грея спину у ниши в стенке, фальшиво прикидывавшейся камином и украшенной красными бумажными розами. — Конечно, если смогу, сами понимаете.